Шалако - Ламур Луис - Страница 18
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
— Он был женат?
— На этот счет не могу ничего сказать. Сомневаюсь. Женщины липнут к нему; это я наблюдал много раз. И Шалако очень добр с ними, хотя сомневаюсь, что он остался бы таким, возьмись они ему перечить. Вряд ли найдешь другого человека, который знает дикую страну лучше него. И следы он читает как настоящий апач.
Однажды я заметил у него в сумке книгу этой самой… поэзии. Она почти развалилась — так ее часто открывали. Конечно, само по себе это ни о чем не говорит, здесь так не хватает печатного слова, что читаешь все подряд, что только написано буквами. Я жил в бараках вместе с ковбоями, так они соревновались, кто больше запомнил надписей на консервных банках… а любая книга или газета зачитывалась до дыр.
— Откуда он?
Баффало взглянул на нее.
— Этот вопрос у нас никогда не задают. Здесь ценят человека по тому, каков он в опасности, и никогда не интересуются тем, кем он был дома. Нельзя мыть золото водой, которая уже сбежала с холма.
К огню подошел фон Хальштат.
— Традиция важна, — тихо сказал он, — человек имеет право гордиться собой и своими предками.
— Может быть, — согласился Баффало, — но нам кажется, что мы лишь закладываем традиции, а не живем по ним. Когда-то и в Европе возникали роды и закладывались традиции и наверняка те, кто это делал, были сильные люди. — Он поднялся. — Мы сейчас создаем собственные традиции, основываем роды, обустраиваем землю.
На наш взгляд, прошлое человека не важно. Главное, что он представляет собой сейчас. Тот факт, что его прадедушка был воином, не поможет ему убить индейца сегодня.
Человек, приезжающий на дикие земли, стремится иметь спутника, на которого можно положиться. Мы гораздо больше заинтересованы в красной крови, чем в голубой, и, поверьте, генерал, они редко текут в жилах одного и того же человека.
Баффало подбросил в костер хворост. Он был сухой и давал яркое пламя без дыма. Баффало взял у Ирины кружку кофе, попробовал и сказал:
— Мэм, вы умеете варить кофе для мужчин. Никогда не Думал, что вы… такая шикарная женщина и вообще…
— Я научилась варить кофе на костре, когда мне было двенадцать лет. Отец часто брал меня на охоту.
— И правильно. Женщина должна уметь готовить еду и Ублажать мужчину.
— Шалако тоже так думает?
— Я уже сказал, что он человек загадочный. Кто знает, что У него на уме. Но его лучше иметь на своей стороне, и потом он не раздумывает, когда что-то ему не по нутру, пощады от него ждать не приходится.
— Он скрывается? — Фон Хальштата злило, что разговор крутится вокруг Шалако.
— Что бы там ни было, я сильно сомневаюсь, что Шалако способен от чего-нибудь бежать. В борьбе с любыми невзгодами, он само упорство.
— В любом случае, — натянуто сказал фон Хальштат, — ему хорошо заплатят за все, что он для нас сделал.
— Не обижайтесь, генерал, но если бы не леди, я думаю, вас уже не было бы в живых. Он считает, что мужчина должен сам седлать своих коней и сам за себя сражаться. Могу держать пари, что он даже не думает о плате. — Баффало вытер усы тыльной стороной ладони. — Спасибо за кофе, мэм. Пойду посмотрю — не учую ли где индейцев.
Когда он ушел, Ирина взглянула на фон Хальштата.
— Фредерик, не спеши с деньгами. У этих людей такая же непомерная гордость, как и у тебя. Не следует предлагать деньги Шалако.
— Наверное. — Он взял протянутую ему кружку с кофе. — Он выводит меня из равновесия. Хотя, правду сказать, сам не понимаю, почему. Ты знаешь, я учился в Англии и всегда прекрасно ладил с британцами, но американцы… Не могу к ним привыкнуть.
— Ты, Фредерик, не привык к независимому поведению людей, которых считаешь ниже себя. Возможно, причина в этом.
— Нет, нет, тут иное. Действительно, по отношению к другим такое бывает, но в данном случае, — он с удивлением понял, что говорит правду, — я никогда не думал о нем, как о нижестоящем. — Он попробовал кофе. — В самом деле, Ирина, кофе хороший. Ты не перестаешь меня удивлять. — И добавил: — Он получил образование и, несомненно, военное.
Наступил ее черед удивляться.
— Вот уж не думала!
— Имена Вегеция, Жомини мало что говорят тебе, как и любому просто образованному человеку. Их знание говорит о специальном образовании.
— Ханс говорил что-то по этому поводу, но ведь эти имена можно просто узнать из книг.
— Возможно. Как сказал Харрис, он человек загадочный. — Фон Хальштат взглянул на Ирину. — И его нельзя недооценивать ни в каком отношении.
Ирина смотрела в костер, несколько встревоженная последними словами генерала. Совсем недавно ее искренне изумило бы предположение, что ее может заинтересовать такой человек, как Шалако Карлин. Сейчас она была в этом не так уверена.
— Фредерик, если повезет, мы скоро будем далеко отсюда. И я сомневаюсь, что мы увидим его снова… и всех остальных, кроме наших гостей.
— Возможно. — В его голосе звучала неуверенность, а он никогда ни в чем не знал сомнений, всегда владел собой и ситуацией, в которой оказывался.
Ирина подбросила в костер еще хвороста и следила за взлетающими вверх искрами. Как все изменилось! Ханс умирал… Фредерик подрастерял свое обычное самодовольство… а она сама? Она изменилась?
Фон Хальштат взял ружье и пошел к границе лагеря, а у костра появилась Лора, сидевшая возле Крюгера.
— По-моему, он уснул, — сказала она. — Иногда трудно определить… он притворяется, чтобы мы не считали себя обязанными сидеть с ним.
— Почему не повезло именно ему? Фредерик сказал, что каждая его рана сама по себе смертельна. Не знаю, как он еще жив.
Лора помолчала, затем сказала:
— Ирина… мне здесь нравится… пустыня, костер, звезды. Как было бы хорошо, окажись мы здесь в другой ситуации.
— Мне тоже здесь нравится. Однажды, когда я была с отцом в Африке, мы раскинули лагерь в вельде, совсем маленький. Наступила прекрасная ночь. Помню, он сказал мне, что ему не хочется возвращаться.
— Все кажется таким далеким. — Лора задумчиво взглянула на подругу. — Ирина, ты изменилась. Невозможно поверить, что все началось только позавчера.
— Твой отец будет волноваться.
— Надеюсь, мы окажемся в безопасности раньше, чем он узнает… — Она снова посмотрела на Ирину. — Отцу не по душе Фредерик. Он считает его слишком упрямым.
— Теперь уже нет. За последние дни он потерял значительную часть упрямства.
— Ты выйдешь за него?
Ирина уселась на бревно рядом с костром и расправила юбку на коленях.
— Не знаю, Лора. В самом деле, не знаю.
— Шалако?
— Глупо, правда? Мы вышли из разных миров, живем в разных мирах, думаем по-разному. Сама мысль о нем нелепа.
— Почему? Для меня — нет. Во всяком случае, я много раз слышала от тебя, что ты хотела бы жить не в Лондоне или Париже, а в поместье. Чем ранчо в Нью-Мексико или Аризоне хуже?
— Глупости, и ты это знаешь.
Ночь была холодной и удивительно тихой. За освещенным кругом костра колыхалась черная завеса тьмы.
К костру подошел граф Анри и налил себе кружку кофе.
— Слишком тихо, — сказал он. — Не нравится мне это. Слишком напоминает Африку. — Он отхлебнул кофе. — Они здесь и, думаю, очень близко.
— Я бы хотела, чтобы Шалако вернулся, — сказала Лора.
Анри посмотрел на нее.
— Я тоже, Лора. Я тоже.
Шалако Карлин устроился на пятачке редкой, жухлой травы среди кустов за разрушенной хижиной. Вначале ее сложили из камня, она развалилась, на ее месте поставили новую из глинобитных кирпичей, а теперь и эта превратилась в руины. Но несмотря на готовое убежище, Шалако предпочел остаться на воле, не желая быть застигнутым врасплох среди стен.
Мохаммет, расседланный и разнузданный, пасся на травянистом склоне у него за спиной. Ночь выдалась тихой, Шалако очень устал и заснул мгновенно.
На ближайшем дереве заухала сова, вздрогнул и удивленно повел носом в направлении спящего человека суслик.
Упала с сосны шишка, сова, лениво взмахивая крыльями, исчезла между редкими деревьями. Успокоенный суслик робко выбрался из убежища в «кошачьем когте», обежал полянку и отправился по каким-то своим ночным делам. Шелестя крыльями, над хижиной появилась летучая мышь, взмыла вверх и погналась за каким-то насекомым. Все шумы исчезли, только лошадь щипала траву. В темном, тихом небе висели яркие фонари звезд, ветерок разносил сосновый аромат.
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
