Одиночка - Ламур Луис - Страница 8

• Предыдущая
• 8/25
• Следующая

— После завтрашнего… что будешь делать? — спросила она.

— Поеду в Мексику.

Она знала кое-что о Мексике. Отец рассказывал ей, что в прежние времена мужчины, у которых были нелады с законом, скрывались в Техасе, а теперь они едут в Мексику. Родители жили там до ее рождения.

— Ты когда-нибудь вернешься?

— Может быть… но…

Он прислушался, однако настороживший его звук больше не повторялся. Почудилось? Едва ли. Он знал, что это не был звук дождя и ночи.

Подняв вилы, он обругал себя за беспечность, за то, что сосредоточил все свое внимание на девушке и вышел без оружия.

Неожиданно дверь распахнулась, и в конюшню вошел Дэйв Спэньер с револьвером в руке.

Он замахнулся на Ленни.

— Ты! Марш в комнату!

Когда она проскользнула мимо него, он промямлил, не разжимая губ:

— И оденься, мы выезжаем.

Консидайн стоял спокойно, с вилами в руках, сознавая, однако, что не использует их, потому что не имел ничего против этого человека. Кроме того, он понимал, как все это выглядит в глазах отца девушки.

— Когда я в следующий раз увижу тебя, — отчеканил Спэньер, — постарайся быть вооруженным.

— Ты слишком торопишься с выводами, — спокойно произнес Консидайн. — Ничего плохого не произошло. Она пришла сюда, чтобы побыть с лошадьми, а я боялся, что на нее могут напасть индейцы.

— Я тебя предупредил.

Дэйв повернулся и вышел из конюшни, оставив Консидайна наедине с ночью и дождем.

Нигде не бывает таких удивительных рассветов, как в пустыне. Окрашенная первыми лучами в нежные, пастельные тона. Богом забытая земля становится прекрасной. Нигде нет такого чистого, прозрачного воздуха, как в пустыне после дождя. И нигде в мире смерть не подступает ко всему живому так близко и не дышит в затылок с таким постоянством.

Дождь кончился. По сухим руслам рек еще неслись бурные потоки. Под безжалостным солнцем они вскоре снова иссохнут, но пока природа буйно ликовала. Бесчисленные крошечные корни, чуть прикрытые землей, жадно лили неожиданно пролившуюся на них влагу и тут же запускали тайный механизм воспроизводства.

Жизнь в пустыне полностью зависит от изменений погоды. Высохшие семена, смешанные с песком, кажутся мертвыми. Слабый дождь не способен оживить их, они ждут своего часа. Только когда воды окажется достаточно, внутри семени включаются некие часы, и оно вдруг оживет, быстро выбросит росток, точно в срок сформирует стебель, в одно мгновение выпустит нежные зеленые листочки. Еще миг — и пустыня запламенеет такой яркостью красок, какой не увидишь даже в тропиках. Но это тоже на миг.

Утром на выглаженном дождем песке резко выделялись свежие следы животных и птиц. Все прежние отпечатки, в том числе людей и лошадей, исчезли. Холодные глаза Спэньера тщательно обшаривали холмы в поисках дымков, которые сообщали бы всем индейцам в округе о том, что на тропе появились двое всадников.

Несмотря на внешнюю суровость, толстокожим Дэйв не был, и теперь жалел о том, что позволил себе грубость в обращении с дочерью. Что поделаешь, она больше не ребенок, а юная леди и сейчас в том возрасте, когда для нее естественно думать о мужчинах. При этом слово занимало ключевое место в его рассуждениях. Ее мать была настоящая леди, и он хотел, чтобы Ленни ни в чем ей не уступала.

Дочь сердилась на него и не скрывала своих чувств. В такой момент она была очень похожа на мать: высоко поднимала подбородок и смотрела прямо перед собой.

— Вокруг много хороших парней, — миролюбиво начал отец. — Я не хочу, чтобы моя девочка вышла замуж за преступника.

— Мама-то вышла!

Столь откровенное заявление заставило его замолчать. Ее мать вышла за него замуж и перевернула всю его жизнь, сумела приручить убежденного джентльмена удачи, бесполезно растратившего свою молодость, не отняв у него при этом его мужского достоинства. Она скрасила ему несколько лет, которые он прожил с ней душа в душу.

Мысли Спэньера против его воли возвратились к Консидайну. Он неохотно признался себе, что парень заслуживает уважения. Если Дач уже дважды был с ним в деле, то можно с уверенностью сказать, что он настоящий мужчина. И метис тоже. Обычно он предпочитал действовать в одиночку, но однажды вошел в шайку, пытавшуюся ограбить банк Обаро… и единственный остался в живых после налета.

Консидайн не выглядел преступником. Он производил впечатление джентльмена, его манеры выделяли его из окружающих, а Дэйв Спэньер хорошо разбирался в людях. Он вдруг поймал себя на том, что стал думать о Консидайне непредвзято.

Но все же он бандит, налетчик. И к лучшему, что они никогда не встретятся снова. Кто знает, чем кончится дурацкая затея с ограблением банка в Обаро?

Солнце осветило гребень горы, вздымавшейся перед ними, и согрело их спины. Слева к тропе подступал скалистый горный хребет, изрезанный трещинами и водостоками, отмеченными мелким белым песком. Только пучки медвежьей травы, лебеда да пустынная лапчатка ухитрялись прижиться на бесплодной земле. Кое-где вдоль оживших рек зацвело железное дерево, цветы на котором появляются одновременно с первыми листьями.

Если ничего не задержит их в пути, то, устроившись в Калифорнии, они, пожалуй, смогут уже в этом году получить первый урожай.

— Папа!

Дэйв быстро оглянулся, удивившись, что дочь заговорила первая.

— Смотри, дым!

Откуда-то из-за гребня горы высоко в небо поднимался серый столб дыма. Клубясь, он прервался один раз, потом второй. Сзади, севернее их последней ночной стоянки, на фоне ясного неба змеился еще один дымок.

— Давай перекусим, — предложил вдруг отец. — Позже не будет возможности.

Дэйв оглядел горы. Там, повыше, можно найти укромное местечко. Вынув винчестер, он направился к скалам. Некоторое время отец и дочь двигались вдоль хребта, не приближаясь к нему, потом Спэньер резко повернул и въехал в расщелину. Только убедившись, что там никого нет, жестом позвал Ленни и помог ей слезть с лошади.

— Не густо! — как бы извиняясь, сказал он, заглянув в сумку с едой и обнаружив, как мало там оказалось припасов.

Мужчина, имеющий семью, должен обеспечить ей определенный достаток. Он понял это, еще когда жил с женой. Только много позже до него дошло, как она любила его, если так спокойно довольствовалась тем малым, что он имел. Открытие тогда повергло его в шок. Дэйв не считал себя привлекательным мужчиной. И то, что его полюбила замечательная женщина, потрясло его до глубины души. С этого дня служение ей стало главной целью его жизни.

Ленни отец обожал, но никогда не чувствовал себя рядом с ней свободно, раскованно… Скорее всего, причиной тому была школа, в которую она ходила. Сам он никогда не учился и едва мог читать и писать. Когда дочь внезапно повзрослела, он просто растерялся, хотя изо всех сил старался не показывать виду. Плохо зная женщин, Дэйв зачастую не понимал, что ею движет, и очень тревожился, потому что по природе был человеком серьезным, с сильно развитым чувством долга.

Мысль о том, что порядочной женщине может нравиться, когда ее обнимают, не укладывалась в его голове. Его жена… Впрочем, жена в его сознании стояла особняком. Он не мог сравнить ее ни с одной другой женщиной. Больше того, как бы даже вообще не причислял ее к этой категории. Она отличалась от всех. Она была совершенно особенной.

В узкой расщелине между скал, откуда открывался неплохой обзор, на месте старого кострища, оставленного кем-то, Дэйв развел совсем маленький костерок из высохших ветвей мертвого кедра. Сухое дерево не давало дыма, только горячий воздух волнами колыхался над огнем. Пока Спэньер хлопотал у костра, он опять вспомнил о Консидайне.

Будь то бандит, преступник или шериф, люди всегда, хотя бы по слухам, многое знают Друг о друге. Срабатывает сложная система взаимного оповещения

— это и условные знаки на ковбойских тропах, и почтовые кареты, и разговоры в салунах. Поэтому Дэйв мог с полным правом сказать, что знаком с Консидайном давно, знает его манеру носить оружие, сколько человек он убил и вообще, что он за птица.

• Предыдущая
• 8/25
• Следующая