Психомех - Ламли Брайан - Страница 34

• Предыдущая
• 34/76
• Следующая

Он споткнулся о вытянутую подрагивающую женскую ногу и упал на колени, непроизвольно вытягивая руки, чтобы смягчить падение. Отчаянные глаза безумно смотрели на него снизу сквозь клочья тумана — глаза его жены! Она лежала в обрывках одежды, испачканная землей и сломленная. Хаммонд всхлипнул и потянулся к ней, но волосатый кулак ударил его в висок. Он полетел кувырком, поднялся на колени, изумленно глядя сквозь сочащуюся кровь, которая милосердно загораживала его видение. Но не достаточно. Слюнявый рот припал к груди его жены, глубоко прокусывая и высасывая кровь; пальцы с грязными ногтями впились в ее бедра, когда хрюкающая сгорбленная фигура натянула ее на себя, словно она была старой одеждой.

Хаммонд пронзительно закричал и вскочил на ноги, ударившись при этом о шишковатое черное дерево, там, где распластанная, доведенная до невменяемости, окровавленная фигура билась, запрокинув темноволосую голову. В грязном пылу этой ночи он узнал ее насилуемое тело, черные волосы, голос, теперь придушенный и рыдающе-бормочущий в ужасе. Снова его жена! Грубые руки оттолкнули его в сторону, отшвырнули в поднимающийся туман, а приземистые обнаженные фигуры приближались к тому дереву, отпихивая друг друга, чтобы первым добраться до измученного создания, чье тело вытерпело уже сотню изнасилований.

Больше Хаммонд не мог вынести. Все они — все эти мученицы — были одна и та же женщина. Они были его женой, переживающей сноба и сноба муки страшного изнасилования, которое отняло у нее всю ее человеческую сущность. Он упал на бледное существо, которое хохотало, как гиена, в то время как его ягодицы извивались грязной кружащейся белизной. Хаммонд потащил его вверх, самца-зверя, извергающего семя, когда тот встал на ноги, оторвавшись от кровоточащей оскверненной плоти. Колено Хаммонда изо всех сил ударило ему в пах, с силой выброшенный кулак выбил зубы, расставленные пальцы глубоко вонзились в его уже стекленеющие глаза, существо рухнуло. Затем...

Дюжина из них подбирались к Хаммонду с раздутыми гениталиями и оскаленными желтыми зубами, ненадолго оставляя повергнутые тела своих жертв, чтобы уделить внимание этому новому развлечению. Хаммонд был в смятении, видя, как сжимается кольцо нечеловеческих лиц, этих озверевших полуживотных, которые толпились вокруг, чтобы утащить его вниз.

Было ясно, что Хаммонд не побеждает в этой битве. Теперь Психомех был включен так, чтобы дать ему максимум помощи, гарантировать победу над какими бы то ни было страхами, осаждающими его в ночных кошмарах, — но он не побеждал. Ужас был слишком велик, у его психозов были слишком глубокие корни. Он корчился и бился на ложе машины. Пот рекой омывал его и грязными ручейками сбегал на обивку. Ремни врезались в его напрягающееся тело, на запястьях и лодыжках в местах крепления к машине появились ссадины — настолько сильно они держали его — и это несмотря на то, что они тоже были подбиты мягким. Его задыхающийся ужасающий вопль взвился в звуконепроницаемой комнате, заставляя Вятта отшатнуться в явном страхе. Человек психически слабый, психиатр не мог смотреть на мучения, которым Психомех подвергал его пациента.

— Ганс, ради бога, машина убивает его! Нам надо прекратить это.

— Нет, нет! — Маас стряхнул дрожащие руки Вятта. — Это пик, с этого момента все пойдет ему на пользу. Смотри...

И пока глаза психиатра были прикованы к визжащему, вызывающему жалость человеку на ложе машины, Маас легким движением включил рычаг, который приводил в действие тайную функцию Психомеха, функцию, увеличивающую экстрасенсорные силы человека, который уже и без того обладал огромной психической силой.

Маас понимал, что рискует, но у него не было выбора, ибо в одном Вятт был прав: Психомех убивал Хаммонда. Даже если защиту увеличить до максимума, все-таки психическая болезнь, разъедающая сознание этого человека, побеждала в этой подсознательной битве. Включение этой функции сейчас было чистым блефом, но существовало что-то такое, что Маас должен был узнать прежде, чем Хаммонд сдастся и умрет. И кроме того, если он на самом деле умрет, кто будет горевать о каком-то бродяге?

Сбитый с ног массой сменяющейся похотливой плоти, теперь Хаммонд познал ужас, который испытывают женщины, мучимые насильниками. Звери-самцы были так развращены, что им было все равно, какая плоть. Их отвратительные тела работали друг против друга даже в то время, когда они сражались за то, чтобы в тумане и грязи изнасиловать перевернутого лицом вниз Хаммонда. Измученный, на краю самой ямы, — той темной бездны, имя которой смерть, — он отчаянно искал новые источники силы, которая, как он понимал, была уже на исходе.., и нашел их, неистощенные, но полные до краев и даже больше!

Силы! В мгновение Хаммонда заполнили устрашающе чудотворные силы одновременно и от Бога и от дьявола. Невероятная волна! В неспешном величии, неторопливый в своей перерожденной, но еще не испытанной мощи, он поднялся из тумана. Отряхивающий ноги бегемот с горящим взглядом, от которого туман рвался в клочья и испарялся, открывая гниль, покрывавшую землю и вздымавшуюся под ногами. Чудища из его сна слишком медлили, чтобы отпустить его, и станут первыми, кто узнает его гнев. В легком исступленном восторге он без усилий вытаскивал их покрытые струпьями руки из разорванных входов и кулаками, как взмахами косы, потрошил их и закидывал останки в красные руины, Его яростный взгляд выискивал орды демонов, которые, разрывая на клочья туман и выпуская облачка пара, как выдохи из ада, безостановочно совокуплялись с оцепеневшими, кричащими невинными жертвами их царства ужаса. И где бы его взгляд ни, находил эту отвратительно дергающуюся плоть, он разил, как несущий смерть мститель, широко шагая через долину, испускающую пар. Его руки алели скользкой кровью тех, кого он убил.

А быстрота? — он разил со скоростью жалящей змеи, хотя ему казалось, что его поступь размеренна, а у его врагов — вялая и медлительная.

А резкость? — его руки, ступни, колени, локти, даже выдающиеся вперед челюсть и самые зубы были остриями бритвы для оглушенной дрожащей плоти его врагов. Он рубил, давил, рвал, дробил, уничтожал их с такой яростью, что ни одному чудовищу не удалось выжить в этой бойне; и когда дело было сделано, солнце медленно поднялось над той долиной ужаса, и оборванные женщины — те изнасилованные бедняжки — прикрыли себя чем могли и поползли прочь. Израненные, но свободные от угрозы ночи.

И Хаммонд — величайшее орудие мира против бессмысленной похоти Человека — смог, наконец, лечь и уснуть на земле, где зеленая трава пробивалась к свету сквозь грязь раздавленных поганок. И больше он не боялся монстра Насилия, изгнанного на этот раз, по крайней мере, из его снов...

03.30. Теперь пот высох, а лица Мааса и Вятта остыли. Рубашки, холодные и влажные на ощупь, прилипли к их спинам.

Лицо Вятта, серое от беспокойства, вытянулось от еще не полностью ушедшего страха, но Маас торжествовал. Его игра, как бы опасна она ни была, принесла плоды. Следуя этой волне, Хаммонд присосался к поддержке Психомеха, как человек-пиявка. Казалось, его тело получило хорошую внутривенную дозу адреналина, плазмы, кислорода и глюкозы. И такой огромной была эта доза, что, казалось, что он раздулся на ложе машины. Его руки напрягались и расслаблялись, напрягались и расслаблялись..!

Это происходило так: алые глаза Хаммонда открылись, как наполненные кровью ямы, а на его все еще оцепеневшем лице появилась сумасшедшая улыбка. Тогда же экраны и самописцы Психомеха отметили потрясающую активность его мозга. Маасу даже пришлось прикрикнуть на психиатра, чтобы тот не выключал машину до конца. Но теперь все было закончено, и Хаммонд уснул спокойным сном, его глаза закрылись, дыхание стало ровным, на лице появилась нормальная улыбка. Казалось, он как-то очистился, искупался не только в собственном поту, но и в каком-то внутреннем потоке. Он спал как невинный младенец, и ему снилось приятное.

• Предыдущая
• 34/76
• Следующая