Голубые молнии - Кулешов Александр Петрович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/66
- Следующая
Для того я учился десять лет в школе, для того говорю по-английски, как англичанин, для того готовил себя в дипломаты? Мне кажется, в нашем обществе каждого следует использовать там, где он наиболее полезен. Вот тот парень, что на мандатной к поросятам просился, он, наверное, и пол мыть спец, а я представления не имею, как это делается. Во-первых, у нас и пола-то в квартире не видно, всюду ковры, а во-вторых, есть же Дуся. Она, кстати, не претендует преподавать английский, а я не лезу мыть полы и борщ варить.
Недавно сказал об этом старшине. Выбрал момент, территорию убирали — перекур, старшина вроде в хорошем настроении, стоим шутим, я и спросил; нашел, конечно, подходящие слова, деликатные. А потом подумал — сейчас он меня шуганет. Нет, посмотрел на меня внимательно и говорит:
— Ты, Ручьев, об ополчении слышал? Знаешь, кто тогда на войну шел? Профессора, писатели, инженеры, архитекторы, режиссеры и, между прочим, дипломаты тоже (памятливый, черт!). Люди с положением, с заслугами и не дюже молодые, доложу тебе. А шли. Немец-то у ворот стоял. Вот так, Ручьев. А насчет полов да туалетов, кто же, по-твоему, этим должен заниматься? Или уборщиц нанимать? На войне солдаты все сами делают, так неплохо бы уже теперь научиться. Небось стоишь, думаешь: вы-то, старшина, полов не драите, а? Думаешь так? И зря. Учти, в армии через это все прошли. И я драил. И командир взвода. И роты. И генерал. В армии никого сразу генералом не делают. Ничего, Ручьев, слетит с тебя это. Еще спасибо скажешь. — Потом на часы посмотрел. — Кончай перекур! Хватит болтать, рядовой Ручьев, вынесите-ка лучше вон то ведро.
Убедил, называется! А может, в чем-то он и прав…
Зато уж строевая подготовка наверняка никому не нужна. Не пойдем же подрывать мост в тылу противника строевым шагом? Или снимать темной ночью часовых, построившись в колонну по четыре?
Так нет, каждый день на плацу: кругом, налево, направо, шагом марш!
Не жалеют нас, пожалели бы подметки сапог — все же государственное имущество, оно тоже денег стоит…
Говорят, строевая подготовка вырабатывает осанку, подтянутость и т. д. и т. п. Возможно. Но мне-то зачем? Я же спортсмен, у меня, слава богу, походочка ничего, небось по улице Горького ходил — все девчонки оборачивались. Да и другие ребята у нас в роте спортом занимались. А манекенщиком от мундира быть, кому это нужно? Вроде старшего лейтенанта Васнецова. Есть тут один, друг Копылова, тоже командир роты. Прямо с плаката. Талия уже, чем у моей Эл, наверное. Сапоги сверкают — больно смотреть. Удивительно неприятный субъект. Как-то дежурил он по полку. Выходит на план, подзывает меня (и надо же было рядом оказаться!), приказывает: «Товарищ гвардии рядовой, передайте гвардии старшему лейтенанту Копылову, что его срочно вызывают в штаб к телефону!» Повторил я приказание (научился уже), повернулся по всем правилам и иду. Не очень спешу. Он мне вдогонку: «Быстрей!» Я шаг ускорил. «Быстрей!» — орет. Я еще немного прибавил, но не бегу. Что я, собачонка? Передал приказание Копылову, занялся своими делами, смотрю — посыльный за мной: «Дежурный по полку вызывает». В чем дело, голову ломаю.
Прихожу, докладываю, а он мне говорит: «Гвардии рядовой, почему не выполняете Устав? Что сказано в статье 135 Устава внутренней службы? Приказание начальника выполняется беспрекословно, точно и быстро! И БЫСТРО! Идите и доложите командиру роты, что нарушили статью 135 Устава. Пусть он сам наложит на вас взыскание».
Ох и разозлился я на него! Ведь не поленился послать за мной человека, вызвать и прочесть целую нотацию, Меня что, за патронами посылали? Или за подкреплением в бою? Чего бежать? Неужели в мирное время, да еще в воскресный день три-четыре минуты играют роль? Обязательно надо гонять, строго власть показывать. Вот это самое ужасное здесь, в армии, — любые приказы обязательно надо выполнять. Я ж не говорю — в военной обстановке, даже в мирной — ну, штаб загорелся бы. Так нет, все равно давай бегай, скорей, скорей. А время, между прочим, можно было по-другому сэкономить — не заставлять повторять приказаний. Не склеротик, пять слов как-нибудь запомнил бы…
Словом, вечером подхожу к Копылову, докладываю, так и так, мол, велел дежурный по полку за нарушением статьи… и та-та-та и тру-ту-ту.
Копылов выслушал, посмотрел на меня и говорит:
— Да, Устав ты. Ручьев, нарушил, но взыскание накладывать не буду. Если б по службе меня вызывали — наказал, а так мне мать из Оренбурга звонила, три дня все звонка ждал. Да вот не удалось поговорить: пока ты за мной бегал, время у нее кончилось.
Повернулся и отошел…
А я потом всю неделю не знал, куда себя деть. Лучше б он мне десять суток гауптвахты вкатил или в трибунал.
Тогда только успокоился, когда окольным путем узнал, что дозвонилась все же мать до Копылова.
Ну, а насчет Устава, так я, по-моему, теперь только и делаю, что бегаю, забыл, как нормальным шагом ходить.
Ни на что времени не хватает. Письма-то я все же должен Владу и матери написать…
Дорогая ма!
Мне очень грустно. Хотя письма твои я получаю ежедневно, но радости мало. Ты права — люди не любят людей. Ну ладно, этот адъютант не поддался твоим шармам, он, наверное, билеты в театр и так может достать, но режиссер тот из ЦТСА ведь папкин коллега, хвалил его пьесу, и вдруг: «Ничем помочь не могу, в армии все должны отслужить». И это называется человек искусства. Кстати, почему отец не ставит в своем театре пьес на военную тему?
Ну. а я что? Я как обычно. Встаю ни, свет ни заря, завтракаю, обедаю и ужинаю за полминуты. Весь день на ногах.
Я не умираю, но… Ты правильно пишешь, что трудно с утра до вечера общаться с людьми другого круга. Стараюсь как могу.
Сблизился тут с Сосновским Игорем, парень серьезный, солидный, одна беда — он мой начальник, а в армии это усложняет отношения.
Похудел. Но не жалею. Легче стало бегать и ходить, а это ныне мое главное занятие. Кстати, как мой «Запорожец»? Мне сейчас кажется, что как вернусь, так даже в дом напротив буду ездить на машине.
Здесь все восхищаются моим водительским искусством. Я, разумеется, не могу рассказать тебе, какими машинами мне приходится управлять, но это нечто грандиозное. В моих же руках они легки, как велосипеды. Начальство просто потрясается. Вообще, если б я не стремился ради тебя быть в Москве, то мог бы иметь здесь исключительные перспективы для карьеры. В армии таких, как я, не могут не заметить.
Но я, конечно, готов всем этим жертвовать ради того, чтобы быть с тобой и учиться в институте.
Мама, у меня к тебе просьба, только очень между нами, хорошо? Позвони, пожалуйста, Эл, как будто интересуешься, что я ей пишу, и намекни, мол, беспокоишься, есть сведения, будто меня готовят к особому заданию, что я тут в начальниках, ну в таком роде…
Ты понимаешь, разумеется, что дело не в хвастовстве, просто хочу ее проверить, чисто психологический эксперимент. Заодно, как она там, звонит, не звонит? Вообще-то меня это не очень интересует. Так…
Здесь не до мыслей о девушках. Иные дела. Не хочу жаловаться. Могу лишь сказать, что живу одной мечтой: скорее к вам, к себе домой, пусть хоть на воскресные дни, но в Москву.
Целую тебя, ма, крепко-крепко и отца. Не скучай, не расстраивайся, но сделай, что можешь, чтобы вызволить своего сына.
Здорово, Влад, старик!
Давненько не писал, каюсь, да и ты не забрасывал меня посланиями. Что новенького, как живет престольная? Ты небось, лишившись своего верного извозчика Ручьева, ходишь пешком, а, потому строен, подтянут, худощав. В нашей компании этим немногие могли похвастаться. Тебя бы сюда. Тут, друг, из любого сделают спортсмена.
Что тебе сказать? Как должен ты себе представить очередным летним вечером жизнь своего далекого друга? Так и вижу тебя на нашем диванчике в «Метрополе», и мысли твои далеко-далеко, они с лучшим твоим и вечным другом — Ручьевым. Помнишь, я написал тебе как-то:
Помнишь? Ты еще расплакался, когда я прочел, тебя Эл все утешала. Правда, нализался ты здорово, еле домой дотащили. Но стихи проняли.
Вообще-то поэтом мне быть, а не дипломатом.
И уж во всяком случае не генералом.
Знаешь, Влад, вот уже прошел месяц, как мы расстались, а я живу какой-то двойной жизнью. Одна здесь — стрельбы, походы, учения, приказы, это вне меня; другая — внутри меня — ты, наши столичные будни…
Сейчас это кажется сном.
Я немного уже привык к здешней жизни. И все-таки она постоянно преподносит сюрпризы. Суди сам. Сижу я, читаю Джека Лондона по-английски — у нас много в библиотеке книг на иностранных языках — тоже, кстати, сюрприз. Подходит наш командир роты Копылов. Я, как положено, встаю.
«Ну что, Ручьев, — спрашивает, — Джека Лондона читаешь?»
«Так точно, товарищ, гвардии старший лейтенант!» (Представляешь, старик, как мы тут к начальству обращаемся? Раньше я б язык сломал.)
«А что именно?»
«Когда боги смеются», — отвечаю и повторяю название рассказа по-английски.
«Нравится?»
«Очень, — говорю. — Я вообще Джека Лондона люблю. Особенно северные рассказы — „Белое безмолвие“, „Мудрость снежной тропы“, „Тысяча дюжин“… — шпарю, заметь, по-английски, — „Вкус мяса“…
И вдруг (нет, ты только представь, старик!), вдруг гвардии старший лейтенант товарищ Копылов, который, как я считал, кроме уставов, ничего, разумеется, не читал, эдак невозмутименько, спокойненько, на отличном инглиш поправляет высокоинтеллектуального, суперэрудированного филолога и полиглота Ручьева.
„Вкус мяса“ — это из другой оперы, Ручьев. Из рассказов о Смоке Белью. Или ошибаюсь? Честно говоря, Джек Лондон мой любимый писатель. Ты читал его „Что значит для меня жизнь“? Интереснейшая статья. Прочти. Капиталистов под орех разделывает. Здорово».
(Я, кстати, об этой статье и слыхом не слыхал.)
И все по-английски! Представляешь? Я как рот открыл, так и закрыть забыл.
А потом говорит:
«Ты, Ручьев, в английском преуспел. Тут ребята сами учат, помоги в случае чего».
«Есть помочь», — только и нашелся сказать.
Вот такой сюрпризик, старик, а вечером еще один, поменьше. Заявляется некий Щукарь — такой огрызок черненький, быстренький, как жучок. Я тут его однажды обидел. Он хотел со мной в самбо померяться, у него второй разряд. Ну, ты меня знаешь — раз-два — и он у наших ног. Так представь, не обиделся, пришел, просит помочь в английском. Он, видишь ли, курсы не закончил, а прослышав, что я знаток в английском, помощи ждет, хочет за срок службы заочно курсы свои кончить. Ну ты видел?
Нет, старик, тут есть чудны?е ребята. Я тебе еще напишу о них. Вхожу в контакт.
Словом, пиши, что да как.
- Предыдущая
- 15/66
- Следующая
