Воин огня - Демченко Оксана Б. - Страница 19

Рёйм вздрогнул. Постигнув боцмана, он обрел способность – точнее, нащупал ее, давно существующую, – слушать все биения и даже узнавать многие. Ему ли, врачу, не помнить пульс его благости! Уксус не пошел на пользу, того и гляди кровопускание потребуется уже на рассвете.

– Теперь хорошо слышать, – похвалила Шеула.

– Этого не может быть! Это невозможно…

– Пусть так, неважно. Принял первое невозможно, прими второе. Ты можешь менять. Я разрешила, да. Я соединила, асхи тебя слышит. Нет, другое слово – слушает, вот так! Она тебя слушает.

– Слушается?

– Вот, правильно, понял! Слушается. Я сказала, и он… она? Не знаю. Она так делает. Не всегда, но теперь, пока… вот теперь, асхи – твоя сила, я разрешаю: бери силу, меняй, пользуй, вот так можно и нужно. В том есть обретение. Я рада, мы успеть все делать до заката.

Рёйм небрежно шевельнул головой, и вода послушно сбежала, оставляя волосы почти сухими. Снова мелькнула навязчивая мысль: все происходящее – горячечный бред. Ну и пусть… Врач огляделся, рассмеялся, ощущая незнакомую легкость в теле, подобную той, что сопутствует приятному умеренному опьянению. Пьяным море по колено? Для других это лишь слова, а для него теперь – кто знает. Врач бережно закутал тело женщины в ткань, а поверх – в свою только что скинутую с плеч короткую куртку, еще хранящую тепло.

– Теперь ранва уверен, вот так… Уверен, понял: вот мы выберемся, – отметила Шеула.

– И недоумеваю, почему ты попала в плен, – отозвался Рёйм.

– Мавиви чтит висари, нарушать грубо не могу. Нарушать могу разрешить ранве, кто меня охраняет, – пояснила женщина сразу и охотно. – Но сама могу много, если я здоровая, если сильная. Только они были хитрые… Они ловили, стреляли, потом ломали спину. Потом совсем плохо, вот. Они знали вред для мавиви от смерти живого из леса, они завернуть меня в шкуру мертвого зверя. Больно, сил нет… Совсем плохо, огня нет. В ярости могу просто звать ариха… Тут арих слабый, много воды, берега далеко, дождь.

– Орден менторов много о вас выведал…

– Не так, нет. Машриги хотели знать мало, они хотели вот так: иметь силу, владеть бешеный огонь. Знали они больше… если знали…

– Если бы знали…

– Да, вот: если бы знали больше, не допустили такой большой ошибки, как ты. Ты ранва. Ты меня спасешь.

Мавиви улыбнулась, врач ощущал это всей влагой дождя на лице женщины, всем током крови в близких к коже сосудах. По возможности бережно он поднял Шеулу на руки и медленно, осторожно понес к двери каюты. По сухому полу идти было неудобно, он не ощущался, не ощупывался пальцами дождя, и это уже казалось странным… К хорошему привыкают быстро.

Перекладина запора звякнула, когда Рёйм уже приблизился к выходу вплотную. Оптио резко распахнул дверь. Еще двое из темноты коридора молча и тихо нацелили в каюту мушкеты. Собственно, только рыжие звездочки тлеющих фитилей Рёйм и смог рассмотреть глазами, зато он давно и уверенно ощущал людей иным способом, еще от середины каюты. Причинять большого вреда он не желал, помня врачебную клятву… но полагал возможным обойтись и малым. Мавиви сухо и коротко рассмеялась, оба фитиля полыхнули и рассыпались в пепел. Все три оптио вскрикнули разом, вскинули руки к лицу и осели на пол.

– Почему не убил? – удивилась мавиви. – Вот такие мертвые люди, негодные, плохие внутри. Головешки. Пни горелые. Падаль.

– А как же висари? – напомнил Рёйм.

– Они делали мне боль, много боли, они были плохие, пугали, – почти всхлипнула женщина. – День и ночь и день я здесь, я так слаба теперь, вот, я не имею совсем желание жить… Я не могу радоваться свету дня!

– И они не смогут. Именно глаза пострадали, – виновато признал врач. – Я мог бы их вылечить, пожалуй. Сперва медовые капли и жирный сок клещевины, затем примочки из листьев…

– Ты совсем-совсем не воин, – развеселилась мавиви. – Лечить врагов, какие хотят убить, – такое не глупость. Вовсе нет моего понимания.

Врач миновал каюту ментора, мельком глянув на самого опасного, пожалуй, человека во всей эскадре, сейчас беспомощно хрипящего и рвущего ворот. Вот уж точно – жаба душит, грудная, тяжелый приступ. Что бы ни говорила мавиви, «Кодекс врачевания» позволяет неплохо приспособить силу асхи для нужд побега. Заболевания влаги и холода обостряются почти без вмешательства. Точнее, влага так стремительно выходит из равновесного с прочими началами состояния, что главное – не просить слишком о многом загадочную силу асхи, все более проникаясь опасливым уважением к ее могуществу и многогранности…

Еще один оптио мучительно закашлялся, осел на ковер, и Рёйм ловко вильнул в сторону, обогнул его, бьющегося в припадке, исходящего пеной… Еще дверь, теперь вперед, до лестницы. Пусто, как удачно! Миновать темный тесный коридор удалось быстро, шипя и ругаясь по возможности тихо, когда очередной раз что-то попадалось под ноги или неразличимая в темноте переборка толкала в плечо. Винт всхода на верхнюю палубу, снова коридор – и еще одна дверь…

Дождь обнял как родного, принял и спрятал в серой мешанине тугих струй. Рёйм подошел к борту, более не спотыкаясь на скользких досках и не сомневаясь в своей свободе.

– Если я прыгну вниз, я утону?

– Тут глубоко, – согласилась мавиви. – Асхи – сила и возможность, она не мост и корабль.

– Тогда мы возьмем шлюпку. – Опьянение не покидало, скорее наоборот.

Рёйм подставил лицо прохладному дождю и улыбнулся. Глупо все, неорганизованно и нелогично… Что делать на берегу ему, именуемому махигами бледным? Он не желал воевать на стороне адмирала и ментора, но вдвойне он не готов сражаться против тагоррийцев и привычной с рождения цивилизации. Едва мавиви доберется до своих, он сделается не нужен и не интересен даже ей. Благодарность не в счет. Он уже преступник в мире бледных и еще станет изгоем и даже врагом в мире смуглых… Так почему же хочется петь, словно добрый боженька наконец-то исполнил самое заветное желание и, более того, подарил чашу света? Вот она, без сил и возможности самостоятельно двигаться лежит на руках… живая, лучше любых суеверий и гораздо дороже. Шеулу пришлось ненадолго устроить возле борта, чтобы спустить на воду самую маленькую шлюпку. Он бросил веревочную лестницу и, снова подхватив драгоценную ношу, неловко и медленно пополз по качающимся ступеням вдоль мокрого, пахнущего гнилым мхом борта.

Когда корабль остался далеко позади, врач позволил ненадежному якорному канату лопнуть. Флагман вздрогнул и тяжело повел бортами, кряхтя и опасно ворочаясь в темной воде. На палубе закричали, взревел во всю силу глотки быстро трезвеющий боцман, мелькнули пятна фонарей. Рёйм усмехнулся: теперь работы всем хватит до рассвета. И раньше этого часа ментору погони не затеять, точно. Прежде восхода солнца он едва ли преодолеет приступ, так еще точнее.

Волна вынесла лодку далеко на отмель и отхлынула, плеснув напоследок шумно, прощально. Рёйм подхватил мавиви на руки и побрел в сторону темного близкого леса, подставляющего ночному дождю лапы ветвей и радостно впитывающему влагу. Движение соков звенело в стволах, листья расправлялись и избавлялись от пыли… А в гудящей голове копилась тяжелая усталость.

– Надо еще немного идти, – виновато вздохнула Шеула. – До оврага, вниз по склону и опять вверх. Еще раз вниз, еще раз вверх. Там хорошее место, я знаю, лес так говорит. Тебе асхи помогает. Вот. Корень вывернут, под ним яма. Пещера, так?

– Если большая яма, то да, пещера…

– Я хорошо знаю ваш язык! Пещера… Там будет спокойно. Обещаю.

Молча кивнув, Рёйм побрел дальше. Дождь стекал по спине и пытался поделиться силой, ободрить и освежить, но даже он не мог сделать опытным ходоком врача, привыкшего сидеть и писать словари. После второго оврага Рёйм так выбился из сил, что уже не видел ни деревьев, ни пещеры, ни даже лица Шеулы. Он уложил женщину прямо в куртке и свертке ткани на землю, сухую и оттого невидимую – потому что сила асхи не могла ощутить сполна поверхность и подсказать, посоветовать. Сам Рёйм упал рядом, провалившись в небытие переутомления скорее, чем голова коснулась земли…