Пророчество Апокалипсиса 2012 - Дженнингс Гэри - Страница 8

• Предыдущая
• 8/65
• Следующая

— Как говорят, октли открывает наш разум богам, — хмыкнул Звездочет. — Так-то оно так, но говорят еще, что, если пить слишком много, октли вовсе отбирает разум, уподобляя нас несмышленым детям. Но тот сок, который, как ты сейчас видишь, получают из растений, это еще не нектар богов. Сок сольют в большие глиняные сосуды и будут выдерживать до тех пор, пока в него не войдет дух Майяуэль.

Майяуэль была богиней агавы. Наш народ представлял ее себе в виде женщины с множеством грудей, что позволяло одновременно кормить множество детей. Мы называли этих детей Четыреста Кроликов и верили, что именно они проникают в наши тела и лишают разума, когда мы выпиваем слишком много священного сока.

Когда мы поднялись на гребень холма, взору открылось безбрежное море маиса и прочих съедобных растений. Но не это невиданное богатство и даже не две протекавшие по широким полям реки привлекли мое внимание. Я впервые увидел великий город Толлан.

На расстоянии, вдалеке, он светился и переливался, словно отражение полуденного солнца в пруду с безупречно чистой водой. Над высокими белыми стенами возносились к небесам вершины огромных, величественных храмовых пирамид.

Меня пробрало дрожью возбуждения, волнующего предчувствия и внезапного страха. За мою недолгую жизнь мне еще не доводилось видеть столь устрашающего великолепия. Пирамиды казались непривычно огромными, будто горы с вершинами, пронизывающими облака, которые вздымались к звездам, искушая богов. Но Толлан представлял собой не беззащитное творение художников и ремесленников, а грозный, обнесенный могучими стенами город-крепость.

Да уж, рядом с такой цитаделью отряд ацтеков был все равно что облачко москитов. Мне трудно было представить, чтобы даже объединенное войско всех кланов ацтеков могло захватить этот город. Перед нами тянулась широкая дорога, по которой в город и из города тек людской поток. У строения без крыши, со стенами из кирпича-сырца Звездочет замедлил шаг.

— Если кому-то надо облегчиться, это надо сделать здесь, — сказал он.

— Как… справить телесную нужду — в доме? — в изумлении воззрился на него я.

— Это не жилой дом, а специальный дом удобств.

Мне это показалось полной бессмыслицей.

— Но зачем, — обведя широким жестом окрестности, спросил я, — строить для этого специальные дома, когда целый мир вокруг годится?..

— Это годится для животных, а ты к ним больше не относишься. С этого момента ты должен думать и действовать как тольтек. А мы не облегчаемся там, где едим, спим, работаем или гуляем.

— Понимаю, Благородный.

На самом деле я ничего не понимал, но и выставлять напоказ свое невежество мне не хотелось. А вот другой вопрос сорвался с моего языка сам собой.

— А что происходит, когда дом удобств, хм… переполнен?

Вздох Звездочета показал, что это не самый удачный вопрос, какой я мог задать.

— Мы облегчаемся в горшки. Содержимое горшков, как и отходы всего города, вывозят на окрестные поля.

Да уж, подумал я, земледельцам Толлана не позавидуешь.

— Но ведь если так, земледельцы должны ходить прямо по…

— Ничего подобного, — покачал головой он. — Отходы впитываются в землю. Ты, наверное, слышал рассказы о растениях, вымахивающих до огромных размеров. Ну вот, теперь тебе известна причина.

Ну и ну!

Мы продолжили путь к городу, и по дороге Звездочет рассказал мне о том, что туда, по глиняным трубам, подается вода.[7]

И подтвердил то, о чем я слышал, но считал небывальщиной, — тольтеки мылись каждый день.

Я онемел, а когда ко мне вернулся дар речи, выдохнул:

— Должно быть, боги воистину благословили Толлан.

Лицо Звездочета вдруг омрачилось, и я придержал язык. Мне вовсе не хотелось его огорчать.

Мы прошли в направлении города еще тысячу шагов, прежде чем Звездочет снова заговорил со мной.

— В твоих глазах это, наверное, так и выглядит, но на самом деле зеленые поля простираются сейчас на вдвое меньшее расстояние, чем раньше. Я уже говорил тебе, что теперь наших урожаев не хватает, чтобы прокормить город. — Он остановился и взглянул мне в глаза. — Койотль, прежде чем ты вступишь в город, тебе нужно кое-что усвоить. Это может спасти твою жизнь.

— Да, Благородный.

— Толлан вовсе не столь любим богами, как ты можешь вообразить, но говорить об этом нельзя, даже шепотом.

— Хорошо, Благородный. Хотя я ничего не понимаю.

— Наш великий правитель Се Акатль, Тростниковый Прут, принял имя бога Кецалькоатля, Пернатого Змея. Он говорит, что получил на то дозволение самого бога. И поначалу после этого его поступка все шло хорошо, но потом дожди пошли на убыль. Влаги не хватает, чтобы выращивать урожай. — Звездочет отвел глаза, и поджал губы. — То, что ты увидишь по вступлении в город, тебя удивит. Нет, тебя это… устрашит. Усвой, что все твои мысли и страхи ты должен держать при себе. Потому что, если проявишь их, это может стоить тебе жизни.

В сотне шагов от городских стен Толлана мы остановились. Выбеленные природным речным гипсом до светящейся белизны, эти внушительные, вчетверо выше человеческого роста заграждения казались непреодолимыми. Впечатление усиливалось игравшими на стенах кровавыми отблесками уже багровевшего вечернего солнца.

Оглянувшись, я увидел, что мы со Звездочетом и Цветком Пустыни остались в одиночестве — другие куда-то подевались. Потом, в отдалении, я увидел их — они вели Теноча в другую сторону.

— Куда они направляются? — спросил я Звездочета.

— К восточным воротам. Воины, возвращаясь из похода, всегда вступают в город через них. И выступают в поход тоже.

— А почему именно через них?

— Восточные ворота ближе всего к Дому Солнца, и благородные воители верят, что на них лежит особое благословение богов. Ну а эти ворота для простых людей.

Лично я решил, что Дымящийся Щит нас бросил.

Мы прошли мимо сотен караульных в плотно облегающих набедренных повязках, коротких туниках, стеганых доспехах из отбеленного хлопка и в высоких, со шнуровкой до колен, кожаных сандалиях. Стражники держали на плечах метательные копья и боевые топоры, а со сплетенных из волокон агавы, выкрашенных в угольно-черный цвет поясов свисали длинные, смертоносные ножи. Все их оружие было из острейшего, сверкающего черного обсидиана. На нас эти суровые, с ничего не выражавшими лицами стражи едва взглянули, словно старик, не говоря уж о неоперившемся юнце и девушке, не заслуживали внимания.

Пройдя сквозь ворота, я увидел, что казавшаяся монолитной, а на самом деле сложенная из массивных, обожженных на солнце и выбеленных кирпичей стена имеет толщину больше, чем в два копья. Проем ворот имел ширину в три копья и высоту в два человеческих роста, и сами они больше походили не на ворота, а на прямоугольный тоннель, не пробитый в стене, а прорытый под ней. Другим путем с этой стороны в город было не попасть.

Воин, стоявший на зубчатой стене, узнал Звездочета.

— Привет тебе, старец. Как прошел поход?

— Много сведений. Трое пленников. Обошлось без потерь.

— Слава Кецалькоатлю!

— Воистину слава!

— Проходите! — крикнул нам воин и, повернувшись, скомандовал часовому по ту сторону тоннеля: — Пропустить!

Мы нырнули в темный проход и выбрались на яркий солнечный свет уже по ту сторону. Рядом с проходом громоздились штабеля кирпича-сырца. Предполагалось, что в случае вражеской осады тоннель будет заложен изнутри.

Выйдя из тоннеля, мы оказались на краю огромной, в первый момент ошеломившей меня своими размерами площади. Не менее двухсот шагов в поперечнике, площадь была украшена множеством беседок, засажена разнообразными цветами и деревьями — больше всего было тополей и сосен. При этом утрамбованная земля под нашими ногами казалась чуть ли не такой же твердой, как кирпичные стены, а если учесть еще и долгую засуху, то оставалось непонятным, как здесь вообще могло что-то расти.

• Предыдущая
• 8/65
• Следующая