Человек с разрушенных холмов - Ламур Луис - Страница 12

• Предыдущая
• 12/53
• Следующая

— Ты представишь меня Хине?

— Ну конечно. Потом отойду в сторону и стану наблюдать. О, меня ждет грустное зрелище… ведь ты еще так молод! Смотреть, как калечат такого славного парня… Да видно, так уж суждено.

— Если бы ты был настоящим другом, — сказал я, — то предложил бы подраться с ним, пока я не убежал вместе с девушкой.

— Ну конечно. Я тебе настоящий друг. Но только до тех пор, пока не представлю тебя Хине Бенн… Потом я стану наблюдателем, амиго, просто зрителем — если хочешь, даже заинтересованным, но все же только зрителем. Любому, кто осмелится ухаживать за Хиной Бенн в присутствии Курта Флойда, остается только посочувствовать.

— Тогда, значит, утром, — подвел я итог дискуссии, — мы отгоним коров на ранчо. Потом помоемся, почистим уши, отряхнем пыль с наших сапог и присоединимся к толпе паломников в… Да, где происходит благотворительный прием?

Фуэнтес усмехнулся:

— В школе Рок-Спринг. А школа Рок-Спринг находится на землях Бэлча и Сэддлера, а Курт Флойд — кузнец Бэлча и Сэддлера. И запомни, амиго. Ты не дождешься благосклонности от дочери майора. И она не переваривает Хину Бенн.

— Теперь я запомнил. Но ты об этом уже говорил. Даже забавно, как же только я мог позабыть?

Генри Розитер вместе с Барби-Энн, Беном Ропером и Денни поехали в фургоне, а мы с Фуэнтесом — верхом.

Здание школы возвышалось на пологом холме, примерно в двадцати пяти ярдах от которого протекал ручей, давший название самой школе. Вокруг собралось не меньше дюжины экипажей — в основном фургонов, — но среди них стояли также пролетка, двухместная бричка и армейский санитарный фургон.

Что касается лошадей, на которых прибыли верхом, то тут их насчитывалось не меньше полусотни. Я бы не поверил, что в этих краях проживает так много народу, однако, как убедился потом, здешнее общество походило на любое другое общество Запада, и некоторые из прибывших добирались целый день, чтобы только попасть сюда. Вечеринки, танцы и благотворительные ужины устраивались не так уж часто, поэтому всякий раз собирали кучу народу.

Только что подкатил Сэддлер. На сиденье рядом с ним сидела худая, усталая женщина, как я потом узнал, его жена. Рядом с ними спешился худощавый, но широкоплечий мужчина.

— Это Клаус, — прошептал Фуэнтес. — Он получает сороковник в месяц.

Как только представилась возможность, я рассмотрел его. Он носил при себе револьвер, а под курткой — если я не ошибался — еще один, засунутый за ремень. Прежде я его не встречал.

Кто-то наигрывал на скрипке, стоял запах кофе.

Неожиданно раздался крик:

— А вот и майор!

Он приехал в бричке, совершенно новой, блестящей и элегантной, в окружении шести всадников. В бричке сидели Энн — одетая скромно, но со вкусом — и мужчина, который, по всей видимости, и был майором, — высокий, с сильными плечами и безукоризненной во всех отношениях выправкой.

Он сошел первым, затем помог дочери. С ними прибыла еще одна чета, также хорошо одетая. Но лиц я не смог разглядеть из-за тусклого освещения. Никого из его всадников я не знал, но они были широкоплечими парнями, прекрасно державшимися в седле — ни дать ни взять настоящие кавалеристы.

Поскольку я стоял в тени, Энн Тимберли не заметила меня, когда входила в школу, чему я очень обрадовался. Я достал свой дорогой, сшитый на заказ черный костюм из тонкого сукна и надел очень элегантные воскресные сапоги, начищенные до блеска, а также белую рубашку и узкий черный галстук.

Энн была прекрасна. Честное слово — она была прекрасна и сдержанна; когда она величаво вошла в школу, никто не сомневался, что появилось нечто необыкновенное. Я решил, что она держалась бы точно так же, если бы входила в лучшие дома Чарлстона, Ричмонда и Филадельфии.

Энн все еще стояла на пороге, когда раздался громкий стук копыт и залихватский гик кучера. Фургон, мчавшийся на полной скорости, занесло в сторону, а запряженные в него лошади попятились назад. Как только фургон остановился, мужчина соскочил с коня и подхватил на руки девушку, спрыгнувшую с кучерского места.

Он поймал ее и, прежде чем опустить на землю, покружил в воздухе, но она, не оглянувшись ни на него, ни на повозку, широким шагом направилась прямо к дверям.

Я лишь успел заметить блеск темно-рыжих волос, зеленые озорные глаза и несколько веснушек на прелестном носике, а потом услышал, как кто-то в зале воскликнул:

— А вот и Хина!

Она прошествовала в школу всего на несколько шагов позади Энн Тимберли, и я, проталкиваясь сквозь толпу, последовал за ней, присоединившись к уже образовавшейся за ее спиной свите. Здоровенный парень, снявший ее с фургона, шел прямо позади меня.

Когда он принялся отталкивать меня в сторону, я бросил через плечо:

— Потише. Она никуда от вас не денется.

Он посмотрел на меня сверху вниз. Сейчас мой рост превышал шесть футов на два дюйма, а весил я обычно около ста девяноста фунтов, хотя многим казалось, что гораздо меньше, однако рядом с этим великаном я выглядел просто жалкой тенью. Он возвышался надо мной как минимум на четыре-пять дюймов и весил на добрых пятьдесят фунтов больше. К тому же не привык, чтобы у него путались под ногами.

Он снова посмотрел на меня и только решительней принялся отпихивать. Я стал вполоборота к нему и, когда он быстро шагнул вперед, завел свою стопу под его двигавшуюся лодыжку и поднял ногу вверх. Потеряв равновесие, он пошатнулся и начал падать. Требовалось лишь легкое движение, чтобы удержать его в тот момент. Но я воздержался, и верзила с глухим стуком грохнулся на пол, а я сразу же склонился над ним:

— Извините, вам помочь?

Он уставился на меня, не совсем уверенный в причине происшедшего, но я напустил на себя чрезвычайно серьезный, извиняющийся вид, так что он принял предложенную руку, и я помог ему встать.

— Поскользнулся, — пробормотал он. — Наверное, я поскользнулся.

— Время от времени такое случается со всеми, — кивнул я, — особенно если чересчур чем-то увлечься.

— Эй, послушайте! — взорвался он. — Не…

Но я тут же исчез в толпе и пробрался в другой конец зала. Обернувшись, обнаружил, что Хина Бенн смотрела на меня неожиданно серьезно, словно пыталась понять, что я за человек.

Ко мне подошел Фуэнтес:

— Что случилось, амиго?

— Он слишком сильно толкался, — ответил я, — и, похоже, поскользнулся.

Фуэнтес достал сигару. Его глаза весело блестели.

— Играешь с огнем, амиго. Разве не глупо?

На длинном столе в глубине зала были расставлены коробки с угощениями, приготовленные девушками, чьи имена тщательно скрывались. Все делалось достаточно просто. Продавец аукциона брал коробку и показывал ее содержимое, потом начинались торги; коробку получал тот, кто назначал самую большую цену. А затем купивший обычно съедал угощение вместе с девушкой, приготовившей его.

Безусловно, тут хватало всякого рода нарушений правил. Если девушке хотелось, чтобы кто-то из парней купил ее коробку, она всегда ухитрялась дать ему знать, какой шедевр кулинарии принадлежал ей. Поэтому участвующие в торгах остальные ковбои, ранчеро и владельцы городских лавок нарочно набавляли цену, чтобы собрать побольше денег. Доход от аукциона всегда шел на какое-нибудь достойное дело. К тому же всем доставляло удовольствие подразнить того, кто жаждал заполучить коробку.

Ну и конечно, тут был повод гордиться — для той, чья коробка была куплена за самую высокую цену.

— Большие ставки пойдут за коробки дочери майора и Хины Бенн, хотя еще не появилась одна пухленькая блондинка. Чья коробка тоже очень хорошо пойдет… — шепнул Фуэнтес. — Некоторые женщины постарше готовят отменные угощения.

Зал заполнился. На время вечеринки столы и стулья убрали в сарай, а вдоль стен расставили скамейки. Некоторые мужчины проводили большую часть вечера в беседах друг с другом. Здесь хватало юнцов всех возрастов, которые болтались под ногами и, видимо, радовались гораздо больше, чем кто-либо из нас.

• Предыдущая
• 12/53
• Следующая