Как был покорен Запад - Ламур Луис - Страница 40

• Предыдущая
• 40/68
• Следующая

— Правильно. Я этого хочу. — Кинг поставил стакан. — И вы мне поможете этого добиться.

Кинг ушел. а Зеб Ролингз облокотился на стойку и рассеянно уставился на танцовщиц, практически не видя их, потому что думал он сейчас вовсе не о танцовщицах. В первый раз он всерьез задумался о жизни, не связанной с армией. Он знал, как может Кинг нажать на все педали… и тогда через несколько дней лейтенанту Ролингзу придется услышать кое-что от своего полковника… точно так же, как самому полковнику — от генерала.

Генерал собирался в отставку и уже расчищал себе дорогу к хорошей работе в гражданской жизни. Даже генеральской пенсии не хватит, чтобы обеспечить достойную жизнь отставному генералу и его привыкшей к достатку семье. А вот работа на железной дороге, на хорошей административной должности, даст ему все. Зеб Ролингз слышал об этом кое-что — а об остальном догадывался. Майк Кинг, чтобы добиться своего, пускал в ход деньги и связи без зазрения совести, не вспоминая о морали и порядочности.

А у Зеба Ролингза был простой взгляд на мир, свойственный человеку, который живет на границе и имеет дело с простыми вещами. Его разум не был отягощен слишком многими проблемами, он давным-давно научился поступаться своими личными интересами перед интересами дела, когда это требовалось. Но с арапахами было заключено соглашение; Если попытаться отогнать их подальше, они будут сражаться, и тогда начнут умирать невинные люди, не имеющие вообще никакого касательства к железной дороге.

У стойки рядом с ним появился Джетро Стьюарт. Бармен поставил перед ним бутылку и стакан.

Джетро повернулся к Зебу, приняв почти такую же позу, как несколько минут назад Кинг.

— Ваша фамилия Ролингз, вы из Огайо. А папашу вашего случайно не Лайнусом звали, а?

Зеб посмотрел на него с любопытством.

— Да, Лайусом.

— Я его знавал… — Джетро протянул руку. — Вы встречаетесь с Джули. Если вы хоть в чем-то походите на Лайнуса, то я рад, что вы встречаетесь с ней.

— Погодите-ка, я ведь слышал, как па рассказывал о вас! — Он сам удивился, что до сих пор не вспомнил этого имени. — Он частенько о вас говаривал…

— Говаривал?

— Его убили при Шайло.

Джетро наполнил стакан Зеба, а потом свой.

— Что ж, это лучше, чем умереть, топая за плугом; насколько я знал Лайнуса, он бы предпочел именно такую смерть. Мне когда-то пришлось пахать… целый год. Это укоротило мне жизнь на добрых десять лет.

Джетро повертел стакан в руке.

— Вы похоронили этих людей, что я привез.

— Да.

— Хорошие люди… изыскатели. Они имели право быть там. Это шайены сделали…

— Так вы это знали?

— Ну, следы-то я читать умею… — Он опрокинул свой стакан в глотку. — Кинг попытается использовать это как повод. Он ненавидит индейцев.

Зеб Ролингз был удивлен.

— Ненавидит индейцев? Но почему?

— Они стоят у него на дороге. Они не нужны Майку Кингу и таким как он. Они из той жизни, которая у Кинга вызывает ненависть, потому что она не такая, как у него. Существует на свете порода людей, которые ненавидят все, что не похоже на них, все, чего они не понимают… и им просто невмоготу видеть индейцев, которые не делают чего-то, им понятного.

— Я никогда не смотрел с этой стороны.

— Когда-нибудь Кинг будет в нашей стране большим человеком… но я его невысоко ставлю. Он мне напоминает бобра. Выпусти бобра там, где есть вода, и он начнет строить плотину, таким уж его природа создала. Убери его от воды — и он больше ни на что не годен. То же самое с Майком Кингом. Он умеет заставить других работать, он сумеет сделать деньги — и умрет, так и не узнав, что на свете существует еще что-то… Есть и еще одна причина, из-за которой он ненавидит индейцев. Они во многом лучше него. — Джетро повернулся к стойке. — Загляните ко мне, когда в голову взбредет. Буду рад вас увидеть.

Зеб допил виски и поставил стакан. «Ох, — подумал он, как я устал…» Он вышел из палатки, постоял немного на свежем воздухе, подальше от жестяной музыки и грубой болтовни.

И снова пожалел, что не успел застать маму живой. Маме бы Джули понравилась.

Городок у конца путей обычно затихал сразу. Редко когда музыка, шум и сумятица успокаивались постепенно. Чаще жизнь гремела и бушевала всю ночь, без тормозов, а потом вдруг падала тишина, как наброшенное одеяло, и не оставалось ничего, кроме ночных звуков — поскрипывали на ветру болтающиеся вывески, хлопали незастегнутые входные клапаны палаток, шаркали ноги, кто-то невнятно бормотал во сне. Вдалеке одинокий койот изливал свою тоску в звездное небо, а еще дальше уныло и траурно свистел паровоз, взывая к пренебрежительно молчащим звездам.

Джули поплотнее завернулась в плащ. Холодало. Она знала, что выходить не стоило бы, но после целого вечера в палатке ей отчаянно хотелось побыть на свежем воздухе.

Сегодня вечером, когда пришел отец, он с одного взгляда увидел, что она кого-то ждет.

— Кинга ждешь? — осведомился он.

— Нет.

— А этот Зеб, — заметил он, — славный парень. Он мне напомнил своего отца.

Он укутался в одеяла и заснул, а Джули еще долго сидела неподвижно, удивленная его замечанием. Джетро никогда не пытался повлиять — в ту или иную сторону — на выбор ею друзей, еще с тех пор, как она была маленькой девочкой. Они долго жили порознь, а потом, когда встретились вновь, он сознательно взял себе правило — никогда не вмешиваться. Временами ей даже хотелось, чтобы он что-то посоветовал, но была у него такая, чисто западная черта характера: он считал, что каждый должен выбирать сам. А в ее случае было кое-что и сверх того — он ей доверял.

Он заснул, а она вышла из палатки на воздух, постоять под звездами. Джули думала о палаточном городке, составной частью которого была и она сама. Других женщин в Конце Путей не было, если не считать тех, что шли следом за путеукладчиками и строителями. Ни одной из них она не знала и знать не желала. В ее мире и в ее времена эти две породы женщин, как рельсы, никогда не сходились вместе — если не считать церемонных приветствий на улице.

Она услышала шаги Зеба Ролингза раньше, чем смогла увидеть его, и почувствовала в этих шагах усталость. Она знала, что он встревожен, она видела ту же тревогу на лице отца. И понимала, что тревога эта вызвана индейцами.

Зеб подошел и остановился рядом. Постоял немного молча, подставив лицо ветру, ловя его прохладу,

— Зеб, — сказала она, — о чем вы думаете?

— Какая-то навязчивая идея. Один из этих людей, что мы похоронили сегодня, напомнил мне мать. Не скажу даже, чем точно… что-то такое в лице…

— А какая она была?

— Какая? Добрая… — не сразу ответил он, — исполненная любовью к земле. Любила свою семью… и была у нее в характере поэтическая жилка. То в одном, то в другом проявлялась. А я в папу пошел.

— А какой был ваш отец?

— Наверное, на меня был похож. А еще больше — на вашего папу. Забавная штука, — добавил он задумчиво, — о родителях редко думаешь иначе, чем о родителях. До тех пор, пока сам не станешь старше и не начнешь понимать, что и у них были свои надежды, мечты, устремления и тайные думы… Просто принимаешь их как данное, а потом вдруг однажды с изумлением узнаешь, что они были влюблены, или там сильно увлечены чем-то. И не перестаешь гадать — а какие же они на самом деле, в душе… пока не станет слишком поздно… Не один хороший отец — или мать — работает не покладая рук, чтобы вырастить детей, а душа его — или ее — блуждает где-то далеко за горизонтом, гоняется за своей мечтой… мечтой, которую из-за этих детей никогда не поймать.

— Я понимаю…

— Действительность имеет обычай воздвигать препятствия. Как сейчас.

— Сейчас?

— Мне нравится армейская служба. Я давно уже не могу вообразить себя вне армии, хоть война и кончилась. Но сейчас обстоятельства складываются так, что, может быть, мне придется подать в отставку.

— Из-за Майка?

Даже если он и заметил, что она назвала Кинга по имени, то не придал этому значения.

• Предыдущая
• 40/68
• Следующая