Конь бледный - Леженда Валентин - Страница 45

• Предыдущая
• 45/79
• Следующая

Бандиты с дружным гоготом бросились рыскать в окрестностях, уповая на удачу. Она и впрямь улыбнулась счастливым охотникам, послав им несколько артефактов, образовавшихся из прошедшей через аномалию плоти мутантов.

Улыбающийся Ряха подошёл к Степану и протянул ему сверкающий металлический предмет, очертаниями и впрямь походивший на рыбку.

— Твоя доля, Плясун. От твоего урода осталось.

Чадов, закусив губу, отрицательно покачал головой.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами бандит. — Нашим больше достанется. В походе пригодится…

Отошёл.

— Примите, едите, сие есть тело моё, пейте, ибо сие есть кровь моя, — процитировал вслух журналист евангельские слова.

— Не богохульствуй! — сурово одёрнул его объявившийся рядом отец Иоанн.

Покинув негостеприимный двор, отряд оказался у небольшого соснового леска. Да какой там лесок, одно название. Буквально три сосны, в которых даже при самом большом желании не заблудишься.

Откуда он здесь, на территории научно-исследовательского института, взялся? Кто знает. Была в прежние, советские времена мода строить вот такие, как «Агропром», средоточия науки посреди дикой природы. Часть деревьев уничтожалась, территория застраивалась, а в центре её оставалась рекреационная зона, предназначенная специально для того, чтобы товарищи учёные, доценты с кандидатами, могли во время перерыва пройтись, вдохнув полной грудью животворящего лесного воздуха. А то, устав от ломания мозгов над очередной задачей партии и правительства, вышли бы сюда на шашлычок под рюмочку «Столичной» или стакан легендарного портвейна «777».

Эти сосны мало походили на привычные, растущие вне Зоны. У последних обычно гладкий высокий ствол, напоминающий пальму, с редкими голыми ветвями, направленными в одну сторону. Вся сила и краса сосредоточены в подпирающей небо пушистой вечнозелёной кроне. Здесь же наблюдалась совершенно иная картина. Стволы отнюдь не были гладкими. То здесь, то там на них виднелись уродливые наросты, напоминающие глаза. Причём эти очи сочились гниловатым соком ядовито-жёлтого цвета, будто страдали конъюнктивитом. Покорёженные и перекрученные в разные стороны ветви-лапы торчали по всему стволу, от чего сосны походили на свою родственницу ель.

Перед самым леском «крестоносцы» заметили нечто несуразное, никак не вяжущееся с остальным пейзажем, и, не поверив своим глазам, справились у Ряхи, что это за «оазис» посреди радиоактивной пустыни. Уж не мираж ли? Или какая-нибудь новая, ещё не известная за Периметром аномалия?

Не мираж и не аномалия, охотно пояснил бандит под ехидные смешки остальных «затоновцев». Это, вишь, Султан чудит. Скучает их предводитель по прежним беззаботным временам, когда он на Благовещенском рынке в Харькове торговал бахчевыми культурами. Да и по родному Узбекистану с его обилием фруктов-ягод-овощей тоскует. Вот и придумал устроить здесь «бахчу». Благо, почва позволяет. Песок — как раз то, что нужно для арбузов и дынь. Разбил грядки, высадил семена. Парни вообще-то сомневались, что из этой затеи выйдет какой-то толк. Уж больно климат не подходящий для бахчевых. Влажно, солнца мало, радиация аж свистит. Однако ж семена проросли, закрутились побеги, а потом завязались и плоды. В общем, гости сами могут видеть, что получилось в результате мичуринских экспериментов Султана. Есть всё это, разумеется, людям нельзя, а вот лесные обитатели с удовольствием снимают уже второй урожай. Судя по всему, им нравится.

— А что, — встрепенулся от мрачных дум Степан, — здесь что-то водится?

— Как же, — подмигнул один из «затоновцев», молодой круглолицый парень по кличке Суслик, — и белки, и ежи, и лисы. Псевдо, разумеется. Но главное — Васька!

— Васька? — заинтересовался отец Иоанн. — Это ещё кто?

— Наш любимец, — засиял юноша. — Припять-кабан!

Священник присвистнул. Ничего себе любимец. Один из самых свирепых и опасных зверей-мутантов Зоны.

«Коммандос» стали осторожно пробираться через бахчу, стараясь не наступить на толстые, похожие на раскормленных змей побеги. Они и вели себя, будто пресмыкающиеся. Учуяв рядом с собой человека, дёргались к нему, норовя схватить за ногу. Только что не шипели. Да и сами «фрукты» вызывали лёгкую оторопь, смешанную со священным ужасом. Гигантские, в половину роста взрослого мужчины арбузы, раздувшие щёки от самодовольства. Причём, не привычной зелёной в чёрную полоску расцветки, а какой-то синеватой, от чего ягоды смахивали скорее на баклажаны. Дыни, напоминавшие размерами упитанных кабанчиков, тоже не были жёлтыми. Их окрас приближался к алому в зелёную крапинку. Ну, вылитое манго.

Степан не удержался и даже щёлкнул этот паноптикум на камеру, с которой по старой журналистской привычке не расставался, но почти не пользовался. Не время и не место.

Тяжело вздохнул, вспомнив кровавую бойню.

— Что, чадо, тягостно? — легла на плечо пастырская рука.

Журналист кивнул.

— В брани всегда нелегко, — наставил Опрокидин.

— Так то ж в брани, — парировал молодой человек. — А здесь… Тоже мне поединок.

— И такое полезно.

— Чем? Приобретением жизненного опыта? Клал я на такой опыт!…

— Очищением, — пояснил отец Иоанн. — В момент поединка, когда ты выдыхаешься и твой соперник также выдыхается, в глубине его глаз ты видишь дух. Когда у тебя уже не осталось сил, а ты всё продолжаешь держаться, то тебя держит только дух. В этом состоянии ничего нет — ни страха, ни жизни, ни смерти. В этом состоянии — вечность…

— «И вечный бой, покой нам только снится», — процитировал Блока Степан. — А смысл?

— Да чтоб выжить, в конце концов! — воскликнул священник с укоризной. — Вообще мы, русские, другие люди. Форс-мажор для нас — это норма. А нормальное состояние дел, как это есть в понятии у других, — это для нас форс-мажор. В этом состоянии мы или спиваемся, или сходим с ума, или просто опускаемся «ниже плинтуса». И это происходит до тех пор, пока снова не наступает форс-мажор. Тогда нам снова становится хорошо и уютно. Я бы назвал нас прослойкой между миром добра и миром хаоса. И мы этот хаос постоянно сдерживаем. Русский человек сам по себе — это человек, стоящий на границе хаоса и отодвигающий этот хаос. Но пока русский человек лицом к врагу, он разрушает врага. А когда врага нет — русский человек разрушает себя.

— Мудрено, — насупился Чадов.

— Не мудрено, а мудро! — потряс в воздухе указательным пальцем батюшка. — Эх, сейчас бы принять по единой…

— О! — раздался восторженный вопль Суслика. — Васька! Лёгок на помине.

Юноша первым из отряда перебрался через бахчу и оказался под сенью «агропромовских» сосен. И тотчас же послышался грозный рёв, отдалённо напоминающий свиное хрюканье. Некто с шумом пробирался сквозь густые кусты.

— Осторожнее! — крикнул отец Иоанн, беря наизготовку свой автомат.

— Да это ж наш Васька, — беззаботно махнул рукой юный «затоновец». — Он вырос, можно сказать, у меня на руках…

Огромная серо-коричневая туша выскочила из-за ближайшей сосны и, наклонив голову, бросилась вперёд, к людям.

— Видите, — повернулся лицом к «крестоносцам» Суслик. — Узнал.

И тут же на глуповатом лице парня появилось выражение глубокого удивления, сменившееся гримасой невыносимой боли. Из уголка рта потекла струйка тёмной крови. Медленно, как при рапидной съёмке в кино, юноша повернулся на месте и плавно осел на землю.

И сразу над беззащитным телом нависла тяжёлая плешивая и морщинистая голова с массивным лбом, покрытым неким подобием брони, из-под которой сверкали дикой ненавистью белёсые глаза с бесцветными зрачками. Поросшее шерстью острое копыто, формой больше напоминавшее коготь, опустилось на грудь Суслика, придавив несчастного парня тяжёлым грузом. Изогнутые мощные клыки стали рвать защитный комбинезон, пытаясь добраться до плоти.

— Господи Иисусе! — в ужасе воскликнул отец Иоанн.

И первым открыл огонь по исчадию Зоны. К нему тут же присоединились и остальные бойцы.

• Предыдущая
• 45/79
• Следующая