Здесь был Шва - Шустерман Нил - Страница 10

• Предыдущая
• 10/45
• Следующая

Там темно. Лампочки всего в двадцать пять ватт прячутся за тёмными абажурами, сквозь тяжёлые шторы не пробивается ни один лучик света. Шва стоит в гостиной и ждёт, когда глаза привыкнут к полумраку. На другом конце комнаты два пса грызутся из-за обрывка узловатой верёвки. Они не замечают вторжения. Значит, точно — у Шва и запах тоже невидимый! Или, может, собаки слишком старые, ничего не чуют. Откуда-то из недр громадной квартиры доносится звук телевизора.

Так, где тут собачьи плошки?

Шва пересекает гостиную, проходит через чопорную столовую с длинным столом, за которым весёлая компания не собиралась лет этак с тыщу, и — вот оно! Вдоль стены кухни аккуратным рядком выстроились четырнадцать собачьих плошек. Продукция Пистут Пластикс.

Шва остаётся лишь взять одну и удрать тем же путём, каким явился. Вот и всё.

Он наклоняется, хватает плошку и… И тут обнаруживается нечто ужасное: все четырнадцать накрепко приклеены к полу.

И тогда Шва приходит в голову мысль, что у него есть нечто общее с собачьим свистком, потому что прямо ему в лицо с рычанием скалится афганская борзая…

Тем временем, ожидая на улице, я увидел, как все собачьи морды исчезли из окон. Видать, дела плохи! До моих ушей донёсся лай, затем закричал какой-то мужик — правда, что он там орал, было не разобрать.

И тут раздаётся гогот Уэнделла Тиггора:

— Ну чё, проиграли? Плати давай!

В одном из окон я увидел Шва — он прижимался к стеклу, прячась за портьерой. Долго он так не продержится.

— А интересно — собаки съедят его? — спрашивает один из мальчишек.

У меня не было времени отвечать на идиотские вопросы. Вместо этого я помчался через дорогу и едва не попал под колёса, потому что не посмотрел ни налево, ни направо, как учат мамы своих детей от начала времён. С риском для жизни преодолев массированный поток транспорта, я завернул за угол и прыгнул на пожарную лестницу. Я не представлял себе, что делать, но бросить Шва на произвол судьбы не мог. «Сам погибай, а товарища выручай» — разве не так говорят настоящие бойцы?

Я залез на крышу, спрыгнул в патио и ворвался в открытую дверь.

В ту же секунду навстречу мне кинулись псы. Ну всё, сейчас сожрут! Но звери вдруг остановились, а потом попятились — видно, призадумались, что защищать: то ли хозяина, то ли родной дом, то ли себя самих. Вся квартира пропахла псиной. Собачий корм, собачья шерсть, собачий дух. Вонь сбивала с ног, от безостановочного лая звенело в ушах. Я стоял как вкопанный и лишь решился бросить взгляд на портьеру, за которой прятался Шва. Вся собачья рать собралась вокруг меня. Чуток удачи — и Шва мог бы незаметно убраться из своего убежища. Что же до меня… ну, недаром же я беру себе 50 процентов. За риск.

— А ну убирайся отсюда! — приказал некий голос — куда более сильный, куда более глубокий, чем я ожидал услышать.

Мои глаза ещё не приспособились к полумраку, поэтому я не сразу разобрал, что к чему. Через дверной проём на меня надвигалась какая-то низкая, квадратная тень; и только когда она протолкалась сквозь собачий заслон, мне удалось разглядеть, чтo это. Инвалидное кресло. Старикашка Кроули был инвалид и ездил в кресле на колёсах.

— Не смей даже пошевельнуться, не то мои пёсики порвут тебя в клочья, если я прежде не сделаю этого сам!

В одной руке, воздетой над головой, Кроули сжимал кочергу, другой рукой управлял креслом. Седые волосы грозы Бруклина были зачёсаны назад. Нижняя челюсть, тяжёлая и квадратная, выглядела так, будто у старикана целы все его зубы — чего я не могу сказать о своих родичах того же возраста. Белая рубашка застёгнута на все пуговицы до самого горла, где дряблая кожа свисала и болталась, как у индюшки. Но моё внимание было приковано к кочерге. Штуковина выглядела весьма грозно, а у тех, кто сидит в инвалидном кресле, как правило, очень хорошо развиты мышцы торса…

— Так какой приказ мне выполнять? — пролепетал я.

— Чего-о?

— Вы сказали: «Убирайся отсюда!», а потом сказали: «Не смей пошевельнуться!». Я не могу сделать и то, и другое одновременно.

— Ты посмотри, какой умник нашёлся!

Поняв по тону голоса, что их хозяин недоволен, псы, не переставая рычать и лаять, вдобавок ещё и оскалили на меня зубы.

— Я могу всё объяснить, — заюлил я. Вообще-то, я ничего не мог объяснить, но когда тебя хватают с поличным, разве ты не говоришь то же самое?

— Я уже вызвал полицию. Сейчас они приедут, и ты пойдёшь под арест, после чего тебя осудят по всей строгости закона.

Ф-фух, слава Богу. Значит, он не собирается убить меня на месте — либо при помощи кочерги, либо натравив собак.

— Пожалуйста, мистер Кроули, я не хотел сделать ничего плохого! Мы просто поспорили, понимаете? Поспорили, что раздобудем собачью плошку, вот и всё! Я бы обязательно вернул её, честное слово!

— Плошки приклеены к полу, — информировал меня Старикан.

— Я не знал…

— И сколько ты поставил?

— Пятьдесят четыре доллара.

— Ты только что продул пятьдесят четыре доллара.

— Да, похоже на то. Значит, можно идти? По-моему, я достаточно наказан, ведь так?

— Потерю пятидесяти четырёх долларов вряд ли можно считать достаточным наказанием за попытку кражи и нападение на пожилого человека…

— Но… как же… я же не нападал на вас!

Он злобно ухмыльнулся.

— Как ты думаешь, кому полиция скорее поверит — тебе или мне?

К этому времени большинство собак уже успокоилось. Некоторые отправились по своим делам, две-три подошли ко мне и принялись обнюхивать, но остальные держали оборону вокруг хозяина.

— Извините пожалуйста, мистер Кроули!

— Есть страны, в которых детей-преступников подвергают порке. Ты знаешь, что такое порка?

— Ну, это когда бьют плетью?..

— Точно, — подтвердил он, — только розгами. Так больнее. Думаю, ты бы предпочёл быть покусанным собаками.

Он уложил кочергу поперёк подлокотников кресла.

— Скажи своему приятелю — пусть выходит из-за портьеры.

У меня упало сердце.

— Какому приятелю?

— Не усугубляй вины ложью! — загремел Кроули.

Прежде чем я успел произнести хоть слово, Шва появился из-за портьеры со смущённым видом собаки, только что наделавшей на ковёр.

— Как вы догадались, что он там?

— Скажем так — я наблюдателен, — сказал Кроули. — Обычно у меня из-за занавесок башмаки не выглядывают.

Четыре человека из пяти не замечают Шва. Должно быть, Кроули — тот самый пятый.

Он сидел, не произнося ни слова и не сводя с нас пристального взгляда. Ждал прибытия полиции.

— Я… я не знал, что вы инвалид, — выдавил я. М-да, умнее ничего не придумал. Но мои мозги в стрессовых ситуациях всегда становятся мягкими и дырявыми, точно губка.

Кроули нахмурился. А я-то думал, что он уже хмурился, всё это время.

— Я сломал бедро, — раздражённо сказал он. — Так что это кресло — явление временное.

— Извините…

— Извините, извините, — передразнил он. — Заладил, как заезженная пластинка!

— Извините! — сказал я и скривился.

— Тебя как зовут?

— Уэнделл Тиггор, — доложил я, не моргнув глазом.

— Очень хорошо. А теперь настоящее имя.

Мужик хоть и был стар, но маразмом явно не страдал. Остёр, как акулий зуб. Я вздохнул.

— Энтони Бонано.

Кроули повернулся к Шва.

— А тебя?

Я надеялся, что он позабыл о Шва, но сегодня удача от нас отвернулась чуть больше чем полностью.

— Кельвин. Кельвин Шва.

— Дурацкое имя.

— Я знаю, сэр. Я его не выбирал, сэр.

Послышался приближающийся вой сирен. Должно быть, Уэнделл и его тиггороиды сделали ноги. Никто из этой банды не станет рисковать шеей или любой другой драгоценной частью своего естества ради нас.

— А вот и полиция, — проговорил Кроули, заслышав сирены. — Выкладывайте — это ваш первый арест или вы опытные рецидивисты?

Поскольку на контрольном пункте American Airlines нас по-настоящему не арестовывали, я сказал, что это в первый раз.

• Предыдущая
• 10/45
• Следующая