Походный барабан - Ламур Луис - Страница 8
- Предыдущая
- 8/110
- Следующая
По слову Дубана ворота отворились, и мы въехали во двор. Сразу же осталась позади знойная улица. Наш маленьких отряд проехал несколько шагов вдоль колоннады, окружавшей патио. Здесь росли пальмы, а через садовую ограду перевешивались виноградные лозы. Воздух был чудесно прохладным и приятным. Все спешились, и раб увел наших коней.
Дубан повернулся к финнведенцам:
— Останьтесь здесь, — сказал он.
Однако те начали ворчать, и я сказал, что возьму с собой Эрика.
Дубан взглянул на вонючего пирата, пожал плечами и пошел первым вдоль тенистого прохода. Нас встретил раб-нубиец и проводил в прохладную комнату, богато убранную коврами.
У дальней стенки сидел полнотелый, круглолицый бородатый араб, ни молодой, ни старый. Он взглянул мне в лицо проницательными, очень черными глазами, и меня охватило предчувствие, что человек этот сыграет важную роль в моей жизни, и не только в сиюминутном деле.
Хозяин перевел взгляд с меня на финнведенца, а потом поднялся на ноги одним быстрым, плавным движением. Видно, под жиром у него имелись мускулы.
— Добро пожаловать! Дубан, слишком редко ты посещаешь мой жалкий дом! — Он поклонился. — Да не уменьшится никогда твоя тень!
Эрик стоял, раскаляясь от злости, ему все это было совсем не по нраву, потому что безо всяких усилий с моей стороны ситуация вышла из-под контроля финнведенцев, и я, несомненно, намеревался сохранить такое положение.
Понятно, что они смотрят на меня с подозрением, — и правильно делают, ибо я собираюсь взять верх над этой шайкой воров — и не только ради себя, но и ради той отважной деревенской женщины, которая у меня на глазах прыгнула за борт и поплыла к берегам Испании…
— Этот человек говорит, что имеет известие для Хишама ибн Башара, — сказал Дубан и добавил, как мне показалось, предостерегая: — Я сопровождал Абу Абдаллаха, когда мы наткнулись на него у дороги. С нами был Ибн Харам.
— А-а…
Никогда я не слышал, чтобы одним коротким словом было высказано так много.
Я сделал шаг вперед. Кольцо Редуана оставалось у меня на пальце, но повернутое внутрь камнем с печатью, и вот теперь, как бы совершая приветственный жест, я раскрыл перед Хишамом ладонь. Движение было совершенно естественным, сомневаюсь, чтобы даже Дубан уловил в нем особое значение. Однако, как только взгляд Хишама упал на кольцо, он увидел все что нужно.
— Говори, — сказал он, — все, что касается меня, касается и моего друга.
— Речь идет о выкупе, о десяти тысячах динаров… Речь идет также о дочери Ибн Шараза.
Дубан опустил руку на скимитар и передвинулся так, чтобы стоять против меня и финнведенца.
— Мне нужно соблюдать осторожность, — продолжал я по-арабски, — ибо сам я тоже пленник. Этот человек и те, которые остались снаружи, посланы, чтобы сторожить меня и убить, если я их предам.
— Ложь! — насмешливо сказал Дубан.
— Подожди!.. — поднял руку Хишам.
Потом он задал несколько вопросов, и ответы мои вполне убедили его, что я знаю тех, о ком идет речь.
— Упоминал ли ты о них в присутствии Ибн Харама? — как бы между делом спросил он.
— Он ничего не сказал, — заметил Дубан. — К счастью.
Здесь плелась какая-то интрига: они явно не хотели, чтобы стало известно о пленении графа Редуана. В равной степени очевидно было, что оба они — его друзья и противники этого самого Ибн Харама с ястребиным лицом, что меня вполне устраивало.
— Нужно все сделать быстро, — заметил я. — Ибн Харам что-то заподозрил, он мог вернуться, обнаружить корабль и разузнать, в чем дело.
Хишам согласно кивнул, потом спросил:
— А будет ли ваш главарь блюсти договор о выкупе? Отпустит он пленников, когда получит деньги?
— Надеюсь, я смогу убедить его. Редуан уже сильно его обеспокоил, сказав, что он навлечет на себя гнев Вильгельма Сицилийского, но, поверь мне, о достойнейший, Вальтер не из тех, кому можно доверять: только страх заставит его сдержать слово.
— А если ты вернешься, что будет с тобой?
Я кратко объяснил свое положение на судне.
— Мне придется вернуться на борт, но я останусь там не дольше, чем до Кадиса.
Хишам с минуту помедлил:
— Мы с Дубаном должны обсудить это дело наедине. Как ты, мне кажется, догадываешься, оно может иметь последствия, далеко выходящие за пределы вопроса о выкупе… Тебя и твоих людей накормят, а мы тем временем примем решение.
Он хлопнул в ладоши. Тут же появился негр-великан и отвел нас в комнату где-то далеко в задней части дома.
Хоть я и не много странствовал и видел в своей жизни, но поведение Эрика меня очень забавляло. На море он и его братья были самыми смелыми из всей нашей пестрой команды, но тут, в доме, его смелость исчезла, и он жался поближе ко мне, не зная даже, куда ногу поставить. Странно выглядел здесь этот коренастый человек с маленькими подозрительными глазками и поредевшими белокурыми волосами.
— Они достанут золото, — объяснил я ему, — и мы вернемся на корабль ночью.
— Десять тысяч динаров! Это огромные деньги.
Мне показалось, что не вредно напомнить ему кое о чем:
— А Вальтер требовал всего-то три тысячи.
— Вальтер — дурак, — угрюмо сказал Эрик.
Когда мы поели, нам показали комнату, где можно отдохнуть, и, улегшись на разложенных там подушках, я уставился в потолок, прислушиваясь к мягкому плеску фонтана и жалея, что у меня нет времени осмотреть все кругом. Вот о таких домах рассказывал мой отец, и великолепие этого жилища превосходило все, что я мог вообразить.
Но не о том мне сейчас надо думать. Во-первых, следует освободить Азизу… и Редуана тоже. Потом нужно как-то повлиять на Вальтера, чтобы направился в Кадис. Если он это сделает, то команда — я это знал — со всем пылом бросится тратить свое золото: там за деньги можно получить все, что нужно моряку на берегу; тогда я уж придумаю, как освободить Рыжего Марка, Селима и остальных.
Вернуть свои деньги — этого мало. Вальтер отобрал у меня несколько месяцев жизни — так пусть расплачивается. Кто же, вложив деньги в дело, удовлетворится тем, что вернет только капитал? Должна получиться ещё и прибыль.
У Кадиса было много преимуществ. Это один из старейших портов мира; прежде чем как стать Кадисом, он назывался Гадес, и для финикийских кораблей был главным портом задолго до времен того, кого зовут Христом.
Если мой отец, известный корсар, разбит у берегов Кипра, то уж где-где, а в Кадисе должны об этом что-нибудь знать. Давным-давно отец научил меня искать нужные сведения там, где собираются моряки, ибо они всегда говорят об отваге и смерти, о дальних странах и чужих морях. И, конечно же, будут говорить о Кербушаре.
Первым делом — свобода, потом — деньги. Свобода без денег сделает меня просто-напросто рабом иного рода — рабом нужды в пище и крыше над головой…
Было совсем темно, когда негр пришел за нами.
— Быстрее! — прошептал он. — Времени нет.
Дубан ждал нас в небольшом помещении с каменным полом. Он был одет в черное и подал каждому из нас черный плащ. Взглянул на мой меч:
— Ты умеешь им пользоваться?
— И неплохо, — ответил я.
— Ибн Харам жаждет дорваться до власти, и у него много сторонников. Он не желает появления здесь графа Редуана или Азизы, так что меч может тебе пригодиться… Если брак Азизы будет заключен, это свяжет одну из могущественнейших семей Кордовы со столь же сильной семьей в Сицилии, и планы Ибн Харама рухнут. А он человек отчаянный.
Нас ожидали оседланные кони и вооруженный отряд. Поперек моего седла были перекинуты два кожаных мешка, сам Дубан вез ещё два.
Мы ехали по немощеной аллее, и конские копыта ступали по земле почти без шума. Небольшая калитка открылась при нашем приближении и бесшумно затворилась за нами.
По дороге Дубан сообщил мне кое-что о бедах, которые испытывала в то время Мавританская Испания.
У власти стоял Аба Йа-куб Йусуф, но многие хранили верность Альморавидам, хотя те лишились трона несколько лет назад в борьбе с берберской династией Альмохадов. Соглядатаи свергнутых Альморавидов затесались среди друзей нового халифа, и ни один человек не мог с уверенностью сказать, кто ему друг, а кто враг. Еще тлели старинные родовые распри, принесенные из Аравии или из Северной Африки, ибо арабы не умеют быстро забывать.
- Предыдущая
- 8/110
- Следующая
