Собрание сочинений в 15 томах. Том 15 - Уэллс Герберт Джордж - Страница 47

— Конечно, — ответила она.

— Ну вот видите?

Эдвард-Альберт мог бы обедать дома и сберечь все потраченные деньги.

Они сделали расчет, и инспектор записал его крупным разборчивым почерком.

— Будьте добры поставить свою подпись, — предложил он Эдварду-Альберту и остановился в ожидании.

Эдвард-Альберт подписал.

Встав над ним во весь рост, инспектор могучей рукой потрепал его по плечу.

— Вы оба будете мне за это благодарны, — сказал он.

И, отказавшись от угощения, ушел, что-то напевая себе под нос.

Эдвард-Альберт закрыл за ним дверь и вернулся к своему семейному очагу. Он сел взбешенный и засунул руки в карманы.

— Ну уж, дальше некуда! Проще переехать опять в пансион. И это мой дом. А?

Эванджелина обнаружила намерение быть ласковой и великодушной.

— Я не звала папу, — сказала она. — На этот раз он сам надумал и пришел. Я не просила его вмешиваться.

— Хм-м, — неопределенно промычал Эдвард-Альберт.

— А все твоя неопытность, Тэдди. Каждый уважающий себя муж поступает именно так… Это в порядке вещей. Надо смотреть реально на жизнь, дорогой мой. Почему бы нам не примириться с тем, что есть, и не зажить дружно? Ведь еще не поздно…

Но никак нельзя было сказать, чтобы она или Тэдди делали сколько-нибудь серьезные усилия жить дружно. Он глубоко затаил нестерпимую обиду на нее, а она глубоко затаила нечто еще более горькое: нестерпимую обиду на самое себя. Весь ее жизненный путь был вымощен добрыми намерениями.

Они, то что называется, сожительствовали — и только. Их жизнь была похожа на их совместные обеды — примитивную функцию, выполняемую с грехом пополам. Бывали периоды перемирия и даже дни дружбы. Они ходили в кино и мюзик-холлы. Пробовали безобидно подшучивать друг над другом, но характер его юмора выводил ее из себя. Потом возникали бессмысленные ссоры — без всякого повода, причем она затевала их чаще, чем он. Гости у них бывали редко. Раз или два зашел Пип; Милли Чезер осталась верным другом. Два-три школьных товарища пришли по приглашению на чашку чая. В Лондоне не делают визитов. Только духовные особы приходят с визитом к тем, кто более или менее регулярно посещает церковь или причащается. Эванджелина гордилась своим домом, возможностью иметь собственную обстановку. Ей хотелось бы видеть у себя больше народу. Два или три раза к ней приходили пить чай м-сс Дубер и Гоупи; м-р Чезер принес чучело совы, которое по рассеянности купил в одном аукционном зале на Стрэнде, а потом решил, что это самая подходящая вещь для их передней. Фирма, в которой Эванджелина служила, прислала ей в виде свадебного подарка золоченые бронзовые часы. Но никто из ее прежних сослуживцев ни разу не явился. Что-то мешало им.

Недели складывались в месяцы. Эванджелина стала оказывать предпочтение халатам и домашним платьям, днем сидела дома, а гулять ходила после наступления темноты. Они договорились, что рожать она будет в частной лечебнице. Эдвард-Альберт то терзался мыслью о расходах на лечебницу, то приходил в ужас от зрелища бесчисленных мокрых пеленок, развешанных для просушки, которыми пугали его воображение Эванджелина и Милли. Под конец Эванджелина стала более сумасбродной, капризной и требовательной. К ее чувственности стала примешиваться раздражительность. И вот наступил день, когда она заявила ему: «Теперь кончено» — и оправдала это на деле. Заперла перед ним дверь. «Это из-за ее положения, — решил он. — Как только появится ребенок, все опять наладится».

Уже задолго до этого рокового момента он возненавидел свое сексуальное порабощение почти с той же силой, с какой прежде ненавидел неполноценные утехи предсвадебного периода. Он готов был заплатить деньги — даже деньги! — лишь бы получить возможность отклонять ее капризы, ее припадки искусственной влюбленности, но это было выше его сил. Ах, если бы только он мог вдруг заявить: «Спасибо, мне что-то не хочется. У меня найдется кое-что получше».

Неплохая была бы ей пощечина…

Он предавался мечтам о неверности. Подцепить где-нибудь девушку, славную девушку. И начать двойную Жизнь. У него теперь будет сколько угодно свободного времени для таких отношений. Но необходима осторожность. Чтобы не нарваться на какую-нибудь охотницу до чужих денег. В мечтах он изменял в грандиозном масштабе, но чуть только доходило до дела, между ним и посторонним женским полом оказывалась колючая изгородь. Его по-прежнему преследовали гигиенические кошмары д-ра Скэйбера, да и едва ли это даст ему большое превосходство над Эванджелиной — спутаться с уличной женщиной. Он часами бродил по городу в смутной надежде встретить изящную, но доверчивую красавицу, с которой ему удастся заговорить. Иногда он шел за какой-нибудь женщиной, и она явно замечала это и бывала заинтригована. При этом она задерживалась на нем взглядом ровно настолько, насколько требовалось, чтобы увлечь его за собой. Несколько раз он доводил приключение до решающего момента; став рядом с женщиной, он спрашивал ее: «Не позавтракать ли нам где-нибудь?» Два раза приглашение было принято, но в обоих случаях у дамы после завтрака оказывалось неотложное дело, чем он был столько же огорчен, сколько и обрадован, так как он решительно не знал, куда ее отвезти, чтобы одержать над ней окончательную победу. Кельнерша, улыбавшаяся ему в баре, притягивала его, как магнит. Вокруг каждой кельнерши, хочет она или нет, всегда увиваются любители улыбок и беседы вполголоса. Потому что, если говорить о нерешительных, сексуально пассивных Тьюлерах, то имя им — легион.

Дома все время менялась прислуга. В пансионе м-сс Дубер Эдвард-Альберт смотрел на беспрерывно менявшихся служанок с глубоким ужасом, к которому все больше примешивалось желание. Он не мог позабыть своего первого знакомства с этой разновидностью непристойного. Теперь, в положении хозяина дома, он невольно смотрел на разнообразные усилия Эванджелины найти подходящую прислугу, как на что-то, что в результате должно приблизить к нему доступное существо женского пола. Он жадно следил за каждой из этих девушек, и они это чувствовали.

Эванджелина брала прислугу через контору по найму, а конторы по найму получают свои доходы не от устройства идеального работника на идеальное место. Подобная сделка, раз состоявшись и будучи оплаченной, не сулит в дальнейшем никаких выгод ни от той, ни от другой стороны. Наоборот, плохая прислуга или привередливая хозяйка через месяц-другой появляются опять и участвуют в новой сделке. Контора, с которой имела дело Эванджелина, числила в своих списках целый батальон благообразных, но никуда не годных прислуг и богатый выбор любезных, элегантных, но вздорных хозяек, без которых она не могла бы существовать. Неприятности возникали по разным поводам. Две девушки довольно резко выразили недовольство, что «этот м-р Тьюлер» весь день шатается по квартире: «Не поймешь, что ему надо… Ходит и ходит за тобой — и в спальню и повсюду». Другие не желали работать одной прислугой у хозяйки, которая никогда не зайдет на кухню и не скажет ласкового слова. Одна не хотела подавать м-сс Тьюлер шоколад и какао в постель и так далее. Одна женщина была недовольна тем, что ее заставляют надевать чепчик и фартук, а другая так сопела, что Эванджелина просто не могла вынести. Эта текучесть персонала грозила уже принять хроническую форму, как вдруг одна приятельница Милли Чезер рекомендовала исключительно подходящего человека — некую м-сс Баттер.

Насчет этой особы были сделаны кое-какие предупреждения: ее нельзя было звать просто по имени, а надо было называть «миссис Баттер»; и числиться она должна была «домоправительницей». И если эти условия будут приняты, она будет сама предупредительность.

— Дело в том, что она просто хочет побольше быть одна, — пояснила Милли Чезер. — У нее в жизни была драма. Она говорит, что хочет работать, чтобы забыться. И чтобы не приходилось с людьми разговаривать. Ей необходим заработок. В детстве она осталась сиротой и жила у тетки, которая терпеть ее не могла, потому что у нее были свои дочери. Подвернулся какой-то жених, она вышла за него, а он оказался страшный мерзавец. Страшный, дорогая. Отнял у нее все, что она имела, до последнего гроша, пьянствовал, избивал ее. Избивал по-настоящему. Бил и колотил, когда она ждала ребенка. Ее отвезли в больницу. Бедный ребеночек через месяц умер — он его как-то покалечил. Она чуть с ума не сошла и пыталась покончить с собой. А когда стала поправляться, то узнала, что муж в тюрьме. И он вовсе не был ее мужем: он был двоеженец. Женился на ней только для того, чтобы завладеть ее грошами. Но тут уж она от него освободилась. Она немножко не в себе. Но очень милая, очень кроткая.