Пророчество Апокалипсиса 2012 - Дженнингс Гэри - Страница 4

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая

— Они витают в небесах, высоко, в одиночестве. У них нет врагов, и их жизнь протекает в мире и спокойствии.

— Почему ты решил, что у них нет врагов? — поинтересовалась Цветок Пустыни.

— А с чего бы кому-нибудь на них нападать? — отозвался я. — Они знай себе кружат в высоких сферах, вне пределов досягаемости, и питаются почти исключительно падалью. А с живыми существами сталкиваются редко, если вообще сталкиваются.

— В нашем мире миролюбие ни от чего тебя не ограждает, возразил Звездочет. — Взгляни на обитающих здесь тварей. Скорпионы вооружены жалами, змеи — ядовитыми зубами. А взгляни на растения, они покрыты колючками и шипами. Здесь ничто не в безопасности — пока оно живо.

— Стервятник в безопасности, — не согласился я. — Никто не захочет есть стервятника.

— Кроме других стервятников, — возразил Дымящийся Щит. — Стоит одному из них дать слабину, и на него нападут, заклюют и пожрут собственные сородичи. Видел ли ты когда-нибудь, как стая вроде той, что парит над нами, дерется из-за потрохов? Из-за вонючих кишок они готовы разорвать друг друга в клочья.

— А самцы грифов пожирают собственных птенцов, — добавил Звездочет, — если мать не может их защитить. И да, из-за вывалившихся потрохов они убьют и пожрут друг друга.

— Из всех тварей наиболее склонны к самоуничтожению мы, — произнес Дымящийся Щит. — Мы убиваем своих сородичей во множестве.

— Здесь ничто не в безопасности, — поддержал его Звездочет. — Ничто.

— Пока оно не мертво, — в который раз повторил Дымящийся Щит.

Позже в тот вечер Дымящийся Щит пригласил Цветок Пустыни и меня к большому костру. Его воины, сидя у огня, ели вяленое мясо и лепешки. Отблески пламени играли на окрестных скалах, отражаясь от песчаника и освещая ущелье. Людские тени, искривленные и перекрученные, плясали на стенах каньона, а тепло костра отгоняло кусачий холод ночи. В отдалении ухала сова, а где-то еще дальше рычал кугуар.

В остальном царила тишина.

— Юный Койотль, — начал Дымящийся Щит, заняв место у костра рядом со мной, — расскажи нам о своих рубцах, если можешь.

Слово «рубцах» он произнес на тольтекский лад, так что я поначалу не понял, о чем речь, и вопросительно посмотрел на него.

— Он имеет в виду твои татуировки, — пояснил Звездочет.

Я уставился в небо пустыни. Ночь стояла ясная, безоблачная, через весь небосвод тянулась плотная звездная полоса — Древо Мира, или, как иногда называл его Огненные Очи, старый шаман и мой духовный наставник, Крокодилово Древо, оно освещало расстилавшуюся внизу пустыню так же ярко, как полная луна. Из тысяч сиявших над головой звезд я сосредоточился на шести, обрамлявших центр Темного Разлома дороги преисподней. На эти шесть звезд я и указал Дымящемуся Щиту и Звездочету.

— Думаю, мои рубцы обозначают вот те шесть звезд. Темный Разлом — вход на путь преисподней.

Дымящийся Щит воззрился на меня не без удивления.

— Кто научил тебя разбираться в звездах? — спросил наконец старый шаман.

— Мой духовный наставник показал мне на небосводе и Путь, и Разлом.

— Это он вытатуировал звезды на твоем животе? — осведомился дымящийся Щит.

— Нет. Когда Огненные Очи нашел меня в плетеной корзине на берегу реки, эти узоры уже были.

— А эти шесть звезд указал тебе он? — спросил Звездочет.

— Тоже нет. Это я показал их ему, а он пояснил, что они стерегут вход в преисподнюю Миктлантекутли, мрачную и кровавую обитель, куда попадают злодеи.

— Любая дорога ведет в обе стороны, юный Койотль, — предостерег старик.

— Когда настанет конец нашего мира, — добавил Дымящийся Щит, — псы Миктлантекутли устремятся в него по этой дороге, штурмуя твои стерегущие звезды.

— Тескатлипока, мрачный бог смерти и вечной ночи, спустит псов с привязи и сокрушит ворота между мирами, — подхватил Звездочет. — Он и его адские псы промчатся по Черной дороге и опустошат землю — таков будет Последний день сего мира.

— А заодно и всех, населяющих сей мир, — дополнил Дымящийся Щит.

— И ты легко находишь эти звезды среди тысяч таких же, покрывающих небосвод?

— Мне кажется, их узор очевиден.

— Я тебе верю, — кивнул Дымящийся Щит.

— Койотль не только в звездах разбирается, он еще и толкует сны, — вставила Цветок Пустыни, впервые за все время осмелившись взглянуть Дымящемуся Щиту прямо в глаза. — Мне говорил это Огненные Очи, и так оно и есть. Койотль толковал мои сны.

— Может, он и еще чем-то славен? — поинтересовался Дымящийся Щит.

— Огненные Очи говорил, что Койотль прозревает не только звезды и сны, но и сердечные тайны, — ответила Цветок Пустыни.

— Ничуть не сомневаюсь: именно по этой причине тот злодей Теноч, которого благородный Щит предусмотрительно связал, так злобно ненавидит юношу, — усмехнулся Звездочет.

Дымящийся Щит отвел глаза и, помолчав, с отсутствующим видом проворчал:

— Жизнью клянусь, Звездочет, сам не знаю, почему я не прикончил мерзавца.

— Да потому, что ты передашь Теноча жрецам, а они отправят его на жертвенный камень.

— Итак, по словам Цветка Пустыни, ты прозреваешь тайны сердца и толкуешь сны, — пожав плечами, произнес Дымящийся Щит. — Раз так, истолкуй мой сон. Тот, например, в котором я без всяких усилий, раскинув неподвижные крылья, скольжу на воздушных потоках и, как подобает стервятнику, несу нескончаемую стражу, высматривая павшую добычу.

— Гриф имеет две природы, — глядя ему прямо в глаза, ответил я. — С одной стороны, он наслаждается божественным созерцанием, ибо с высоты видит и ведает все. Но он не удовлетворен своим положением, потому что вопреки собственной воле вынужден покидать заоблачную высь, чтобы насытить плоть. Кроме того, он знает, что рано или поздно, спустившись на землю, уже не сможет воспарить в небеса. А значит, он навеки раб земли.

— И как это относится ко мне?

— Твоя душа стремится ввысь, в небеса, но жизнь привязывает тебя к земной юдоли… вопреки желанию.

— Да, Рубец, вижу, что толковать сны ты умеешь. Нам будет о чем поговорить в путешествии.

— Ру-бец, — повторил я произнесенное со странным акцентом слово, будто привыкая к странному, новому имени.

— Нам предстоит провести в пути много дней, так что будет время и потолковать, и поразмыслить. Ну а сейчас надо сниматься с лагеря.

Я подался вперед и, не сводя глаз с Дымящегося Щита, спросил:

— А где закончится это путешествие?

— Я думал, ты уже догадался. В великом Толлане, великолепнейшем городе на земле.

Меня до мозга костей пробрал холод. Все, что было известно мне о «великолепнейшем городе на земле», наполняло сердце ужасом.

— А что будет с нами там?

— Кто может сказать? В Толлане господствуют важные особы. Жрецы и военачальники роятся вокруг правителя, соперничают за власть, пуская в ход самые нечестивые средства.

— Что это за средства? — спросил я.

— Верховный жрец хочет, чтобы как можно больше пленников были распластаны на его жертвенном камне. Военачальники должны добывать их или в настоящих войнах, или затеваемых специально для этого смертельных играх. Нужны пленники и начальнику каменоломен, чтобы работали в его карьерах, рубили скалы и добывали камень.

— Все может случиться, — сказал Звездочет. — Что говорят твои шесть звезд? — Он указал на шесть шрамов на моем животе, а потом на их сияющие копии на звездном ночном небе.

— Звезды вторят эхом твоим словам, — сказал я Дымящемуся Щиту. — Завтра будет новый день.

— Так-то оно так, — пробурчал Звездочет. — Но как ты сам говорил, Пернатый Змей не обещал, что наступит завтра.

В ту ночь я пробудился от сна и, поднявшись с земли, заковылял вниз по каньону, чтобы облегчиться. Я, конечно, мог развязать веревку, спутывавшую мне лодыжки, да только бежать мне, даже будь я быстр, как олень, все равно было некуда.

Уже на обратном пути в лагерь я увидел поджидавшую меня темную фигуру. Звездочет смотрел на небо. Некоторое время он молчал.

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая