Тропой испытаний - Ламур Луис - Страница 3

• Предыдущая
• 3/49
• Следующая

Забрав все, что мне принадлежало, я попятился к двери, плотно закрыв ее за собой, вышел на улицу, дернул за привязь и вскочил в седло. Мой серый конь жутко устал, но, видимо почувствовав, что у меня могут быть большие проблемы, помчался, словно торопился на водопой.

В город и из города вели две дороги, и, следуя логике, мне предстояло выбрать одну из них, а значит, ни ту, ни другую. Я поскакал к своему бывшему коровьему пастбищу, где, как мне думалось — сам не знаю почему, — меня будут искать в самую последнюю очередь.

Ну, во-первых, никто кроме меня точно не знал, где оно находится, и к тому же я обойду стороной ранчо этого предателя старого Динглберри, который тут же настучит судье про мой маршрут, если меня увидит. К тому же оно что родной дом для моего жеребца, вот почему он туда так припустился. Я пару раз оглянулся. Никого.

Они, конечно, все обмозгуют, и Блейзер рано или поздно вычислит меня, но сначала им все равно придется потратить время на другие варианты, а к тому моменту, надеюсь, будет вроде как уже поздновато.

Только мне тоже стоит поторопиться. Ведь пойди снег до того, как я слезу с гор, — а снегопады в это время года совсем не редкость, — быть беде, можно вообще не выбраться оттуда. А что, запросто! Снежные обвалы навсегда похоронят все следы.

Нынешняя зима выдалась вполне сносной, малоснежной. Холодная, конечно, но с травой — все в порядке, и коровы не голодали. Я держал ухо востро, в любой момент готовый в случае нужды перегнать их в другое место; к тому же совсем рядом есть долины, там нашлось бы где укрыться и переждать ненастье. Закон гор прост: либо быстро отваливай, либо застревай на всю жизнь. Если ее хватит. Мне-то что, обычно у меня тут навалом запасов и дров. Правда, проблема в том, что за зиму я съел и сжег почти все, что имел…

С гор задул ледяной ветер, растаявшие было ручейки снова прихватило, значит, там, наверху, здорово подморозило. Серый, наверное почуяв дом, припустил еще быстрее. Там, где след кончался, миль за пять до травы, я снова обернулся, чтобы проверить. На всякий случай.

Никого и ничего. Ни души. Но меня не так легко обмануть: где-то они там, где-то уже идут по следу…

Сколько я получил денег, пока не знал, но уж точно немало, и Блейзер ни за что от них просто так не откажется. Это тоже точно. Он придет не один. Придумает что-нибудь, соберет людей и явится сюда, как пить дать. Он ведь судья. Наверное, не больше, чем заурядный мировой судья окружного масштаба, но уж в законах разбирается в любом случае лучше меня и без особых проблем назначит себя моим опекуном. Запросто! Сочинит красивую байку, какой я дикий, необузданный мальчишка, дурошлеп, за которым нужен глаз да глаз, и назначит. А тем временем, пока я, значит, расту и набираюсь ума, преспокойно прикарманит все мои денежки.

Когда вдали наконец показались темные очертания моей хижины, снежные тучи уже нависали почти над самой землей. Я остановился, хотя мой конь начал тут же фыркать и прясть ушами, выражая явное неудовольствие неожиданной, по его мнению, задержкой. Что меня там ждет?

С чего это мне пришло в голову, что никто не знает об этом местечке? Не слишком ли я самоуверен? Деньги нахально оттопыривались в седельных сумках. Закладные там же. С такой тяжестью будет нелегко пробираться через снежные завалы. Ох как нелегко! Кроме того, мне совсем не хотелось отдавать им мое, то есть папино богатство. Если, конечно, они меня поймают.

Тогда-то я и вспомнил про свой тайник!

Это была узкая трещина в скале — дюймов шесть в ширину и фута два в глубину, — спрятанная в стене ниши на высоте приблизительно в девять футов от земли, очень удобная штука для хранения кое-каких припасов, патронов, кофе — на случай, если мое пристанище вдруг сгорит дотла, пока я пасу скот.

До хижины оставалось еще добрых две мили, хотя уже виднелось темное пятно там, где она стояла. Подъехав к нише, я встал на стременах, запихнул деньги как можно глубже и снова задвинул трещину здоровенным камнем.

Триста долларов я оставил себе на жизнь: пять двадцаток под лентой внутри шляпы, еще пять в широком поясе, а последние пять скатал в тугой комок и утрамбовал его на дне кобуры. Револьвер, конечно, чуть приподнялся, но ремешок застегивался нормально, будто так и положено. В любом случае я решил сначала пользоваться поясным револьвером, если, конечно, придется стрелять.

Так, дело сделано, теперь можно и домой, но только не прямо, а в объезд, сделав маленький крюк через осиновую рощицу. Там за пригорком с хвойными деревьями у меня стоял еще один домишко. Крепко сбитый из толстых бревен и более теплый, чем сарай возле хижины. Серого завел туда — пусть немного согреется — и заодно набрал из мешка кукурузы, которую хранил здесь на всякий случай.

А вот теперь можно и домой. Там должны быть бекон, бобы, мука, соль, сахар и кофе, а также немного сушеных яблок, ну и, наверное, кое-что еще. Боюсь, скоро все это мне очень и очень понадобится.

Наступила уже весна, и внизу набухли почки, но здесь в горах — жди сюрпризов. Мне случалось видеть, как приходит весна с цветами и теплом, а потом с ледяных вершин вдруг налетит снежная буря, и снова дней на десять, а то и на все пятьдесят ляжет самая что ни на есть настоящая зима.

Высокогорное пастбище, которое здесь называли плато, представляло собой несколько долин выше уровня леса или наравне с ним, где росла самая сочная трава. Большую часть зимы там не задерживался снег и было намного теплее, чем внизу. Многие считали это «местным погодным явлением». Наверное, имели в виду ветры, дующие из пустыни.

Когда папа прознал про эти места, то сразу же пришел к Динглберри с предложением организовать выпас его коров на высокогорных пастбищах. По два цента с головы, предупредив, что работать будет его сын, то бишь я,

Как он нашел те луга или услышал про них, мне неизвестно — очень уж разговорчивым папу не назовешь. Только сейчас до меня начало доходить, как мало он рассказал мне о своей прошлой жизни, семье… Меня это, в общем, не очень-то и трогало, к тому же он всегда был рядом, и при желании я мог бы его спросить, если вдруг что-то станет интересно. Но сейчас папы уже нет. Его смерть не только оставила меня одного, но и отрезала от всего прошлого, от семьи, которая, вполне возможно, где-то существовала…

Возле хижины все было тихо. Я вошел внутрь и первым делом разжег печку. Затем, когда дрова весело затрещали, начал засовывать припасы в джутовый мешок. Причем из головы никак не выходила предательская мысль — а не лучше ли переночевать здесь в тепле, чем тащиться через горы в холоде и темноте?

Приторачивая сумки с провизией к седлу, я все еще думал, не расседлать ли моего серого конька и не дать ли нам обоим отдохнуть. Жеребец здорово устал, да и мне бы это совсем не помешало, но я вспомнил злобный, полный ненависти взгляд Блейзера и ясно понял: он придет за мной, придет несмотря ни на что. Когда еще у него снова появится шанс поиметь столько денег!

Вдруг я вспомнил, что на полу хижины остался мешочек с патронами. Пожалуй, их надо забрать.

И я вернулся. А когда открыл дверь, передо мной вдруг выросло что-то невероятно огромное, прямо как медведь-гризли. Моя правая рука дернулась к револьверу, но — вот черт, я же повесил ремень с кобурой на луку седла, когда приторачивал сумки!

Меня ударили кулаком, но ощущение возникло такое, будто шарахнули обухом топора. Я согнулся пополам… Следующий удар послал меня на пол. Но разлеживаться мне не дали: здоровенная ручища схватила меня за шиворот и швырнула на стоявший рядом стул.

— Где они? Где деньги, парень?

Ошеломленный, но не потерявший сознания я поднял глаза на судью Блейзера. С ним оказались еще трое. Одного я узнал: Тобин Уэкер, перевозчик грузов, слыл самым что ни на есть подлым человеком во всей округе. На голову выше меня и гораздо тяжелее.

И рожа будто просит кирпича. Не знаю даже, зачем судье понадобились другие двое — ему вполне хватило бы одного Уэкера.

• Предыдущая
• 3/49
• Следующая