Собрание сочинений, том 2. Оцеола, вождь семинолов. Морской волчонок - Рид Томас Майн - Страница 44

• Предыдущая
• 44/136
• Следующая

Как утешительно было надеяться на это! Но, с другой стороны, сейчас же на смену этим успокоительным мыслям являлись другие, отгоняли их, затемняли, как облака затемняют солнце. Я вспоминал легкомысленные фразы, сказанные многозначительный тоном: «Он добился успеха!», «Она его возлюбленная!», «Несомненно!». Эти слова были для меня хуже смерти.

Я жаждал ясности, правды и ясности – ничто так не мучает, как неизвестность. Я стремился узнать правду с безрассудной прямолинейностью и опрометчивостью – только бы выяснить все, что случилось с Маюми, и убедиться, что прошлое ее было позором, а будущее – хаосом беспредельного отчаяния.

Я стремился узнать правду и с нетерпением ждал прихода Хадж-Евы. Я не знал, чего хотела от меня эта безумная женщина. Я полагал, что дело идет о пленнике. Начиная с полудня я совсем не думал о нем.

Сумасшедшая королева бывала везде, знала всех. Она должна знать и понимать все, что произошло. Она тоже когда-то испытала, что такое измена. Я направился к тому месту, где мы встретились с ней прошлой ночью. Между пальмами шла тропинка -это была кратчайшая дорога к тенистому берегу озера. Я спустился по откосу и вышел к развесистому дубу. Хадж-Ева уже была там. Яркие лучи луны, пробиваясь сквозь листву, освещали ее величественную фигуру. А змеи, обвившиеся вокруг ее шеи и пояса, сверкали своей металлической чешуей, как драгоценные каменья.

– А, маленький мико, ты пришел? Мой храбрый мико! Где же были твои глаза и твоя рука? Почему ты не убил этого негодяя?

– Ха-ха-ха! Разве это не так, мой храбрый мико?

– Нет, Ева, не страх помешал мне. А кроме того, ведь волку не удалось убежать невредимым.

– Ах, ты ранил его в лапу! Но он залижет свою рану и будет опять так же крепок, как и раньше. Нехорошо! Тебе нужно было убить его, иначе, мой милый мико, он натравит на тебя целую стаю волков!

– Ну что ж поделаешь! Значит, мне не везет!

– Нет, молодой мико, ты должен быть счастлив, ты будешь счастлив, друг семинолов! Подожди, и ты увидишь...

– Что я увижу?

– Терпение, дитя! Сегодня ночью под этим деревом ты увидишь красоту, ты оценишь прелесть, и, может быть, Хадж-Ева будет отомщена!

Последние слова она произнесла торжественно и гневно.

Я не мог понять, на кого она гневалась и кому хотела отомстить.

– Его сын... да... – продолжало безумная, говоря сама с собой. – Это, должно быть, его глаза, его волосы, его облик, его походка, его имя – его сын и ее. О, Хадж-Ева будет отомщена!

Не мне ли она угрожает? Я подошел к ней и спросил.

– Добрая Ева, о ком ты говоришь?

Услышав мой голос, она вздрогнула и взглянула на меня бессмысленным взглядом, а затем затянула свою обычную песню:

Внезапно оборвав песню, она, казалось, снова пришла в себя и попыталась дать разумный ответ на мой вопрос:

– О ком, молодой мико? О нем... о красавце... о злом! Это злой дух! Смотри, он идет... Видишь его отражение в воде? Скорей полезай наверх, спрячься в листве, так же как вчера, и жди, пока Ева вернется. Слушай так, чтобы все услышать, и смотри так, чтобы все увидеть. Но заклинаю тебя собственной жизнью: не шелохнись, пока я не дам тебе знака. Вверх, вверх, живо!

Подтолкнув меня к дубу, сумасшедшая, как и в прошлую ночь, скользнула в тень деревьев и исчезла. Не теряя времени, я взобрался на дуб и стал молча ждать.

Тень стала короче, но мне удалось рассмотреть, что это был мужчина. Затем тень исчезла. Еще секунда – и над водой показалась вторая тень. Она двигалась по холму, как бы следуя за первой, хотя, по-видимому, эти люди пришли не вместе. Я разглядел и вторую тень. Это была молодая стройная женщина с непринужденной походкой, со свободными движениями. Неужели это Хадж-Ела? Может быть, она прошла через заросли пальм и теперь возвращалась, следуя за мужчиной?

Так мне показалось сначала, но скоро я убедился в своей ошибке.

Мужчина подошел к дереву, и лунный свет озарил его черты. Я узнал адъютанта. Он остановился, вынул часы, поднял циферблат к свету и посмотрел, который час. Но я уже не обращал на него внимания – под серебряными лучами луны появилось другое лицо, обманчивое и ослепительное, как сама луна. Это было лицо, которое казалось мне самым красивым на свете, – лицо Маюми!

Так вот про какие тени говорила Хадж-Ева! Это были черные тени, лежавшие на моем сердце!

Безумная королева микосоков, чем я заслужил эту пытку? И ты тоже стала моим врагом! И вряд ли для самого смертельного врага ты могла изобрести более страшные муки!

Маюми стояла лицом к лицу со своим возлюбленным, обольщенная – со своим обольстителем. Я не сомневался в том, что это они. Лунный свет озарял обоих, но это был уже не мягкий серебристый свет, а пылающий, наглый и алый. Может быть, мне это только показалось? Может быть, это фантазия, порожденная моим воспаленным мозгом? Я был уверен, что это свидание заранее условлено. Да и как можно было думать иначе? Ни он, ни она не высказали ни малейшего изумления. Они встретились так, как будто сговорились об этом, как будто и прежде часто встречались.

Очевидно, они ожидали друг друга. В их встрече не было ничего необычного.

Я переживал ужасные минуты. Если собрать воедино все страдания, какие могут выпасть на долю человека за целую жизнь, и испытать их за одно мгновение – это было бы менее тяжко. Кровь как будто сжигала мое сердце. Я испытывал такую страшную боль, что едва удерживался, чтобы не застонать. Но, сделав усилие, непомерное усилие, я овладел собой и, ухватившись за ветви, застыл на своем месте, полный решимости узнать все до конца. Это была счастливая мысль: если бы я теперь дал волю своим нервам и безрассудно попытался мстить, то, вероятно, дело кончилось бы для меня очень печально.

Терпение оказалось моим ангелом-хранителем, и развязка получилась совершенно иная. Я замер на своей ветке и затаил дыхание. Что они скажут? Что сделают?

Я чувствовал себя так, как будто надо мной был занесен меч. Хотя если вдуматься, то это сравнение и верное и неверное – меч уже опустился, сильнее он не мог меня поразить. И душа моя и тело как-будто застыли, отныне я был нечувствителен к любой боли.

Итак, я сидел неподвижно, затаив дыхание. Что они скажут? Что сделают?

Свет луны падал на Маюми, озаряя ее с головы до ног. Как она выросла! Теперь это была уже вполне сложившаяся женщина, и ее красота не отставала от ее развития. Она была еще красивее, чем раньше. Демон ревности! Неужели ты недоволен тем, что уже натворил? Разве я мало страдал? Почему ты представил мне ее теперь в таком восхитительном обличии? О, если бы она была уродливой, страшной ведьмой, это доставило бы мне наслаждение, исцелило бы мою израненную душу!

Однако, как и прежде, выражение ее прекрасного лица было кротким и невинным. Ни одной черточки, изобличавшей вину, нельзя было заметить на этом спокойном лице, ни отблеска зла не мелькало в этих огромных глазах. Небесные ангелы прекрасны, но они добродетельны. Кто бы мог поверить, что под этой ангельской внешностью таилось зло? Я ожидал, что ее лицо отразит всю ее лживость, но мои ожидания не оправдались. И в этом, может быть, скрывался луч надежды.

• Предыдущая
• 44/136
• Следующая