Заарин - Шаманов Алексей - Страница 42

Пятнистый Волк тем временем поднял с земли подготовленный заранее осиновый кол и замахнулся им с такой силой, будто собрался пропороть насквозь заживо погребенного.

Вдруг зигзагообразная молния ударила с небес точно в осиновый кол, и его заостренное основание вспыхнуло, как серная спичка, а Пятнистый Волк, дико заорав, вонзил его не в могильный холм, а себе в живот и, скорчившись, упал наземь.

Могильщики, в ужасе побросав лопаты, смешались с толпой, и люди уже готовы были бежать в улус под крыши, подальше от того, что было содеяно, пусть не ими, но с их одобрения.

Волк корчился на земле, не переставая даже не кричать — выть по-звериному, а из могильного холма повалил вдруг густой черный дым, который не рассеивался в воздухе. Сначала он черной тучей собрался над могилой, затем из него сформировалось нечто подобное гигантской человеческой фигуре: руки, ноги, голова, но все колеблющееся, будто марево, без четких контурных границ. А потом раздался голос, прогремевший над округой, будто гром. И люди замерли и внимали ему, содрогаясь.

— Убийцы мои, вы слышите меня? Я уничтожу ваш род! Порождения вашего подлого, смрадного семени я сотру с лица земли! Да будут прокляты все ваши потомки до единого! Я затоплю вашу землю мочой! Я выжгу ее огнем! Я проклинаю улус Хандабай, жители которого предали меня!

Все свидетели казни одновременно развернулись и побежали в направлении улуса, а вслед им звучало:

— Я вернусь, я выполню свое обещание, да будут свидетелями Высокое Небо, отец, Широкая Земля, мать, и Эрлен-хан, владыка Царства Мертвых!

В этот самый момент Гомбо Хандагуров, единственный, кто не побежал вместе с остальными, вырвал осиновый кол из живота Пятнистого Волка, вонзил его в могильный холм, и страшный голос смолк, а скоро рассеялся и дым.

Тело в муках умершего Волка увезли в родной улус, где напуганные рассказами о казни жители предали его огню в тот же день, боясь навлечь страшное проклятие заарин-боо и на Усть-Орду.

19.19. Остров Ольхон

— Теперь понятно, почему дождь, пролившийся на Хандабай, отдавал аммиаком, — нарушила Джина затянувшуюся, напряженную тишину, которая установилась после рассказа ее дяди. — Значит, это была вовсе и не вода.

— Ясно стало и то, почему странный пожар не распространился за пределы улуса в границах тысяча девятьсот двенадцатого года, — добавил Есько. — И свойства золы тоже нашли свое объяснение.

— И в чем же оно? — поинтересовался Юрий Беликов.

— Проклятие, — коротко ответил Есько.

Следователь захохотал.

— Действительно, дедушкины сказки! — воскликнул он. — Если бы сбывались все проклятия, на земле давно не осталось бы ничего живого!

— Наверное, — согласился Есько. — Но реализуются проклятия лишь ментально сильных людей. Слова остальных просто разносит ветер.

— Заарин… он был богдо, то есть святой, — вступил шаман. — Высшей степени посвящения до него удостаивались лишь два человека, но это было давно, очень давно. Баташулуун Шагланов был третьим и, вероятно, последним.

Василий Шарменев встал из-за стола, прошел, присел на корточки у камина и кочергой стал ворошить в нем угли.

— Ну и какими способностями мог обладать ваш заарин? — поинтересовался Юрий Беликов.

— Вы неправильно произносите это бурятское слово. Ударение надо ставить на первый слог, первое «а». — Оставив кочергу в углях, шаман поднялся, — Баташулуун Шагланов обладал сверхчеловеческими способностями. Он познал истину в шаманизме. В человеческом представлении он был всемогущ, почти как бог. Маленькая демонстрация… Подойдите, Юрий, — позвал шаман.

Следователь подошел.

— Я думаю, что нахожусь на уровне шестой или седьмой ступени, хотя посвящения не принимал. Но смотрите!

Левой рукой шаман вынул кочергу из камина, перехватил ее за другой конец правой, поднял над головой и, минуту подержав, бросил ее на медный лист, прибитый к полу у камина. После всего этого он продемонстрировал открытую ладонь.

— Никаких последствий!

— Шаманский трюк и не более. Металл недостаточно горяч для того, чтобы обжечь!

Усмехнувшись, следователь поднял кочергу, но тут же, вскрикнув, ее и выронил.

— Что за черт?! — Он тряс обожженной рукой.

— Покажите-ка, — попросил шаман.

— Маслом надо помазать, — посоветовала Джина.

— Ерунда, пройдет, — ответил Беликов, но ладонь показал.

Ожог был не слишком сильный, но волдыри гарантировал. Шаман наложил на него свою ладонь и, подержав минуту и что-то невнятно нашептывая, сложил по одному пальцы Беликова в кулак.

— Не разжимайте четверть часа.

— Ладно, — кивнул следователь, возвращаясь за стол. — Мне одно не понятно, Василий. Как такой супермен, как ваш заарин, позволил себя казнить?

— Ну, во-первых, там было задействовано несколько сильных боо, но заарин, конечно же, справился бы с ними, если бы захотел.

— А во-вторых?

— Он не захотел сопротивляться, он хотел умереть.

— Почему?

— Пути его неисповедимы. Я не знаю ответа. Я всего лишь практикующий шаман без посвящения. Знания утрачены безвозвратно.

— Вы не правы, — возразил Есько, — знания не могут быть утрачены.

— Почему? — спросила Джина. — Сгорела, скажем, какая-нибудь бурятская тайная колдовская книга, и все, пишите письма!

Шаман рассмеялся:

— Девочка моя, у бурят до советской власти вообще не было письменности, а уж тем более каких-то там тайных книг. Знание передавалось из уст в уста в процессе ученичества. Шагланов хотел передать их усть-ордынскому Быку, Садо Мунхажаеву, но твой прадед Гомбо Хандагуров убил Быка, и цепочка оборвалась.

— Значит, этот низкий и подлый Гомбо — мой предок? — догадалась наконец Джина.

— Именно поэтому теперь, когда заарин восстал из могилы, нам и всем другим потомкам Гомбо грозит смерть.

— А также, наверное, потомкам его убийц, усть-ордынских шаманов Пятнистого Волка, Сороки и, может быть, Полярной Совы, — предположил Есько.

— Именно, — кивнул Василий Шарменев.

— Если я правильно понял, — сказал с усмешкой Юрий Беликов, — Иркутск и окрестности в скором будущем ожидает новая кровавая резня.

— Возможно, она уже началась, — без улыбки заметил Есько, — а мы просто еще не знаем об этом.

Джина давно уже поднялась с дивана и нервно ходила по комнате, жестикулируя забытой в руке полупустой бутылкой колы. Она остановилась напротив следователя.

— Юрий, вы должны защитить всех этих людей! Пусть Гомбо Хандагуров век назад поступил подло, но потомки-то его ни в чем не виноваты! Сын за отца не ответчик!

— Именно ответчик, — возразил Есько, — в старину кровная месть у большинства народов считалась делом святым и необходимым, причем месть любыми возможными способами, чаще всего никаких правил не предполагалось.

— Не надо меня уговаривать, Джина, — не придав реплике «аномальщика» никакого значения, сказал следователь, — я-то не против, но кого конкретно прикажете защищать?

Все повернулись к хозяину.

— Вы знаете других своих родственников? — спросил Есько.

— Да. Лет десять примерно назад, когда осваивал компьютер и Интернет, я задался целью разыскать потомков всех причастных к смерти заарина людей. Я не слишком верил в родовое проклятие, считал все это легендой и не более того, но разыскал кого смог.

Он выдвинул нижний ящик и выложил на стол внушительных размеров папку.

— Вот, — он подвинул ее в сторону Беликова, — возьмите, если надо.

Следователь взял папку, взвесил на руке, покачал головой.

— Спасибо, я все это изучу, но потом — нет времени. Может быть, прямо сейчас мы наметим тех, кто в первую очередь нуждается в защите?

— Главный объект мести Того, кто восстал…

Шаман запнулся, задумался, потом спросил у Есько:

— Вы расскажете мне, как это произошло?

— Все, что знаю.

— Ладно, чуть позже, — продолжил хозяин. — Итак, главный объект, конечно же, сам Гомбо Хандагуров.