Монах - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 39
- Предыдущая
- 39/75
- Следующая
— Эй, малый, прими лошадей! Да покорми их хорошенько овсом!
— Три медяка за четыре лепешки овса. Будете брать?
— Буду, давай быстрее! Мы хотим пообедать, а если провозимся тут еще полчаса, околеем с голоду! На вот тебе для ускорения! — Федор кинул конюху серебреник и добавил: — Пойди скажи, что нам нужно две комнаты, а еще вызови лекаря, надо моего товарища осмотреть — упал с лошади. Сдачу оставь себе. Алена, идите с Настеной в трактир, я скоро приду.
Пока конюх распрягал лошадей и отводил их в стойла, Федор размышлял, что делать. Как доставить Андрея в комнату так, чтобы не привлечь ненужного внимания? А может, не стоило лекаря вызывать?
Он залез в фургон и пощупал у товарища пульс — как ни странно, пульс был четким, насыщенным, ровным, не то что несколько часов назад. Федор облегченно вздохнул — что бы ни было дальше, но пока что Андрею ничего не грозит, жить будет. Впрочем, на его раны смотреть без содрогания было нельзя — багровые полосы иссекли всю спину, левая сторона лица слегка раздулась и покраснела.
«Ну что, что делать? Ехать дальше? Кстати, Алену нельзя тут оставлять, особенно после того, как мы убили старосту с наемниками — если пойдут по цепочке, узнают, куда они поехали, сопоставят… а этот город находится всего в двадцати верстах от Харабова. Приедет кто-нибудь в город, встретит Алену… и понеслось. Могут стукануть в стражу, те рады стараться уцепиться за что-нибудь, что может дать прибыль, ее арестуют и…» — Дальше он не хотел додумывать. Судьба Алены с Настеной уже не была ему безразлична.
Федор уже вылезал из фургона, когда услышал стон и хриплый шепот:
— Федь, ты где?
Федор не поверил своим ушам:
— Андрюха, очнулся?!
— Не дождетесь… — сказал Андрей клекочущим хриплым голосом и спросил: — Женщина жива? Ребенок?
— Алена с Настеной? Живы, живы… я в трактир их отправил посидеть, сейчас дождусь, когда конюх придет, и надо уже тебя переводить в комнату, не в фургоне же ночевать!
— Ох, Федь, в горле пересохло… видать, крови много потерял… я там… это… не превратился в монстра какого-нибудь? Не оброс шерстью?
— Пока нет… Еще рано, хотя обычно проявляется в течение первых суток. Что делать-то будем, Андрюх? Если ты станешь кикиморой? Или кикимором… Тьфу! В общем, таким чудовищем, как та баба?
— Я всю жизнь, вернее, большую ее часть был чудовищем, мне не привыкать. Не бойся, если я буду терять контроль, то уйду, вас не трону. Я же не эта баба с голыми сиськами… а согласись, она была хороша, эта кикимора! — Из сумрака фургона послышался смешок, сменившийся хриплым кашлем.
— Эй, Андрюха, ты ли это говоришь?! — удивленно воскликнул Федор. — Стоило тебя покусать голой бабе, так ты сразу и пустился во все тяжкие?
— Да уж… в моем состоянии только и пускаться. Дай мне попить, что ли, изверг!
— Да, извини, сейчас! Но только вино с водой, больше ничего нет.
— Что есть, то и давай… печет в груди, просто терпения нет.
Федор налил в кувшин из бутылей и бочонка, и больной жадно стал заглатывать жидкость, несмотря на то что она текла у него по груди и капала на днище повозки.
— Уф! Уже легче! — Андрей вытер с подбородка и груди лужицы розовой пахучей жидкости и протянул руку Федору. — Помоги мне сесть, что-то я обессилел… — С помощью друга он поднялся и, тяжело дыша, прислонился к борту фургона. — Знаешь, мне странные сны снились, пока я лежал в забытьи. То снилось, что я бегу на войне, спасаюсь от врагов, то снилось, что я волк и несусь, несусь по лесу, загоняя свою добычу… да так все ясно, четко, как будто наяву!
— Вот оно, началось! — угрюмо проронил Федор. — Ты уж того… постарайся нас не сожрать, ладно?
— Постараюсь, — хмыкнул Андрей и замолчал, а через пару минут попросил: — Надень на меня рубаху да пошли в трактир, что ли! Я есть хочу страшно, и все тело зудит, как будто у меня под кожей стадо муравьев бегает!
— Ну-ка, посмотрим, что там у тебя на спине… ничего себе! Андрюх, да на тебе заживает, как на… хм… м-да. Вот она, причина-то — у кикимор все заживает молниеносно, видимо, ее кровь тебя залечила, да и то, что из крови перешло в твое тело, начало работать. Теперь тебя убить очень, очень трудно!
— Слушай, Федор, я одного не пойму — если кикимора боится серебра и ее убивают серебряным оружием, почему я могу касаться серебряного крестика, и мне ничего за это нет?
— Да чего тут объяснять! Брехня, видать, про серебро-то. Вот башку отрезать — это дело верное, а чем отрезать — да хоть пилой или мотыгой, серебро тут ни при чем.
— Ладно, хватит об этой пакости, пошли в трактир, поднимай меня!
Федор осторожно поднял Андрея и помог ему вылезть из повозки. Тот замер, переводя дух и привалившись плечом к борту фургона, осмотрелся. Странно, он все видел как-то по-другому — вроде и так же, но по-другому!
Людей, предметы, деревья окружало какое-то свечение, это было похоже на то, как если бы смотреть в прицел-тепловизор. Интересно, что можно было усилить эффект, каким-то образом напрягшись, или уменьшить, согнав его практически в ноль. Будто настраиваешь бинокль — ближе, дальше…
«Что бы это значило? — ошеломленно подумал Андрей. — Почему вот у этого пацаненка оранжевое сияние вокруг тела, а у этого старика — красно-черное? Что это значит? Хм… а вокруг меня какое-то зеленоватое… Федор светится желтым, с красно-черными вспышками — красное и черное в основном возле ноги… интересно…»
— Федь, ты ранен в ногу?
— Откуда ты узнал? — Федор остро глянул на друга и коснулся больной ноги. — Да, ранен, только как ты это увидел под штанами?
— Вот так… как-то увидел… — неопределенно буркнул Андрей и, покачиваясь, сделал несколько шагов по направлению к трактиру. — Помогай давай! А что скажешь трактирщику, если спросит, что со мной?
— Что и лекарю, то и ему скажу. — Федор подхватил Андрея под локоть и поддерживал его сбоку. — Что с лошади упал и ветками побило, да камнями… или медведь подрал.
— Ну-ну… так они и поверили.
— Поверят или нет — какое их собачье дело?! Все, пошли, лошадей уже поставили, сейчас лекарь придет тебя осматривать. Кстати, у нас пара лошадей прибавилась, верховых.
— Откуда взялись?
— Потом расскажу, не до того. В общем, староста приходил, желал поблагодарить нас за смерть его дочери-кикиморы.
— И обратно, как я понимаю, не ушел. Много их было?
— Пятеро, вместе со старостой.
— Силен, старик! Ты тот еще конь! Нашинковал их?
— Алена старосту завалила из лука и еще одного подстрелила, помогла.
— А молодец баба, — удивился Андрей и сморщился. — Как чешутся раны, ты бы знал, просто не могу сдержаться — хочется драть их ногтями!
— Не вздумай! Это хорошо, что чешутся, значит, заживают. Хм… это на второй-то день после ранения… Да-а-а… в твоей кикиморности есть и свои хорошие стороны. Ну все, хватит болтать, пришли!
Миновав высокое крыльцо, мужчины, хромая и поддерживая друг друга, попали в большой зал заезжей. Там было почти пусто, только несколько возчиков в углу обедали, не обращая внимания на окружающих и что-то бурно обсуждая. Вдруг один стукнул кулаком по столу и крикнул:
— Да пусть он идет к демону с его платой! Я за эти деньги еще должен мешки таскать? Не бывать этому!
Андрей улыбнулся. Везде одно и то же — недовольные работники и жадные работодатели.
От улыбки у него зачесалось слева — проведя рукой по щеке, он обнаружил аккуратные стежки шва и с неудовольствием подумал: «Особая примета, черт ее возьми! Теперь мою рожу запомнит каждый первый попавшийся постовой и бабка из подъезда напротив! Тьфу, что я несу? Какая особая примета — я отошел от своей грязной работы, хватит! Впрочем, тут бы тоже не хотелось быть таким запоминающимся… да что сделаешь? Что есть, то есть. Интересно, мое героическое деяние не было ли попыткой самоубийства? Ну типа искупление? Трижды тьфу! И что мне в башку лезет? Спятил, что ли? Новое мое состояние такие мысли навевает, что ли? А интересно смотреть, как они светятся! Кстати, даже в темноте — вон служанка в темном углу сияет, как неоновая! А притушить свечение? Ага… притухла, а то аж глаза режет… а что это у нее живот светится желтым, этакий сгусток? Хе-хе… беременна? Хозяин, что ли, постарался… Впрочем, какое мне дело?»
- Предыдущая
- 39/75
- Следующая
