Теория Нормы и теория Сверхнации - Лепехов Сергей Николаевич - Страница 14

Так проходят века, поколения поколениями сменяются, и не замечают людишки – высокопоставленные и не очень – как тихо, постепенно, исподволь, исполняется суровый приговор Природы, не избегнуть которого никому из них. Как мало-помалу, незаметно уходит жизнь из городов их. Уходит творчество и создание, серости и однообразию место уступая. Уходят художники и предприниматели – зачем им города, где не ценят их? И утекают капиталы, и женщины не ищут себе больше женихов здесь, и прерывается один род за другим. На задворки истинной, полноценной жизни становятся выкинуты поселения людишек – резервациипостепенно всё больше начинают напоминать они. И превращаются в отстойники города, толпу своей иконой избравшие, и спиваются жители их, и постепенно и незримо затухает жизнь в них, и пустеют кварталы их, и в руины превращаются проспекты их – неумолимы палачи Природы, Норму её хранящие, и неизбежно исчезнут с лица Земли города, лишними ставшие…

И вновь борются в душе человека Добро и Зло, и каждое свою достойность оправдывает. «Приспособься к толпе!» – шепчет Зло. «Беги от толпы!» – шепчет Добро. И я на его стороне.

ЗАКОНЫ

Государства породили их. Возжелал правитель закрепить власть свою, и все без исключения подданные должны подчиниться воле его – наказание ждёт несогласных. Так появились законы, волю властителя призванные выразить. Ту волю, с которой однажды занявший трон сделает всё, чтобы не лишиться его, ведь сильный мира сего хочет быть единственно сильным – конкурентов не потерпит он. Не преступников – соперниковистинно призваны изничтожить законы его.

«Убийство – преступно! – заявляют они. – Но не смей карать за него – лишь мы имеем на это право, волей государя закреплённое! Правосудие – единственный арбитр во всём, безраздельно решающий, кто виновен, а кто нет – не противоречь воле его, иначе сам попадёшь под его каток! И если кого-то оправдываем мы, кто злодеем кажется тебе, не перечь нам – иначе завтра и тебя можем объявить мы преступником». Но правосудие – не Бог и не высшая сила: такие же люди отправляют его. Что, если злодеяние совершил тот, кто сам не из простых смертных – как много знает история способов избежать тогда заслуженного наказания! Разве мало судей, коим звон монет нравится гораздо больше, чем доводы справедливости и буква закона? Разве мало адвокатов, готовых за деньги оправдать кого угодно? Те деньги, которыми обычно не балует жизнь тех самых простых смертных. Нет, не справедливость защищают законы – клан власть имущихи к ним приближённых на самом деле оберегают они. И, почувствовав безнаказанность свою, распоясываются все эти имущие и приближённые подчас всё больше и больше. И уже не остановить их никому, кроме того, кто осмелится бросить вызов власти их и не побоится самому на конфликт с законом пойти, не боясь навлечь на себя гнев – нет, не власти, а ничтожеств, ею обладающих. Ведь если закон уже не защищает его – что толку с такого закона?Не колеблясь, в свои руки правосудие возьмёт он, и будет имя ему – Справедливость. И, глянув в глаза его, грозным огнём горящие, впервые испытает наделённый властью червяк, самоуверенности которого ещё вчера не было предела, до сих пор незнакомое ему чувство – страх.

«Воровство – преступно! – вновь возвещают законы. И тут же уточняют: – Не пойман – не вор». Как опять же много знает история способов воровать, не будучи ни разу пойманным! Более того – воровать в рамках закона! «Закон несовершенен…», – оправдывают парадокс сей законодатели. Но в чём главная задача любого из них, если не в постоянном совершенствованиитого, что зовётся законом? И если закон не совершенен – может быть, творец его и не стремитсяк совершенству его? И зачем тогда нужен закон, сравнимый с ковшом, дырявым ситом на поверку оказывающимся?

«Вы защищены законом, – не устают заявлять служители Фемиды, – и если вы правы – любой суд примет вашу сторону, если представите доказательства, – и тут же уточняют, – законныедоказательства.» А что есть законные доказательства? Кучей чиновников одобренные? А если доказательства нужны против одного из таких – даст он согласие на то, что отправит за решётку его? Или против того, с кем ведёт тёмные дела он – позволит он отлучить от общего деласообщника своего, того, кто так помогает ему в корыстном промысле его? Доказательство – оно и есть доказательство, независимо от того, каким путём получено было оно. И сколько ни объявляй его незаконным – ой, и затрясутся поджилки у того, против кого свидетельствовать будет оно! «Сбор незаконных доказательств противоправен! – вновь кричат поборники Закона. – Вторгнется собирающий в частную жизнь других – а они имеют право на неприкосновенность её, в коммерческую тайну частной фирмы – а она не заинтересована разглашать её! Таким образом вред нанесут такие доказательства – суд не примет их.» Но если кто-то чист перед Законом – разве стоит бояться ему сбора доказательств против того, кто повинен в злодействе?

Законы издают правители, и не в интересах народа – в своихинтересах издают они их. Но нечего бояться тому, кто в Норме существует – даже в самом деспотичном государстве он нуженмонарху своему, и никогда острый меч Фемиды не опустится на голову его, потому что как правитель ценит его, так и ему незачем на конфликт с волей его идти. Пристроен и востребован он, и жизнью спокойной своей вполне доволен, а потому не видит в преступлении никакого смысла. Лишь тот, кто вышел из Нормы, на злодеяние готов – он лишний, и нечего терять ему. «Пан или пропал!» – вот девиз его, и с ним идёт по жизни он, надеясь чего-то добиться, но… сказочно повезёт ему, как везёт единицам, если станет он когда-нибудь этим самым пресловутым «паном».

ЦЕПНЫЕ ПСЫ

«Мы защитим вас! – пафосно заявляют они. – Правопорядок– цель наша! Закон – инструкция наша, с духом и буквой его засыпаем мы и просыпаемся! Ваше спокойствие и безопасность – вот что призваны мы охранять! Отступит беда там, где мы!» И только смех вызывают в народе, и раздаётся этот смех ещё до того, как успевает затихнуть эхо голосов их.

Давно забыли они о тех, кого охранять обязаны. Стяжательство стало Богом их, и – странное дело! – даже находят оправдания они этой бесстыдной «практичности» своей. «Могу поймать я вора, могу отправить за решётку его, – рассуждает такой, – но что даст мне это? Простой смертный сумеет по царски отблагодарить меня за то, что покарал я злодея, вред ему причинившего? Совсем не похожи его жалкие гроши на то, что достойным вознаграждением привык считать я! Я восстановлю справедливость – но что получу я за это, кроме нищенского жалования своего? А вот вора не назовёшь бедным – иные из них немало украсть успевают. Не буду я его карать сурово – глядишь, и со мной поделится. А потом снова украдёт – и снова заставлю поделиться я его. А придётся-таки упечь его – так другие найдутся, свято место пусто не бывает. Так зачем буду я во имя какой-то там справедливости убивать курицу, золотые яйца мне приносящую?»

И в самых радужных снах своих видят они миг прекрасный, как получат то, чем «поделятся» с ними. И грызутся друг с другом за перепавшее, звериным оскалом своим в грязных склоках пугая друг друга, и топят и душат вчерашних соратников своих, с коими награбленное не поделили, и, каждый день в зеркало глядя, не замечают, что всё менее на псов похожи они – уже по-волчьисмотрят глаза их, глаза опричников. И, видя всё это, готов бы был простой люд сам себя защитить, без липовой опеки их обойдясь – но разве допустят они такое? Если всех злодеев со света сжить – кто же с ними делиться-то будет?.. «Забудьте об оружии – преступно иметь его! – кричат они. – Зачем оно вам, когда есть мы? Самосуд преступен – лишь по решению суда может быть злодеем признан кто бы то ни было!» И, сдувая пылинки с мундиров своих днём, вечером звенят бокалами дорогого вина в тёплых компаниях воров и убийц, стоя на страже безнаказанности их. Но даже с ними дружбы не способна вести волчья натура их: всегда готовы цепные псы по заказу одних из них других уничтожить…