Дорога на Скво-Спрингс - Ламур Луис - Страница 1

• 1/35
• Следующая

Я счастлив познакомить вас с новой книгой. В основном она предназначена для тех читателей, которые предпочитают мои короткие рассказы. Предыдущий сборник увидел свет под названием «Военный отряд». Некоторые из рассказов, включенные в нынешний сборник, написаны уже очень много лет назад, другие — только сейчас. Всех их объединяет название сборника.

Не так давно, пытаясь определить основную тенденцию при выборе сюжетов и действующих лиц моих рассказов, я предположил, что основным героем неизбежно должен стать один из тех, кто по-настоящему пустил корни на этой земле. В этом сборнике таким героем является Меррано, хотя, конечно, было много и других.

Мои короткие новеллы не ставят глобальных проблем — расовых, национальных или социальных. Более того, в них нет «героев» в полном смысле этого слова. Это незатейливые рассказы о людях, трудная жизнь которых проходит как бы на передовой, где естественный отбор происходит сам собой и слабые, неприспособленные не могут выстоять в столь суровых условиях. И люди эти очень разные. Если иногда они и напоминают один другого, то просто потому, что речь идет о современниках в одной стране, одержимых одними и теми же идеями.

Их жизнь проходит в борьбе, когда требуются все силы, чтобы просто уцелеть, а иногда и этого мало. Эти люди пытаются найти свой способ выжить в совершенно чужом для них мире, оставив позади свое прошлое и стараясь найти себя в новой обстановке.

Условия передовой всегда определяют свои законы — рассчитывать только на себя. Редко, когда люди подолгу жили вместе.

Дикий Запад часто считают местом беззакония. На самом деле это не совсем так. Пионеры принесли на новые земли свою веру, свои школы, и все это осталось в основанных ими городах. Конечно, бывало, и не однажды, что закон нарушался, да и жизнь в необычных условиях часто диктовала свои правила, но тем не менее законы существовали и там. Правда и то, что на Запад чаще других отправлялись именно «лихие головы», которые и рассчитывали на то, что смогут творить в новых местах все что вздумается. Кладбище в Бут-Хилл — очень характерный пример тому, как складывалась жизнь в маленьких городках Дикого Запада и как обстановка передовой ставила людям свои условия.

С древнейших времен люди решали все проблемы с помощью оружия. Это правда. Как мы знаем из истории, вначале это были каменные топоры, затем стрелы и мечи, а потом и пистолеты. Государственные мужи, штабные офицеры, адмиралы и генералы во все времена прибегали к оружию в споре. Я нисколько не сомневаюсь в том, что на американском флоте дрались на дуэлях ничуть не меньше, чем в любом городке Дикого Запада. Стивен Декатур, один из героев морских сражений, застрелил на дуэлях ничуть не меньше людей, чем Бат Мастерсон, который неожиданно стал писать спортивные хроники и закончил жизнь не с револьвером в руках, как этого можно было ожидать, а за пишущей машинкой.

Джим Боствик, ворча, уложил свои вещи, оседлал чубарую кентуккийскую лошадку и отправился в горы, чтобы застолбить себе участок. Ему не было дела до тех, кто знал об этом.

Дождь, который вначале, казалось, намеревался лишь слегка прибить пыль, превратился во вселенский потоп и лил беспрерывно уже третий день.

Извергаясь из низко нависших туч, косые потоки отливали металлическим блеском, а тропа, раскиснув, превратилась в болото, и не верилось, что здесь, по обе стороны от дороги, еще два дня назад расстилалась иссушенная солнцем земля и что не пройдет и двух часов после того, как упадет последняя капля, солнце высушит ее и снова превратит в пустыню. Серая пелена затянула все вокруг, холодные струи нещадно хлестали по плечам, груди путника, скатываясь по его желтой куртке. Наконец Боствик почувствовал, что промок до костей.

Лениво ругая своего коня, он покачивался в седле, а чалый за долгие годы службы, хорошо изучив ковбоев и их привычки, лишь невозмутимо шевелил в ответ ушами. Он прекрасно знал, что на самом деле проклятия, которые слышал, не имеют к нему никакого отношения, а человек, сидевший в седле, давно доказал, что не способен на дурное обращение. Боствик чертыхался и проклинал все на свете, потому что проголодался и мечтал о завтраке, потому что у него пересохло в горле и он не спал накануне всю ночь, потому что давно не мылся и все тело у него зудело, короче — он проклинал все на свете.

Хозяин ранчо на Слэш-Файв отпустил его на пять дней, чтобы он мог сделать заявку на участок, отпраздновал это и вернулся, а проклятый дождь, похоже, собирался лить все пять дней напролет, и Джим воспринимал его намерение как личное оскорбление.

Боствик был ковбоем. Не управляющим, обычным ковбоем за сорок долларов в месяц, который в седле шесть дней в неделю, а каждый день — четырнадцать часов. За это время чего только не приходится делать! И гоняться с лассо за норовистым бычком, и ставить тавро на брыкающуюся корову; копать ямы под столбы, ставить изгороди, постоянно чистить водопои, менять подковы у лошадей и долгими ночами играть в покер. Примерно раз в две недели парням удавалось выпить и славно повеселиться. А веселье всегда начиналось с кулачного боя.

Имея рост пять футов и одиннадцать дюймов и веся не меньше ста семидесяти фунтов, Джим с удовольствием участвовал в потасовках, при этом никогда даже не пытался воспользоваться какими-то приемами, а просто сжимал противника изо всех сил, выжидая, сколько тот выдержит, а потом швырял того на землю. Он любил драться. Теперь он лишился и этого удовольствия, и, если проигрывал, не бесился и не держал зла на соперника.

Боствику стукнуло уже двадцать девять, и он никогда не был женат. За плечами у него висела винтовка, но никто не мог упрекнуть его в том, что он пользовался ею в гневе или просто от злости. За всю свою жизнь он убил только одного человека — индейца, который пытался украсть у него лошадь. Это случилось, когда ему не исполнилось еще шестнадцати, и Джим только что приехал на Запад в простом почтовом фургоне.

Дождь стал понемногу стихать. Боствик продолжал подниматься по залитой водой тропе, пока она после крутого поворота не вывела его к неописуемо безобразному нагромождению домишек, большей частью некрашеных и изрядно пострадавших от непогоды. Это и был Йеллоуджекет.

На пустой главной улице, угрожающе накренившись, стоял крытый фургон. С него для чего-то сняли передние колеса, и они лежали неподалеку. Пожилой мужчина в старом, забрызганном грязью дождевике разговаривал с девушкой, находившейся в фургоне. Ее лицо скрывали наполовину задернутые занавески.

— Он не собирается отдавать их, Руфь, — расстроенно объяснил мужчина. — И никогда даже не думал их возвращать. Говорит, что мы по-прежнему остались должны ему, ведь он их кормил.

До Боствика, который невольно поглядывал на эту пару, донесся нежный, тихий голос девушки. Было в ее больших темных глазах и полудетском личике с тонкими чертами что-то такое, что вдруг странно взволновало его и заставило глухо забиться сердце. Когда ковбой медленно проезжал мимо фургона, мужчина глянул на него, но, увидев незнакомое лицо, вновь повернулся к девушке.

— Ты бы лучше забрался в фургон, дедушка. Все равно мы ничего не сможем сделать, пока не перестанет этот ужасный ливень.

Боствик подъехал к примеченной им издалека конюшне, завел в нее своего усталого коня и, взяв в руки пучки сена, принялся вытирать его насухо. Но неблагодарная скотина, видно вспомнив все проклятия, беспричинно сыпавшиеся на ее голову всю дорогу, вдруг укусила его за локоть, да так неожиданно, что он, отскочив, стукнулся о стену, а лошадь стала игриво приплясывать, кокетливо хватая его губами, что он терпел больше по привычке, чем по необходимости. Устроив чалого, Джим покинул конюшню и, перейдя через дорогу, вошел в салун. Из фургона не доносилось ни звука.

• 1/35
• Следующая