Джубал Сэкетт - Ламур Луис - Страница 36
- Предыдущая
- 36/69
- Следующая
— Та, которая не является твоей женщиной, благодарит тебя, но мне не нужна защита.
Испанец с интересом воззрился на нее.
Он впервые понял, с кем имеет дело. Наверное, ни одна королева, сидящая на троне, не смогла бы быть такой холодной и надменной.
— Меня зовут Гомес, — представился он. — Советую запомнить мое имя.
— Китч! — презрительно бросила она, и хотя он не знал значения слова, лицо его залила краска. Не обращая больше на него внимания, она повернулась ко мне: — Мы скоро поговорим, да?
— Конечно.
Она вышла из пещеры. Он злобно посмотрел ей вслед.
— Что такое «китч»? — спросил Гомес, когда она исчезла.
— На языке начи это означает «дерьмо», — весело ответил я. — В данном случае это определение.
Его лицо вспыхнуло от гнева.
— Я вам покажу, как…
Внезапно заговорил Кеокотаа:
— Ты — глупец! Она храбрая, она благородная. У нее сильная магия. Ты для нее — ничто!
Гомес выругался. Он поднялся, держась за бок и слегка пошатываясь. Я наблюдал за ним. Он хотел сказать что-то еще, но я опередил его:
— Вы — гость. Уйдете завтра. Мы дадим вам мяса в дорогу. Я не знаю, кто вы, кем были и кем хотите стать, и меня это не интересует. Но ведете вы себя не по-джентльменски, и если вымолвите хоть слово оскорбления, уберетесь сегодня же. — Его рука легла на пояс, туда, где он спрятал пистолет.
— Я не хочу вас убивать, но, если вы достанете оружие, я уложу вас на месте.
Он не видел моих пистолетов под курткой из бизоньей шкуры. Ему не терпелось вступить в схватку.
— Что вы можете против пистолета?
Я весело улыбнулся:
— Вынуть пистолет получше.
Он резко сел и безнадежно махнул рукой.
— Ладно! Забудьте все, что я тут наговорил. Я очень раздражителен. — Он посмотрел на меня. — Она действительно индианка?
— Да, но она не похожа на тех, кого вам доводилось видеть. Писсаро, вероятно, встречал таких в Перу.
— Она из инков? Здесь?!
— Вполне возможно. Не знаю. Сейчас она с нами, но возглавляет свою группу.
— Группу?
Он видел только четверых.
Я улыбнулся:
— У нее десять сильных воинов и несколько женщин. Она не нуждается в моей защите. Ее десять воинов мгновенно снимут с вас скальп или кастрируют.
— Кастрируют меня?!
Он побагровел, потом побледнел.
— Такое случалось с мужчинами, которые слишком много о себе воображали. — Я снова улыбнулся. — Вы в чужой стране, мой друг, и вместо того, чтобы важничать, лучше изучили бы обычаи ее народа.
В пещеру проникал холодный ветер, начиналась метель. Мы подложили в костер дров, и я отправился спать. Гомес, если его действительно так звали, уставился на огонь.
Он, несомненно, был неглуп и достаточно смел, но все его планы рухнули, и теперь он думал, как поступить дальше. Ему не хотелось возвращаться к своим с пустыми руками. Это не вызывало сомнений. Так же как и то, что его волновали лишь собственные интересы. Других людей он презирал. Но он был умен и дерзок. Его следовало опасаться. В этой маленькой пещере нас было всего трое.
Сейчас Гомес оказался в отчаянном положении. Избитый, лишившийся места в экспедиции Диего, он случайно наткнулся на нас. Теперь ему предстояло много дней идти через снега на юг, в Санта-Фе. Едва ли ему очень хотелось этого.
В ту ночь мы с Кеокотаа спали плохо. Каждое движение испанца настораживало нас. На рассвете Гомес вскинул на плечи небольшой мешок с провизией и без особых благодарностей вышел на снежную равнину. Он уходил той же дорогой, по которой пришел сюда.
Мы долго смотрели ему вслед, а после того как Гомес исчез в снежной долине, Кеокотаа двинулся за ним. Важно было убедиться, что испанец действительно ушел, а не замышляет в сторонке какую-нибудь подлость.
Я же отправился в пещеру Ичакоми. Две женщины мастерили мокасины, еще одна шила куртку из шкур. Последняя готовила пищу. Мы сели рядом у стены. Мужчины отсутствовали.
— Они охотятся, добывают мясо, — объяснила Ичакоми. — Зима длинная, а мы много едим.
— Это хорошее место, — сказал я, — Ты приведешь сюда свой народ?
Она несколько минут молчала, потом ответила:
— Не знаю. Мой народ очень долго жил у реки. Там тепло и все хорошо растет. Здесь нам придется учиться. Время посадки растений совсем другое. Они не захотят покинуть тепло и реку. И скорее всего, останутся, надеясь на лучшее.
— Но ты расскажешь им об этой долине?
— Людям нелегко расстаться с тем, к чему они привыкли. Наши старики похоронены там. Молодые, кто умер или погиб, тоже лежат в той земле. Все наши воспоминания связаны с теми местами. По-моему, мой народ закроет глаза на опасность.
— А ты?
— Я должна быть с ними. Руководить ими, давать советы.
— А если Великое Солнце умрет, пока ты отсутствуешь?
— Если я не вернусь вовремя, его место займет другой.
Мы помолчали, потом я робко заметил:
— Здесь так красиво, и весной…
Она перебила меня:
— Когда я была еще совсем девочкой, однажды мы пошли к горам торговать — я, мать, отец, Ни'квана… другие тоже шли с нами. Мы пришли в большую, длинную долину, по ней текла небольшая речка, а вокруг рос лес. Там стояла ограда…
— Это мой дом.
Она посмотрела на меня:
— Не знаю…
— Там нет другого, кроме одного, но он очень далеко, у моря. Мы торговали с чероки, с крик и, да, с начи.
— Перейдя реку, мы шли много дней. Когда я увидела горы, не поверила своим глазам. Ни'квана рассказывал о горах, но…
— Эти — выше.
— Как мне понравились горы! Никто не понял меня, кроме Ни'кваны. Я думаю, именно поэтому он выбрал меня, чтобы отправить сюда.
— Не очень-то легкий поход для женщины.
— Я — Солнце.
Костер едва горел, женщины работали, отблески пламени плясали на стенах пещеры, напомнив мне о пещере с танцующими призраками.
— Кто знает, о чем думал Ни'квана? Давно, еще маленькой, я рассказывала ему свои сны. — Она посмотрела на меня. — Ты видишь сны?
— Иногда.
— Мы верим, что после смерти есть жизнь, потому что видим тех, кто умер, во сне. Мы все уйдем туда — и моя мать, и мой отец. — Вдруг она повернулась ко мне: — Что ты будешь делать, когда кончатся холода?
— Уйду в горы. Хочу посмотреть, что там.
— Я рассказала ему сон. Я рассказала только Ни'кване. Сон о мальчике, который ушел в горы. Он был один, всегда один.
— Что делал мальчик? Куда он шел?
Она пожала плечами:
— Он был в горах. Шел один. Ничего не делал. Ах да! Однажды встретил медведя.
— Медведя?
— Очень большого медведя. Я испугалась за мальчика, но он заговорил со зверем, а тот встал на задние лапы и стал слушать. На одной стороне его морды виднелся белый шрам, след старой раны. Медведь внимательно смотрел на мальчика, слушал его слова, потом опустился на все четыре лапы и ушел прочь.
В пещере стало очень тихо. Одна из женщин обрабатывала оленью шкуру. Чтобы мездра стала мягкой, она втирала в нее костный мозг.
Индианка работала очень быстро, искусно, и я с удовольствием наблюдал за ней. Женщина носила черные мокасины. Я спросил о ней у Ичакоми.
— Она из народа понка. Вернулась с востока. Ее отец искал там дом предков. Вышла замуж за одного из наших мужчин.
— Я слышал о понка.
— Это хороший, сильный народ. — Она указала рукой в сторону севера. — Их дом там… далеко.
Мой отец, человек очень любознательный, собирал информацию у индейцев, приходивших к нам торговать. Он или Джереми Ринг подолгу беседовали со стариками и старухами. Некоторые из них рассказывали о понка и родственных им народах — омаха, ото, оседжи.
— Ты вернешься домой? — спросила она вдруг.
— Едва ли. Ко мне тоже приходят сны, но они приходят днем, когда я сижу один на склоне холма или когда лежу перед тем, как заснуть. Я мечтаю о том, что сделаю, кем стану.
— Станешь?
— Недостаточно только делать, нужно еще кем-то стать. Я хочу стать мудрее, сильнее, лучше. Вот, — я развел руки в стороны, — это мое «я», и оно еще несовершенно. Всего лишь сырой материал, над которым нужно работать. Я хочу сделать его лучше.
- Предыдущая
- 36/69
- Следующая