Зов западных рек - Ламур Луис - Страница 22
- Предыдущая
- 22/33
- Следующая
Не пренебрегая никакими предосторожностями, мы двинулись верхом по темным улицам.
В одном переулке обнаружили человека, заводящего в сарай пару лошадей. Над дверью висел фонарь, другой светился внутри.
— Это платная конюшня? — спросил я.
Лет, может быть, пятидесяти, он выделялся хорошим сложением.
— Нет, — глянул на нас, затем на наших лошадей. — Однако у меня стоят пустыми несколько денников и загон. В городе вам каждый день в четверть доллара обойдется. Я прокормлю ваш табун за доллар в неделю.
— Идет.
Мы спешились, освободили лошадей от седел и занесли их в помещение. Я вручил хозяину доллар.
— Нам нужен тихий уголок, где остановиться, — сказал я. — Не знаете хорошего места?
— А как же. У Мэри О'Брайен. Ма, мы ее зовем. Прямо по улице, четвертый дом отсюда. Муж у нее пропал на реке, парни уплыли вниз, в Новый Орлеан. Хорошая женщина, и деньги ей не лишние.
Мебели в доме было немного, вся самодельная, кроме огромного старинного комода. Прибрано, чисто — ни пятнышка.
Когда я отметил это, ее голубые глаза блеснули.
— Мистер, мне же делать больше нечего, только наводить порядок. Шью по малости, но такой работы негусто, да и нехитрое оно, мое шитье. Столоваться и комната — по два доллара в неделю за каждого. Понимаю, дороговато выглядит, но в Сент-Луис сейчас народу битком набилось, и цены на продукты подскочили. Представьте себе, сахар до тридцати пяти центов фунт взлетел, а кофе — до пятидесяти!
— Страшная дороговизна, мэм, — согласился я.
Передал ей четыре доллара.
— За первую неделю, — сказал я, — а едоки из нас не ленивые.
— Люблю смотреть, как мужчина уплетает за обе щеки. Душа в теле радуется.
— Теперь скажите мне, миссис О'Брайен, если мне захочется пойти куда-нибудь послушать новости, как такое место найти?
— У Шото. — Она остановилась, переводя взгляд с Жоба на меня. — Ну а если вам такие разговоры интересны, что к нехорошим делам клонятся, то у Пьера, я бы сказала. За углом тут всего несколько шагов, и человек он порядочный.
— Пойдем тогда. Принести вам чего-нибудь, миссис О'Брайен?
— Идите уж. Я тут посижу за чашечкой кофе.
Заведение Пьера переполняли деревянные голые столы и скамейки; у самого же приземистого Пьера доброе брюшко переполняло обрезанные ниже колен штаны, вываливаясь наружу вопреки потугам широкого ремня его укротить.
Кроме означенного Пьера, в заведений было пусто. Пару минут мы болтали по-французски, потом Пьер перешел на английский.
— Скоро единственный язык тут будет. Американской земля наша стала. Когда-то, куда ни глянь, везде французы, хоть вниз по реке, хоть вверх. Теперь нас мало осталось: так, несколько торговцев до охотники.
Сверкнул глазами на Жоба, на меня.
— Жан Даниэль Талон. Хорошее имя. По-моему, был в свое время один Талон, пиратом плавал.
— Был, — холодно подтвердил я, — первый из нашего рода. Пожалуй, лучше нас сумел бы справиться с нашими задачами. Сверху подходит пароход. Раньше «Западный механик» назывался.
— Морской-то змей? — Пьер усмехнулся. — Вот уж он мне нравился! Мне бы такой. Теперь его как прозвали?
Я пожал плечами.
— Мы ехали напрямик, чтобы добраться сюда до него.
Следом обрисовал ему положение, и, когда кончил, он настороженно осмотрелся.
— Я человек честный, так что мне никто ничего не говорит. Но слышу я хорошо, и много чего слышу. Тянется народ в Сент-Луис, уходят в глубь страны и нет их… по нескольку человек зараз, полсотня, может, сотня всего. По слухам, что-то такое затевается, но ведь слухи постоянно ходят. Я ничему этому не верю.
— Что-то мало сегодня у вас посетителей.
Он нахмурился.
— Да, не понимаю почему. Обычно тут по двадцать пять — тридцать человек сразу бывает. Поздний час, конечно.
Я поднялся.
— Пьер, мы устали и собираемся лечь. Если появятся новости, мы у Мэри О'Брайен, но никому этого не говорите.
Мы ушли. Чуть задержались, стоя на углу. Веяло прохладой. Слабый ветерок нес сверху реки еле уловимый намек на дым костра.
Жоб нервно оглядывался.
— Дрянное место. Давай-ка лучше поскорей отсюда.
Однако я не торопился. Не тень ли человека мелькнула в дверном проходе? Я сунул руку под одежду, нащупал пистолет, тогда только медленно повернулся — идти за Жобдобва.
Они ринулись на нас из темноты всей гурьбой. Только мокасины по деревянному настилу зашебуршали. Прятались по темным углам, поджидая нас, и сомкнулись вокруг — охнуть не успеешь.
Пистолет вылетел наружу, и я выстрелил. Не мог бы промахнуться даже при желании, цель находилась на расстоянии вытянутой руки. Он запнулся на полушаге, затем свалился. С размаху врезав другому стволом пистолета, я уложил и его, третьему вбил дуло прямо в горло.
Жобдобва обернулся, точно молния. Никогда не думал, что он способен на такую скорость. Уже размахивал вокруг себя ножом. Рядом была штакетная изгородь, и около нее мы повернулись лицом к врагам.
Из руки Жоба выбили нож, и он отлетел в сторону. Потеряв пистолет, сквозь надвинувшихся противников я увидел, что его приперли к доскам. Он выбросил вперед кулак, быстро нагнулся, и, когда я отбил ближайших, Жоб раздавал затрещины своей деревянной ногой!
Поймав одного левой рукой за глотку, я поднял его, оторвал от земли и двинул им в лицо другому. Рванувшись вперед, сбил обоих с ног, заработав при этом свирепый удар по почке. В повороте угодил еще одному рукой по виску. Поднял колено, встречая низкую атаку, и одновременно обрушил сверху удар по затылку. Нападавший хрюкнул и упал. Я пропустил чудовищный удар в лицо — казалось, дюжина людей направляла этот кулак, — но тут уже разразился градом ударов сам, нажимая на них, въезжая низко и с силой. Долбанул одного головой в лицо, приложил другому в пах коленом, и вдруг по сторонам у нас оказалось свободное пространство, и мы стояли вдвоем лишь, с хрипом втягивая драгоценный воздух.
Впрочем, нет не совсем вдвоем. Трое по крайней мере валялись вокруг на земле, один — тот, кого я застрелил.
Жобдобва одной рукой держался за штакетину, в другой все еще оставалась его деревянная подставка.
— Человек двенадцать было, наверно, — проговорил я.
— Похоже казалось, хотя я девять насчитал, — ублаготворение отозвался Жоб, — и не очень, чтоб очень. На море в старые деньки их бы хватило до первого чиха.
На лишенную освещения улицу так никто и не высунулся. Пистолетные выстрелы по ночам в Сент-Луисе никого не удивляли. Пьяные звероловы по дороге домой часто спускали курки из чистого воодушевления.
Носком ноги я перевернул застреленного. Мертвый, как полагается, и один из тех, кого я видел в погоне за нами на Запад. Рядом с ним лежал мой пистолет. Я подобрал его и сунул за пояс.
Один из уложенных нами, тяжело раненный, начал подниматься. Жобдобва подкинул в руке свою деревянную дубинку.
— Лежи смирно, черт тебя не видал, — тоном светской беседы предложил он, — а то раскрою черепушку.
Человек затих. Жобдобва перекатил его на спину.
— Выживешь, чтобы я тебя больше не видел, — покойно информировал, — или лопнешь у меня, как переспелый арбуз.
Пристегнул ногу. Я смотрел, как он это делает, раздумывая, сколько раз эта нога меняла амплуа при потасовках. Оружие из нее получалось страшное, и что-что, а воином Жобдобва являлся отличным. Обок с ним — на своей стороне — можно не опасаться за свою спину.
Мы похромали домой. Кто-то лягнул меня по ноге, я не помнил, как и когда, и, посмотревшись в зеркало, висящее в моей комнате, я обнаружил, что на скуле у меня вспух рубец, а над глазом красуется шишка.
Жоб плюхнулся на свою кровать и тоже разглядывал меня.
— Видик у тебя — можно подумать, в драке побывал, — известил он меня и хихикнул. — Хороша заваруха, лучше целый год не пробовал! Но ты нас выручил, обоих, капитально выручил, пристрелив того, первого.
— Думаешь?
— Да. Я кумекаю, что он и за вожака у них ходил, и за казначея в то же время. Как ты его кокнул, у них кой у кого и энтузиазм прошел сразу, ведь, как знать, когда теперь заплатят… если заплатят вообще.
- Предыдущая
- 22/33
- Следующая
