Как был покорен Запад - Ламур Луис - Страница 48

• Предыдущая
• 48/68
• Следующая

— Иди туда! — приказал Зеб. — Я хочу, чтобы ты видел дело рук своих!

Там, где женщина склонялась над раненым мужчиной, теперь лежали два тела, втоптанные одно в другое, измолотые летящими копытами. Светловолосая Брунгильда лежала, поверженная и изуродованная — там, где прежде развевались светлые волосы, остался лишь голый череп… Какой-то человек стонал и звал на помощь. Уцелевшие медленно приходили в себя и начинали двигаться среди раненых.

К Зебу подошел за приказами сержант; на голове у него кровоточила жуткая рана. Зеб коротко распорядился:

— Поставьте восемь человек на баррикаду, как и раньше. Остальных пошлите собирать винтовки и боеприпасы и перевязывать раненых. А в помощь тем, кто отделался ушибами, мы можем выделить только четверых.

И повернулся к Кингу.

— Ну, как, Кинг, нравится? Это ты пригласил людей сюда. Ты слишком поторопился сунуть их в ад, который сам создал, нарушив договор. Ты привез их сюда — и ты их убил. А теперь живи с этим, если сможешь…

— Яичницу не сделаешь, не разбив яиц, — пробормотал Майк Кинг. — А яйца едут и будут ехать.

Но лицо у него было серое и больное, и он поспешил отвести глаза от мертвых и умирающих.

— Так что, вы раздумали убивать меня?

— Тебя? Да ты пули не стоишь. Ты и так мертвый. Ты мертвый уже много лет. Ты просто молоток в руках у директоров твоей дороги. А внутри у тебя пусто…

И вдруг он подумал: «Джули! Где же Джули?»

Он нашел ее — она помогала раненому, и направился к ней.

— Я уезжаю, — сказал он. — Прямо сейчас.

— Сейчас? — Она не могла поверить.

— Так лучше всего. Арапахи увидят, что я уезжаю, а они считают меня главным виновником. Я думаю, теперь вы сможете отбить любое нападение, но если я уеду, то, может быть, они вообще не нападут.

— Они убьют тебя.

— Может быть. Но я не напрашиваюсь на роль мученика — я пущусь наутек во всю прыть, как только выеду отсюда. Я возьму нашего эскадронного скакового коня, а своего оставлю.

Она положила руку ему на рукав.

— Нет!.. Не уезжай.

— Я должен. Если я уеду, они погонятся за мной. Это легче, чем снова атаковать здесь… Если мне удастся уйти, я буду ждать тебя в Солт-Лейк-Сити.

Не было слез, не было протестов. Мгновение они стояли, глядя друг Другу в глаза, а потом он быстро отвернулся.

Зеб прошел туда, где сержант отдавал приказы, в жуткое месиво на месте лагеря.

— Сержант, вы остаетесь старшим. Я ушел в отставку. И уезжаю немедленно. Может быть, они так жаждут меня заполучить, что оставят вас в покое… но позиция у вас хорошая, застать вас врасплох они уже не смогут, а завтра из Омахи прибудет поезд с дополнительными войсками.

— Что ж, прощайте, лейтенант.

— Прощайте, сержант.

— Удачи вам, лейтенант!

Он оседлал серого коня. Это был великолепный скакун, стайер. Зеб его сам купил, и они держали его специально для скачек, выигрывая время от времени неплохие деньги. А теперь ему предстояло скакать по-настоящему.

Он поднялся в седло и проехал шагом до конца баррикады. Навстречу ему вышел Воссель.

— Вон там, похоже, — он мотнул головой, но рукой не стал показывать, — ни одного из них нет. Так что у вас может получиться.

— Спасибо.

Индейцы, как они делают всегда, увезли своих погибших товарищей — кроме тех, кто пал в окружении врагов. Кое-где на траве остались лужи крови — свидетельство того, что и арапахам досталось крепко.

Он поехал вдоль долины рысью, так, чтобы индейцы смогли увидеть его. Он направлялся на запад. Похоже, это рецепт на все случаи жизни: если дело плохо, двигай на запад.

Прозвучал выстрел.

Он оглянулся назад, с удивлением отметив, какое расстояние успел покрыть. А потом увидел арапахов. Они вытянулись длинной цепью вдоль гребня, они ехали за ним.

Он посмотрел на север — там была вторая цепь. Индейцы направлялись к некоей точке впереди, где надеялись перехватить его.

— Ну, что ж, Джубал, — сказал он серому коню, — давай поглядим, на что ты годен.

Длинные ноги вытянулись, копыта ударили по дерну, ветер хлестнул в лицо. Серый несся гладким, великолепным шагом, он любил бег.

Где-то впереди лежало завтра — если не изменит удача.

Копыта выбивали по дерну ровный ритм. Он пригнулся пониже к гриве, чтобы уменьшить сопротивление воздуха.

Гейб Френч остановился на углу и посмотрел вдоль улицы. В последний раз он поднимался на Ноб-Хилл, когда искал владельца упряжки, работавшего у него в давние времена. Тогда Хилл был скопищем скромных деревянных коттеджей. Теперь их заменили богато украшенные особняки.

Он прищурился — уж очень ярко блестело солнце на латунном заборе Джима Флуда, обошедшемся в тридцать тысяч долларов. Забор тянулся на два квартала, специально нанятый работник постоянно его полировал. Гейб слышал об этом заборе. Ну да, это же Клив рассказывал ему — и о заборе, и о человеке, который каждый день его полирует!

Серые башни замка Хопкинса с высаженными на террасах садами виднелись через улицу наискосок. Он проходил, не обращая внимания на особняки Колтона, Стэнфорда и Крокера. Он никогда не посещал дом Клива, пока тот был жив, и казалось странным, что он идет туда сейчас, когда Клив умер. Но все же в старые времена они были друзьями, а дружба эта сохранилась и в последующие годы.

— Единственный человек, которому я завидовал, — сказал Гейб вслух, остановившись на углу. — Было в нем что-то такое… вкус, так бы я это назвал.

— Что было?

Гейб обернулся, услышав вопрос. Ему было неловко, что кто-то услышал, как он разговаривает сам с собой.

— Я спрашиваю, не знаете ли вы, где особняк Клива Ван Валена, — пробормотал он.

Прохожий показал рукой.

— А вон там. Хотя сегодня вряд ли можно сказать, что это его особняк. И, судя по всему, завтра он уже не будет принадлежать и его вдове. Его распродают со всем барахлом, до последнего гвоздя.

Прохожий был маленький, чопорный, с крохотными глазками и противным выражением лица, и в голосе его отчетливо слышалось злорадство.

Это разозлило Гейба Френча, и он сказал:

— Будь он живой, им бы это не удалось! Клив Ван Вален мог добыть миллионы там, где никто другой не получил бы и медного гроша… просто под свое имя!

— Я об этом слышал, — сказал прохожий, пожав УТЛЫМИ плечами, — но я в это не верю.

Гейб ощутил, как в нем нарастает гнев. С возрастом он стал нетерпимым. Раньше он мог терпеливо сносить дураков, теперь уже нет.

— Человек обязан платить свои долги, — продолжал тот гнусавым голосом. — А Ван Вален всегда жил на широкую ногу, не по своим доходам.

— Многие годы, — запальчиво ответил Гейб Френч, — ни у кого не было таких доходов, как у него! Бывали времена, когда только одна шахта приносила ему больше восьмидесяти тысяч в месяц. Восемьдесят тысяч долларов! Столько я и сам никогда не зарабатывал.

— Охотно верю. — Незнакомец презрительно покосился на поношенное платье Гейба.

Гейб Френч попытался унять раздражение, но не смог. С годами у человека остается не много удовольствий, и теперь Гейб находил удовольствие в том, что позволял себе раздражаться по пустякам. Никто никогда не видел, чтобы он падал духом в беде, но в последние годы ему нравилось побрюзжать.

Он холодно посмотрел на незнакомца.

— Не стану утверждать, — сказал он подчеркнуто неторопливо, — будто мне не по карману купить и продать многих из тех, кто владеет особняками на этом холме. А что касается Клива Ван Валена, то никогда в жизни у меня не было друга, лучше чем он, — и вернее. Случились как-то тяжкие времена — много лет назад — когда на моих лошадей напал сап, у меня были сорваны два контракта на доставку грузов и весь мой скот подох чуть не за одну ночь… Кто-то сказал об этом Кливу, и он прорвался через перевал Доннер и пригнал мне сотню лошадей — и это поздней осенью, когда уже падал снег! Он прорвался, а перевал закрылся буквально у него за спиной. Вот так он спас мою шкуру… В другой раз модоки note 60 подловили нас в засаду у озера Кламат. Наши лошади были убиты, во мне засела пуля; и Клив в одиночку отбивался от них весь день, а ночью ушел, унося меня на спине.

• Предыдущая
• 48/68
• Следующая