Проклятие - "BNL" - Страница 37

Она ехала чуть впереди, потому что единственная знала дорогу.

Начиная подъем в Драконьи горы, уклона вверх обычно не замечаешь до тех самых пор, пока остальной мир вокруг почему-то не оказывается накрененным градусов этак на двадцать пять. И только потом то справа, то слева начинают попадаться валуны, дети скал, вырастают мрачные темные ельники с вкраплениями низких, кривых сосен, сломать которые не под силу и самым лютым ветрам.

Томас очень органично вписался в обстановку. Он здорово смотрелся в горах, потому что был почти такой же большой, как они, и почти умудрился превзойти их по суровости. Более того, он, кажется, сам чувствовал себя как дома. Впрочем, по его лицу нельзя было утверждать с уверенностью. По нему ничего нельзя было с уверенностью утверждать.

Петляла туда-сюда горная каменистая тропка, мелкие камешки то и дело вылетали из-под копыт лошадей и недолго летели вниз по склону, пока где-нибудь не застревали. Солнце светило где-то за спиной, еще выше Синего леса, но порядочно ниже зенита. Генриетта уже не слышала ничего, кроме упрямого, надоедливого стука своего слишком тревожного сердца.

А потом, после очередного поворота тропы, когда они как бы завернули за угол, то есть обогнули группу выросших прямо посередь дороги елок, в поле зрения появился ее дом.

Все четверо, не сговариваясь, натянули поводья, остановились.

Фемто первым дал увиденному объективную оценку.

- Какое оно все… черное-то, - отметил он, скептически выгнув бровь.

Тут с ним нельзя было поспорить.

Замок, прочно держащийся за плоский уступ несколько выше, и правда был черный-черный, и черным копьем вздымалась не менее черная стройная башня, вот только достать до неба, как башни на равнине, у нее не получалось – горы все равно были выше. Она терялась на их фоне.

- И здесь ты живешь? – спросил Ле, разглядывая мрачное строение, отсюда кажущееся игрушечным.

- Именно, - подтвердила Генриетта.

И они двинулись было дальше.

- Стойте, - вдруг сказал Фемто, придерживая лошадь. Взгляд его был устремлен куда-то вперед и вверх. – Вы слышите?

- Нет, - ответил Том.

- И я нет, - отозвался Ле.

- Вот и я нет, - логично согласился Фемто. – А должен бы. Музыку, голоса, звуки, хоть что-нибудь. Жилой дом не может быть абсолютно тихим.

- Слишком далеко, - с сомнением проговорил Ле. – И ветер с нашей стороны. Звуки уносит, Фемто.

Тот покачал головой.

- Все равно. Я услышал бы. А вон там, - он указал рукой, - слева, с краю стены, бойницы вроде как осыпались. Отсюда видно.

- Быть такого не может, - решительно воспротивилась Генриетта.

Фемто одарил ее мимолетным взглядом, потом снова посмотрел на черные стены, без лишних слов развернул лошадь к лесу и скрылся среди деревьев – только ветки прошелестели.

- Э-э, - выразилась Генриетта, в замешательстве глядя ему вслед. – Такое для вас нормально?

- Вполне, - успокоил ничуть не встревоженный Ле-Таир. – Он знает короткую дорогу, всегда.

- Но я не уверена, что здесь существует вообще какая-то дорога, кроме этой, - возразила Генриетта.

- Он найдет, будь спокойна.

Хотела бы Генриетта быть настолько спокойна.

- Мне жаль его лошадь, - вздохнула она, качая головой. – Она же переломает себе все ноги.

- Ничего с ней не будет, - отмахнулся Ле. – Она привыкла.

Дальше они поехали втроем.

Фемто действительно знал короткую дорогу, всегда. Если бы его спросили, откуда, он не стал бы отвечать. Не потому, что отвечать было нечего – просто потому, что некоторые вещи он считал вполне естественными. Этот встроенный в него безошибочный компас – в том числе.

Можно не торопиться. Пока другие будут подниматься по безопасной и почти прямой, насколько это возможно в горах, дороге, он успел бы трижды прогнать лошадь туда-обратно по какой-то звериной тропе, временами довольно резко забирающей вверх, но вполне проходимой при определенной доле ловкости со стороны копытного. От всадника в таких случаях мало что требуется.

Кое-где по склону, мучительно извиваясь на неровностях земли, все еще змеились останки некогда почти крепостной стены – разрозненная, крошащаяся кладка из грубо отесанных серых камней. Если в лучшие времена она и была способна защищать, то теперь рассыпалась от одного прикосновения.

Но замок выглядел жилым. Старым, да, но не заброшенным.

Звуки действительно были – едва уловимые, вроде отголосков разговоров там, за толстыми стенами, почти неслышного эха шагов, дыхания тех, кто живет внутри. Фемто умел слышать такие вещи. Даже запахи были – соблазнительный аромат чего-то вкусного блуждал по округе, покинув кухню, по традиции располагающуюся, вероятно, где-нибудь в подвале, по соседству с темницами, а еще пахло дымом. Неудивительно – каменные стены холодной осенью только так втягивают тепло. На каменный дом такого размера не напасешься дров.

Фемто увидел даже силуэты, мелькающие в освещенных окнах. И с бойницами все оказалось в порядке, если рассматривать их вблизи.

Но он отнюдь не был уверен до конца, а потому дверь искать не стал.

Если внутри правда кто-то есть, то гордо входить через главный вход глупо вдвойне. Придется объясняться с прислугой, а это вообще дело пустое. Если же внутри никого нет…

Стен было много, и образовывали они явно не правильный четырехугольник. Пройдя вдоль одной из них, Фемто нашел подходящее окно и очень удобный камень прямо под ним. Если встать на этот валун, можно дотянуться и забраться на узкий-узкий карниз, а там – раз плюнуть.

Он привязал лошадь к теряющему листья кусту, сделав это исключительно для порядка, потому что убегать она и без того не собиралась, и ступил на камень.

Хорошо хоть, что если окно украшено таким вот роскошным цветным витражом, декоративная решетка ему явно ни к чему.

Фемто знал кое-что, о чем многие забыли.

Когда-то давным-давно суеверные илариане выносили покойников из дома через окна с хитрым расчетом на то, что смерть не сможет найти дверь, когда ей вздумается вернуться в следующий раз.

Еще он прекрасно знал, что, бывает, переступив порог дома, в который не следовало бы заходить, можно навеки распрощаться с самим собой.

Удачно, что отнюдь не все пути в дом лежат через порог.

Он осмотрел яркое стекло. Кусочки витража рисовали на окне алые розы на переплетенных шипастых стеблях. Разбивая такое, без звона не обойтись. Но что, если попробовать иначе?

Фемто закрыл глаза и вытянул руку.

Ага.

Рука не встретила сопротивления там, где должно было быть стекло. Тогда он немного передвинул ее вбок и нащупал острые осколки, торчащие из рамы. Зрение может обманывать, а вот осязание – никогда.

Обследование краев дыры показало, что он вполне сможет пробраться внутрь. Главное – раньше времени не открывать глаз, чтобы не обнаружить свою вполне осязаемую плоть в том же самом месте, которое вновь пытается занять не менее осязаемое стекло. Подобные моменты материальной неуверенности имеют привычку заканчиваться весьма плачевно.

Спрыгнув на пол, Фемто наконец открыл глаза и огляделся.

Перед ним простиралась пустая зала, огромная и гулкая. Толстый слой пыли и сухих листьев, занесенных ветром в разбитые окна – ни одно не уцелело, время не пощадило прекрасных витражей – ковром устилал пол. Ступеньки широкой лестницы раскрошились и истерлись, давным-давно истлели портьеры и гобелены на стенах, а напольные часы с треснутым стеклом вот уж много дней как лишились стрелок. Возможно, когда-то здесь и правил король. Ныне же замком безраздельно владело сиротливое запустение.

Так он и думал. Иллюзия.

Хорошая, правдоподобная иллюзия – вблизи он и сам почти поверил. Вот только расстояние их подвело – не доставала магия до стороннего наблюдателя, и все тут. У нее ведь тоже есть предел дальности попадания.

Прислушиваясь к мертвой пыльной тишине, Фемто двинулся вверх по бесконечной лестнице.

Сначала она была широкой, но, ломаясь каждым следующим пролетом, становилась все уже и уже. Она вела мимо пустых комнат в лохмотьях облезшей позолоты и осколках разбитой лепнины, мимо уходящих в темень коридоров с рядом уж много лет как остывших светильников на стенах. Но Фемто знал, куда лестница приведет в конечном итоге – на самый верх.