Одиночка - Ламур Луис - Страница 2
- Предыдущая
- 2/25
- Следующая
— Готовы?
В ответ каждый поднял руку. Метис встал рядом с лошадьми, держа в кулаках все поводья.
Консидайн оглянулся и скомандовал:
— Порядок, Дэч! Давай!
Двое снаружи вскинули винтовки. Метис что-то ласково зашептал лошадям. Дэч зажег папиросу и коснулся ею шнура. Он сразу вспыхнул. Оба взломщика выскочили за дверь и, согнувшись, прижались к стене в ожидании.
Крик перепела заглушил взрыв.
Не дожидаясь, когда рассеется дым, Дэч и Консидайн бросились к сейфу. Резкий запах ударил в нос. Выбитая дверца болталась на одной петле.
Консидайн выгреб содержимое сейфа на пол и зло выругался. Мешков с золотом не оказалось. Только поднос, полный монет. Сбросив их в мешок, который держал Дэч, он, еще пошарив внутри, нашел небольшую пачку банкнот.
Где-то хлопнула дверь, и тотчас же Харди выстрелил. Звуковая волна, отразившись от задней стены магазина, прокатилась по улице.
Раздался крик, затем глухой выстрел из охотничьего ружья. Метис ответил пулей из своего винчестера.
Консидайн выпрямился.
— Ничего нет! Сматываемся!
Дэч пересек комнату в три громадных прыжка и быстро нырнул за угол к своей лошади. Его напарник выскочил из задней двери, чуть не споткнувшись о железный ломик, которым взломал дверной замок. С улицы доносилась теперь уже непрерывная стрельба.
Харди был уже в седле, когда появился Консидайн. Метис одной рукой держал поводья, другой методично стрелял.
— Все в порядке, — сказал Консидайн.
Индеец вдел ногу в стремя, и четыре всадника метнулись в темный переулок. Поднялось окно, и ствол винтовки высунулся наружу, но Дэч успел первым послать пулю сорок четвертого калибра. Раздался отчаянный вопль, и винтовка выпала из окна.
Всадники с ходу проскочили ивняк, подняв тучу брызг, пересекли ручей и повернули на юг, прочь от города. Они не слишком погоняли лошадей, сберегая их силы на случай преследования.
Позади них все еще стреляли, но, видно, наобум. Удачный маневр через ивовую рощу и ручей позволил налетчикам исчезнуть из поля зрения горожан и стать недосягаемыми для их пуль.
Проскакав пару миль, Консидайн круто развернул коня и вновь пересек ручей. На противоположный берег маленький отряд поднялся по выступу скалы, затем осторожно, стараясь не оставлять следов, опять вошел в воду и спускался по ней еще с четверть мили. Достигнув песчаной лощины, путники окончательно расстались с ручьем. В глубоком песке от лошадиных копыт оставались только бесформенные ямки, по которым нельзя было установить, кто и когда здесь проехал.
— Ну и как мы разбогатели? — спросил Харди, самый молодой из четверых, а потому менее терпеливый. Он еще верил, что сорванный куш должен быть обязательно большим, не знал, что даже самое тщательно спланированное ограбление может не принести ничего, кроме свиста пуль.
— Золота не оказалось совсем. Только пара сотен мелочью и пачка банкнот.
— Черт!
Сообщение не располагало к дебатам, и ни у кого не возникло желания его обсуждать. Кроме того, все понимали, что даже пустому банку не пристало иметь взорванный сейф, а горожанам нравится такой вид спорта, как погоня. В городах Запада — и Консидайну это было хорошо известно — даже такое тихое, незначительное событие, как ограбление банка, давало каждому жителю возможность посостязаться с другими в верховой езде и стрельбе. Отряд для погони в таких случаях формировался моментально, и всякий мужчина в нем — опытный следопыт, ветеран, у которого за плечами не одна война.
Уверенно, как днем, Консидайн поднимался вверх по каньону до тех пор, пока не почувствовал, что воздух стал холоднее. Достигнув болотистой низины, резко свернув влево, он направил свою лошадь вверх по крутому откосу к обозначившемуся впереди входу в ущелье.
Копыта не оставляли здесь следов, но подъем был тяжким испытанием для лошадей. Только на плоской вершине горы им позволили отдохнуть. Едва ли до наступления рассвета преследователи отправятся в путь, а значит, в распоряжении беглецов еще добрых четыре часа.
Они ехали, пока небо не стало сереть. Консидайн привел их в узкую лощину, к хижине с провалившейся крышей и рухнувшей стеной. Но в загоне здесь стояли четыре лошади.
Пока Дэч варил кофе и готовил завтрак, метис расседлал лошадей, на которых они приехали и, похлопав каждую по спине, пустил на волю. Уведенные без ведома хозяев, животные умчались домой. Затем он оседлал ждавших их свежих коней.
У маленького костерка они молча покурили и выпили кофе. Говорить никому не хотелось. Их многообещающая затея рухнула, и все были расстроены. Слава Богу, что ни с той, ни с другой стороны никто не пострадал. Замешкайся они хоть чуть-чуть или будь вся операция менее тщательно подготовлена, кого-то из них могло уже не оказаться в живых. В этом-то сомневаться не приходилось.
— Ладно, — подвел итог Харди. — Даже у Джесси Джеймса случались проколы… — Никто не поддержал разговора, поэтому он добавил: — Говорят, он спрятал миллион долларов в пещере на Миссури. Я бы не прочь удостовериться, что он еще там.
— Не верь бредням, — отрезал Дэч. — Вот тебе цифры, если хочешь. За шестнадцать лет банда Джеймса награбила меньше четырехсот тысяч долларов, а в долю их входило обычно от шести до двенадцати человек. Посчитай-ка. Да они почти всегда не имели и цента в кармане… А тут сейф так легко открылся, — вернулся он к собственным проблемам. — Просто не верится.
Покончив с кофе, они поднялись. Дэч вытряхнул кофейную гущу из кофейника и забросал костер землей. В последний раз они внимательно огляделись и, убедившись, что ничего не забыто, сели на лошадей, на сей раз собственных, и выехали из лощины.
Консидайн чувствовал себя уставшим. Его сильное стройное тело мерно покачивалось в такт движениям лошади. Мышцы ныли, глаза слипались, и отчаянно хотелось улечься где-нибудь под деревом и соснуть. Но, как всегда, даже такое простое желание было неосуществимо.
Тьма неохотно отступала во впадины между холмами и пряталась под развесистыми ветвями дубов. Вставало солнце, и становилось жарко. Достигнув гребня горы, Консидайн придержал коня и окинул взглядом зыбкую в волнах теплого воздуха горную страну, открывшуюся перед ними.
Когда человек выбирает путь грабителя, он думает только о том, как славно будет прокутить добытые денежки, и не представляет себе, сколько времени придется ему провести в седле без сна, питаясь чем попало и являясь желанной мишенью для любого встречного.
А ведь были времена… Консидайн вспомнил об Обаро.
Впрочем, о нем он никогда не забывал. Прежде на месте этого городка в южной части западных территорий стояли ранчо с тем же названием, ведущим начало от клейма для скота . Потом возле ранчо сделали остановку дилижансов, разросшийся поселок превратился в перевалочный пункт и, наконец, стал городком.
На том ранчо Консидайн работал ковбоем и в те годы имел друга, девушку и мечту. Его другом был Пит Рэньон, душа любой мужской компании. Полные молодых сил, они носились верхом, трудились до седьмого пота, до самозабвения, резались в карты, ссорились, иногда с другими, а чаще между собой.
Тогда на пастбищах гуляло много неклейменого скота. Во время войны мужчинам было не до того, и тысячи голов оставались ничейными, без клейма. Позже многие предъявляли на них права. Когда хотелось покутить, Консидайн и Пит угоняли телят и продавали их в городе. Однако владельцы ранчо считали, что весь скот, клейменый или нет, принадлежит им.
За продажу бычков парней уволили и предупредили, чтобы они больше не появлялись в этих местах.
Одну зиму они кое-как прокантовались на деньги, вырученные за телят. Голод и неустроенность лишили их щепетильности: они стали угонять и клейменых животных. Но потом Пит Рэньон покончил со своим прошлым и выставил свою кандидатуру на должность шерифа. Его избрали… Вскоре он женился на девушке, которую любил Консидайн.
Спустя двое суток после той свадьбы бывший ковбой поджидал поезд Денвер
— Рио-Гранде у водонапорной башни. Он сел в него, прошелся по двум вагонам, собрав дань с пассажиров, а затем спрыгнул там, где его ждала лошадь. Неделей позже он ехал обратно тем же поездом.
- Предыдущая
- 2/25
- Следующая
