Человек с разрушенных холмов - Ламур Луис - Страница 7

• Предыдущая
• 7/53
• Следующая

— Тут внизу тень и ручей, — указал он, когда я подъехал.

Мы свели лошадей по склону и оказались в низине между холмов. Там росли два огромных хлопковых дерева и несколько ив, а ниже по течению — множество меските.

Ручей оказался лишь струйкой воды, бьющей из-под скалы, возле которой собралась небольшая лужица, где могли пить лошади. Пробежав всего семьдесят ярдов, он исчезал под землей.

Спешившись, мы слегка ослабили сбруи и дали лошадям напиться. Потом напились сами. Вода неожиданно оказалась холодной и сладкой, а не солоноватой, как в большинстве источников и ям.

Надвинув на глаза шляпу, Фуэнтес разлегся в тени на поросшем травой склоне. Через несколько минут он внезапно сел и зажег окурок сигары.

— Ты заметил что-нибудь, амиго?

— Хочешь сказать, что маловато молодняка?

— Вот именно. Должны быть телята, годовалые, например. А нам совсем не попадались двухлетки и очень редко — трехлетки.

— Возможно, — заметил я преувеличенно серьезным тоном, — эти коровы, чтобы отелиться, перебираются к Бэлчу и Сэддлеру. А может, у них просто не было телят?

— Такое случается, — согласился Фуэнтес. Он уставился на огонек сигары. — Однако, сеньор, я почувствую себя несчастным, если мы обнаружим, что их коровы отелились двойнями.

Фуэнтес сходил еще раз к ручью напиться. Было очень жарко, даже здесь, в тени.

— Амиго, я что-то неожиданно проголодался. Хочу мяса. Тут попался отличный жирный бычок с тавром Бэлча и Сэддлера. И если мы…

— Нет.

— Нет?

— Может, именно этого они и дожидаются, Тони, чтобы потом заявить, что мы украли у них мясо. Возьми на заметку этого бычка и всех тех, у которых двойное тавро.

— А потом?

— Когда будем клеймить, сдерем шкуру. Прямо при свидетелях. Но сначала удостоверимся, что при этом достаточно свидетелей, которые все видят — вроде и случайно.

Фуэнтес уставился на меня:

— Ты намерен ободрать быка прямо перед Бэлчем? Ты и вправду собираешься так сделать?

— Ты или я… один обдирает, другой следит, чтобы никто не помешал этому.

— Он убьет тебя, амиго. Бэлч хорошо владеет револьвером. Я его знаю, у него есть люди, которые отлично стреляют, но лучше него — никто. Они этого не знают. Но я знаю. Он не станет палить, пока не появится острая необходимость, и он скорее предоставит другим сделать это вместо себя, но если понадобится…

— Он либо выстрелит, либо удерет, — спокойно закончил я фразу. — Потому что, раз мы сдираем шкуру с его тавром и все видят, что оно переклеймено, то он или удерет, или его шея окажется в петле.

— Он просто кремень, амиго. Он не верит, что кто-нибудь осмелится на такое, к тому же не допустит, чтобы кто-то хотя бы попытался.

Я встал и надел шляпу.

— Мое дело маленькое. Эти люди наняли меня сгонять их скот и клеймить… весь их скот.

Мы снова разделились, и каждый углубился в каньоны. Нам не попадались другие следы, кроме коровьих. Дважды встретились бизоны — один раз мы проехали мимо группы из пяти голов, а второй — мимо одинокого самца. У него не было настроения испытывать на себе чью-либо назойливость, поэтому я объехал его и продолжил свой путь, предоставив ему рыть землю копытом, издавая недовольное мычание, похожее на рык.

Один раз я накинул петлю на рога здоровенного быка, который сразу же напал на меня. Мой конь не раз уходил от опасности, но уже устал и едва смог уклонился от его рогов. А потом во весь дух мы поскакали к дереву, бык несся за нами по пятам. Сделав полный оборот вокруг ствола, я накрепко привязал его.

Он фыркал и ревел, рвался изо всех сил и сломал рог о дерево, но веревка выдержала и удержала его на месте. Он уставился на меня своими дикими глазами, несомненно думая о том, что бы он со мной сотворил, если бы освободился. Я отвел коня в тень и задумался, почему мы забрались так далеко без запасных лошадей, и тут же верхом на низкорослом гнедом с черными гривой и хвостом появился Фуэнтес, ведя за собой в поводу чалого.

— Я собирался привести лошадей еще до" полудня, — как бы извиняясь, заметил он. — Однако меня начало беспокоить это тавро.

Мы укрылись в жидкой тени, отбрасываемой кучкой меските, и я переложил свое седло на другую лошадь.

— Я отведу твоего коня. — Он ткнул пальцем. — Тут есть загон… старый… неподалеку.

— А вода?

— Si… питьевая. Старое место. Думаю, раньше оно принадлежало команчам.

Фуэнтес взглянул на бугая.

— Вот как? Ты отловил этого старого дьявола? Я раза три гонялся за ним!

— Лучше бы ты его поймал. Он чуть не достал меня.

Фуэнтес засмеялся:

— Вспомни кости, амиго! Никто не живет вечно!

Он отъехал, увлекая за собой моего коня, а я смотрел ему вслед.

— Никто не живет вечно, — повторил он, — никто… но мне бы хотелось!

Конь оказался хорошим, но ему выпал тяжелый денек. К тому времени, когда вернулся Фуэнтес, он уже выдохся.

Теперь Фуэнтес привел большого старого быка — медлительного и мускулистого.

— Амиго, это Бен Франклин. Он стар и неповоротлив, но необычайно мудр. Мы привяжем его к твоему дикарю, а потом посмотрим, что будет!

Хороший тягловый бык — каким, вне всякого сомнения, был Бен Франклин — ценился на вес золота в тех хозяйствах, где приходилось вытаскивать из зарослей кустарника одиноких бугаев, а Бен Франклин знал свое дело. Связав быков вместе, мы оставили их разбираться между собой. Если только дикарь не сдохнет, Бен доставит его через несколько дней в родной загон на ранчо. А если сдохнет, нам придется отправиться на их поиски, чтобы освободить Бена.

К вечеру мы устали настолько, что не разговаривали и, даже толком не поев, рухнули на кровать. Однако на рассвете я уже умывался ледяной водой, когда, протирая глаза, вышел Фуэнтес.

— Как ты думаешь, сколько у нас голов? — спросил я.

— Сотня… может, больше — вместе с теми, что на подходе.

— Давай пригоним их сюда.

Он не стал возражать. Фуэнтес оказался неплохим поваром — лучше, чем я, хотя Барби-Энн готовила вкуснее. Мы поехали, пригнали скот и, перекусив на скорую руку, отправились обратно.

— Старый загон? — Фуэнтес присел на корточки и начертил в пыли план. — Он вот здесь, видишь? Я что-нибудь приготовлю, а ты отгони туда лошадей и приведи свежих. Лучше забрать с собой наших коней, чтобы мы могли оставить их на ранчо.

Вскочив в седло, я поскакал, уводя за собой его лошадь. До загона было всего несколько миль, но я не хотел оставлять каурого так далеко от дома. Во-первых, мне его подарила мама, а во-вторых, этот замечательный конь угадывал любые мои намерения.

Путь, который указал мне Фуэнтес, оказался короче, чем тот, который мы проделали, собирая бычков, поэтому не более чем через полчаса я взобрался на холм, поросший густым кустарником, и не далее чем в полумиле увидел загон. Неожиданно я потянул за узду и привстал на стременах.

Мне показалось, будто кто-то…

Нет, наверное, я ошибся. В загоне никого не должно быть. К тому же…

И все же я приближался осторожно и выехал на открытое место, принюхиваясь к запаху пыли… Моей собственной? Или кто-то здесь побывал? Лошади стояли, подняв головы поверх перекладин загона, и смотрели на восток, в сторону старой тропы, уводившей к поселениям, находившимся на расстоянии одного перехода отсюда. Мне показалось, что я кого-то заметил, но так ли это? Не обман ли зрения? Или игра воображения?

Расстегнув кобуру, я вошел в загон и взглянул в сторону старой хижины. Удерживая лошадь, расседлал ее, заарканил свежую, потом подозвал каурого.

Пока я занимался всем этим, мои глаза шарили по земле. Следы… свежие следы. Подкованная лошадь — и очень хорошо подкованная.

Седлая свежую лошадь, почти белую, но с черными гривой, хвостом и ногами, я, как бы невзначай, наблюдал и прислушивался.

Ничего.

Направив уставшую лошадь в загон, проверил лоток, по которому тек ручей, чтобы удостовериться, есть ли в нем вода.

Была… Но тут сразу обнаружил еще кое-что. Несколько зеленых нитей, застрявших в щепках на краю лотка, — так бывает, когда человек наклоняется, чтобы напиться из трубы, а его шейный платок цепляется за щепку.

• Предыдущая
• 7/53
• Следующая