Война с самим собой - Меннингер Карл - Страница 63

И наконец, мы знаем об этом по опыту своей работы со взрослыми невротиками, которые во время сеансов вспоминают события юных лет и ассоциируют привычку грызть ногти с мастурбацией.

Так, одна из моих пациенток при прохождении курса психоаналитического лечения почувствовала неудержимое стремление к игре на фортепьяно и так сильно принялась барабанить по клавишам, что у нее заболели пальцы рук. В то же время она неоднократно сетовала на то, что никак не может отучить свою дочь от привычки грызть ногти. Она часами могла разглагольствовать о пагубности и недопустимости этого занятия. При этом она была абсолютно уверена, что дочь занимается и онанизмом!

Я ее спросил, каким образом она пришла к такому умозаключению, и она призналась, а скорее припомнила, что в детстве сама отчаянно грызла ногти, за что подвергалась нападкам со стороны матери, не имевшей представления о ее тайных занятиях онанизмом. Затем она с видимой неохотой добавила, что совсем недавно вновь испытала сильное побуждение к мастурбации. Для меня было очевидно, что этот импульс ассоциировался в ее подсознании со стремлением наказать свои пальцы (игра на рояле до боли в суставах); пациентка оказалась достаточно умна для того, чтобы понять, что такие совпадения не случайны.

Существует еще одно объяснение, которым мы обязаны доктору Роберту Найту. Как известно, у хищных животных существует прямая ассоциативная связь между лапой и когтем, которые в сочетании с клыками помогают добывать пищу или рвать на части врага. В нашем случае речь идет о ногтях и зубах в связи с их рудиментарной функцией. В своих фантазиях ребенок также уничтожает придуманных врагов с помощью ногтей (когтей) и зубов, что было отмечено Мелани Кляйн и другими педиатрами. В рассматриваемом случае происходит бессознательное уничтожение одного орудия наказания другим.

И все же далеко не все побудительные мотивы этого явления достаточно изучены. Например, совсем недавно, экспериментируя с собаками и их щенками, Дэвид Леви

Дэвид Леви. Сосание пальца и сопутствующие действия в раннем младенчестве. «Американский психиатрический журнал», 1928 г.,т- VII, с. 881-918; Сосательный рефлекс и поведенческие реакции собак. «Американский журнал ортопсихиатрии», апрель 1934 г., с. 203-224.

доказал, что детеныши, не получающие достаточно молока, ищут ему замену и пытаются сосать предложенный им палец, не упуская случая его погрызть. Точно так же ребенок, оторванный от материнской груди, начинает искать ей замену. Впрочем, это не исключает возможность мастурбации, так как последняя является своего рода компенсирующим вознаграждением. Другими словами, нормальный ребенок, лишенный привычного удовольствия сосать материнскую грудь, учится мастурбировать. Ребенок с невротическими отклонениями прекращает занятия онанизмом из страха перед наказанием и, компенсируя утраченную возможность получения удовольствия, начинает грызть ногти, что является своего рода возвратом к оральным рефлексам младенчества, когда рот берет на себя функцию гениталий. При этом поощрение и наказание идут рука об руку, что приводит к взаимному ослаблению интенсивности их проявления.

Теперь перейдем к рассмотрению более жестоких форм членовредительства, когда объектами невротической атаки становится кожа; дерматологи называют такое поведение невротической экскориацией [расчесыванием]. Иногда люди действительно испытывают кожный зуд, или им кажется, что почесыванием они устраняют воображаемых паразитов, но чаще такие манипуляции происходят как бы инстинктивно. Доктор Джозеф В. Клаудер упоминает случай, когда его пациентка яростно скребла ногтями кожу, не в силах терпеть зуд, который появился за два дня до кончины ее супруга.

В моей практике самым примечательным примером невротического стремления к членовредительству был случай с тридцатипятилетним наладчиком паровых котлов. Первые симптомы проявились в возрасте двенадцати-четырнадцати лет и выражались в непроизвольном подергивании и почесывании, которое было диагностировано как признак хореи. С возрастом симптоматика становилась все более отчетливой, но врачи терялись в догадках по поводу истинной причины заболевания. (Возможно, это была болезнь Жиля де ля Турэ.)

Через двадцать лет после появления первых признаков заболевания клиническая картина приобрела странные черты. Время от времени пациент впадал в некое конвульсивное состояние и начинал гримасничать, выкрикивать нечленораздельные слова, дергаться всем телом и даже царапать себя. После приступа он обретал прежнюю способность вести нормальную беседу, которая также неожиданно прерывалась новым приступом. Он заламывал руки, лягался; голова его дергалась из стороны в сторону, диафрагма резко сокращалась, и, обессиленный, он откидывался на спинку кресла. Порой, несмотря на видимые попытки держать себя в руках, он задыхался или, напротив, начинал несвязно бормотать и выкрикивать грубые, площадные ругательства.

Таково было наше первое впечатление. Однако постепенно стала вырисовываться некая закономерность во всех его диких поступках и непроизвольных телодвижениях. По собственному признанию, пациент чувствовал, что своими действиями старается уничтожить свое тело. Внимательно наблюдая за его поведением во время приступов, мы заметили, что хаотичное подергивание рук в действительности есть старание нанести удар по телу пациента, а лягание наносит вред его же ногам; иногда ему удавалось пнуть одной ногой другую. Очень часто он с силой пытался как бы вонзить указательный палец в лоб, на котором образовалась незаживающая рана. Последнюю он принимал за свищ, который, по его признанию, ему бессознательно хотелось уничтожить. Рассуждая таким образом, он многократно повторял свои попытки по «уничтожению» воображаемого недуга. По роду занятий ему приходилось работать с массивными гаечными ключами. Из-за него во время приступа он выбил себе три передних зуба. (Невзирая на свое заболевание, он продолжал работать в чикагской мастерской по ремонту паровых котлов.) Руки пациента были покрыты многочисленными шрамами. По этому поводу он высказался так: «Как только я беру в руку нож, на моем теле неминуемо появляется очередная рана».

Поведение этого человека полностью соответствовало поведению потенциальных самоубийц. Он упорно и последовательно стремился к самоуничтожению. Непроходящее чувство вины также было очевидно. Он признался, что всегда конфликтовал со своей матерью, которая не раз выражала негодование по поводу его многочисленных интрижек с женщинами. Без ложной скромности он заявил, что, несмотря на свой недуг, никогда не испытывал недостатка в друзьях и подругах. И добавил: «Она утверждает, что причиной недуга... стало мое неуемное женолюбие».

Можно только догадываться о характере взаимосвязи его поведения и чувства вины, возникшего в результате упреков матери пациента. Как известно, его недуг начал проявляться в детстве, когда он еще «не бегал по девочкам», а скорее всего занимался онанизмом. Именно это занятие подвергается резкому осуждению со стороны большинства матерей, и, судя по признаниям нашего пациента, его мать была как раз из таких женщин. Можно предположить, что внешние проявления болезни стали следствием, своего рода наказанием за рукоблудие. Уже потом я узнал, что этот человек, сын достойных родителей, какое-то время жил с проституткой, и именно в этот период с ним случился припадок, во время которого он едва не ослепил себя. В данном случае мы видим, сколь безжалостными могут стать укоры неумолимой совести.

В моей практике было немало подобных примеров, хотя и не столь драматичных. Вспоминается случай с одной вполне преуспевающей молодой женщиной. После свадьбы сестры, которая всегда была для нее объектом ревности, она неожиданно испытала сильное желание рвать на себе волосы.