Калифорнийцы - Ламур Луис - Страница 7

• Предыдущая
• 7/42
• Следующая

— Ты ей понравишься, вот увидишь.

— Но за что ей меня любить? Ведь я приношу вам одни несчастья!

Он пожал плечами:

— Неприятности — тоже часть нашей жизни. Человек может привыкнуть ко всему. В конце концов, трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать.

— И именно поэтому ты выходишь в море?

Он усмехнулся:

— Конечно же нет. Я выхожу в море ради того, чтобы заработать на жизнь. Ни один здравомыслящий человек не станет специально создавать себе трудности. Так что остается только мириться с теми из них, что все же возникают. Но только не надо пытаться перекладывать свои заботы на чужие плечи. А что касается моря, то нужно примириться с ним, иначе долго не протянешь. Постараться приспособиться, только и всего.

— А как же с людьми? К ним ты тоже приспосабливаешься, да?

— Разумеется. А почему бы и нет? Ведь все, будь то серьезные законы или правила хорошего тона, написано для того, чтобы помочь людям уживаться друг с другом, испытывая при этом как можно меньше трений. В обществе человек в каком-то смысле постоянно должен приспосабливаться. Лично я не вижу в этом ничего плохого, и уж тем более здесь нет ничего зазорного.

Шон замолчал, разглядывая остров Сан-Николас, лежащий несколько западнее их теперешнего курса. В расположении прибрежных островов есть своя закономерность. Зная ее, намного проще провести корабль по проливам между ними. В свое время индейцы-чумаши говорили ему о том, что даже незначительное изменение цвета воды могло означать изменение ветра, а зачастую и течения.

И все же, разглядывая дальний берег, он сейчас думал не об этом. Все его мысли занимала Мариана.

Вот уже на протяжении двух недель они каждое утро неизменно вместе выходили к столу, вместе стояли в дозоре, вместе гуляли по палубе. Неужели он влюбился? Нет, ерунда! Даже смешно! И все-таки…

«Госпожа Удача» была замечательной шхуной, она легко слушалась руля и свободно летела вперед на всех парусах.

Он никогда не переставал поражаться тому, что люди, имея в руках лишь одни плотничьи инструменты, могли придать нужную форму бревнам и создать такое прекрасное творение, как корабль. А потом корабль, однажды построенный людьми, начинал жить своей собственной жизнью, и у него даже появлялся характер. Оставляя далеко позади себя берег, он всецело отдавался во власть моря, и его самоотверженность завораживала. Ибо то, что некогда представляло собой груду грубых, неотесанных бревен перевоплощалось в нечто поэтическое, одухотворенное.

Примерно так рассказал Шон Мариане о своей прекрасной шхуне, и она внимательно слушала его, вникая скорее в чувства, чем в слова. Он догадывался об этом, был крайне взволнован и не знал, как себя вести, но ему очень хотелось поступить правильно. К счастью, годы, проведенные им в море, не сделали из него циника, не дали его душе ожесточиться. К тому же ему было хорошо известно, как быстро сближаются люди, оказавшись в море, и как от этой близости порой не остается и следа, стоит лишь им снова сойти на берег.

— Подождем, пока стемнеет, и пристанем, — сообщил он девушке.

— А это не опасно?

— Только не для нас. Нам уже много раз приходилось плыть вдоль побережья, я уверен, что мы успеем добраться домой и известить обо всем мою семью прежде, чем нас найдут. Я хочу, чтобы мать и брат познакомились с тобой и узнали правду о случившемся. — Он замолчал и, немного помедлив, добавил: — Возможно, затем нам придется уехать. У тебя есть родственники или какие-нибудь знакомые в этих краях?

— Нет.

Он поежился, поглубже запахивая накинутый на плечи плащ, глядя на каменистый, обрывающийся к воде берег острова Санта-Барбара.

— Почему ты не хочешь, чтобы я отвез тебя обратно к дяде?

Она обернулась, в упор уставилась на него:

— Ты хочешь, чтобы я вернулась?

Ему стало не по себе, и он поспешил отвести глаза, старательно избегая ее взгляда.

— Нет. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Если я вернусь к нему, то он запрет меня в доме и станет дожидаться возвращения Андреса. Он с ним заодно.

Шон поспешил сменить тему разговора, думая о том, что может предпринять Мачадо. Поплывет вдоль побережья? Скорее всего, он все же сойдет на берег и отправится прямиком на их ранчо, и тогда большой драки уже не избежать.

Но в любом случае, что он, Шон, может сделать для сеньоры?

Может, лучше бежать в Монтерей и разыскать там Альварадо? Правда, власти у него нет, но достаточное влияние сохранилось, и даже сам губернатор не осмелился бы открыто выступить против него.

Солнце уже купалось в море, окрашивая горные вершины острова во все оттенки золотисто-огненного цвета, когда шхуна беззвучно выскользнула из-за острова. Ветер надул развернутые паруса, и она понеслась к берегу по темнеющим волнам.

На палубу вышел Теннисон, готовившийся заступить на вахту.

— Пока вроде все в порядке, — сообщил ему Шон, — на берегу никого не видно. Но будь настороже, не забывай, что здесь могут объявиться индейцы.

— Слушай, капитан, — вдруг сказал Теннисон. — Мне тут удалось отложить несколько долларов. Так что если сеньоре…

— Спасибо, Тен. Мы постараемся сами справиться. Нам нужно много денег, сразу несколько тысяч долларов. А в этих краях их взять все равно неоткуда.

— Ты уж только поосторожней с Мачадо, — обеспокоенно продолжил Тен. — Он уже убил на дуэлях, наверное, с полдюжины человек. Повздорили с ним, как водится, из-за какой-то ерунды… Так-то.

— Следи за курсом, Тен. Если ветер продержится, то примерно в полночь мы будем на месте. Я проснусь к тому времени, чтобы провести шхуну к берегу.

На горизонте чернел окутанный тьмой берег, и частокол вершин Санта-Моники пронзал ночной небосклон, на котором уже загорелись далекие звезды. В каюте было тепло и тихо, и низкий огонек медной керосиновой лампы слегка дрожал и покачивался, подобно тому, как качалась на волнах сама шхуна.

— Завтра, — тихо сказал он, — завтра мы будем дома, и, надеюсь, все будет хорошо.

К тому времени, когда Шон вернулся на палубу, уже совсем стемнело. От тут же поплотнее прикрыл за собой дверь, чтобы свет из каюты не привлек чье-то ненужное внимание. Все фонари на шхуне были погашены, и она медленно шла только под одним кливером.

Легкий бриз рвал низкие облака, и в эти прорехи мелькали лоскутки высокого звездного неба. А впереди зловеще чернела неприступная стена берега.

— Подходим к водорослям, — предупредил Теннисон. Внезапно на вершине горного хребта, находившегося как раз за мысом, к которому они направлялись, вспыхнул огонек. — Как раз, — пробормотал Теннисон. — Похоже, твой человек никогда не ошибается.

— Очень надеюсь, — ответил Шон, — но как бы там ни было, а причалить мы должны именно сегодня ночью.

И Шон и Теннисон прекрасно знали, что огонек на вершине горного хребта ничто иное как костер, разведенный в каменной нише среди скал, увидеть который можно только со стороны моря, да и то лишь под определенным углом зрения.

Встав к штурвалу, Шон направил «Госпожу Удачу» вдоль кромки прибрежных водорослей. Бухта находилась примерно в двух милях к северо-востоку от мыса. Теперь задача состояла в том, чтобы не налететь на риф, тянувшийся южнее мыса, и благополучно обогнуть скалу за ним. Он хотел бросить якорь у самой кромки водорослей, где до песчаного дна оставалось каких-нибудь семь фатомов note 3.

Шхуна продолжала медленно двигаться вперед.

Наконец Шон объявил:

— Ладно, Тен. Бросай якорь.

Он слышал, как якорь упал в воду, как загремела цепь, пропускаемая через клюз, и принялся отсчитывать время. Команда бросилась сворачивать паруса, и как только работа завершилась, зеленый корпус шхуны сразу растворился на фоне зелени водорослей и берега.

Теннисон доложил с кормы:

— Шлюпка спущена на воду, капитан. Нам остаться здесь?

— Да, оставайтесь. Случись что-нибудь непредвиденное, пока меня не будет, действуй по собственному усмотрению. Если они станут преследовать тебя на корабле, уводи их в водоросли. Ты знаешь, где можно пройти, а они нет.

• Предыдущая
• 7/42
• Следующая