Некроскоп - Ламли Брайан - Страница 12
- Предыдущая
- 12/113
- Следующая
Таким образом, гордясь своим происхождением, Драгошани считал себя в первую очередь валахом (может быть, единственным в мире оставшимся в живых валахом), потом уже румыном, но никак не русским. Кто они такие на самом деле, и Григорий Боровиц в том числе, как не осевшая пена, оставшаяся после волн наступавших завоевателей, — сыновья гуннов и готов, славян и франков, монголов и турков? Конечно, и в жилах Драгошани текла, вероятно, их кровь, но в первую очередь он был валахом! Единственное, что могло связывать его со стариком, это то, что оба они были своего рода сиротами, но причины и обстоятельства их сиротства были совершенно различными. У Боровица по крайней мере когда-то были родители, он видел и знал их в далеком детстве, хотя теперь о них давно уже забыл. А Драгошани... он был найденышем. Его нашли на ступеньках дома в одной из румынских деревень, когда ему исполнился всего лишь один день от роду. Его вырастил и дал ему образование богатый фермер и землевладелец. Такова была его судьба, в конце концов не такая уж плохая.
— Ну, Борис, — сказал Боровиц, отрывая своего протеже от воспоминаний. — Что ты обо всем этом думаешь, а?
— О чем?
— Ну, вот, — проворчал старик. — Слушай, я знаю, что это место очень располагает к отдыху, а я не более чем надоедливый старый осел, но ради Бога не спи! Что ты думаешь по поводу полной независимости отдела от КГБ?
— А что, это действительно так?
— Да, это так, — Боровиц удовлетворенно потер руки. — Можно сказать, что мы начисто от них освободились. Нам, конечно, придется терпеть их присутствие рядом, в первую очередь потому, что Андропов любит лезть во все дырки. Но этот пирог ему больше не по зубам. Все вышло очень хорошо.
— Как тебе это удалось? — Драгошани понимал, что тому не терпится все рассказать.
Боровиц пожал плечами, как бы пытаясь показать, что его роль весьма незначительна, хотя Драгошани понимал, что он хотел сказать прямо противоположное.
— Ну, немного того, немного другого. Должен сказать, что я поставил на карту свою работу. Я поставил на карту судьбу отдела. Я рисковал, если хочешь, но знал, что не могу проиграть.
— Тогда в этом не было никакого риска, — сказал Драгошани. — Что именно ты сделал? Боровиц усмехнулся.
— Борис, ты же знаешь, что я не люблю подробностей. Но тебе я скажу. До начала слушаний я был на приеме у Брежнева и рассказал ему, как обстоят дела.
— Ух! — теперь была очередь Драгошани фыркнуть. — Ты ему сказал? Ты рассказал Леониду Брежневу, Генеральному секретарю КПСС, что должно произойти? Что именно?
На лице Боровица появилась знакомая волчья усмешка.
— То, что должно случиться, — ответил он. — То, что еще не произошло. Его нежное воркование с Никсоном усилит его позиции, но он должен быть готов к тому, что через три года Никсон будет отстранен от власти, поскольку его коррумпированность станет достоянием гласности. Я сказал ему, что к тому моменту, когда это случится, он окажется в выгодной позиции и будет иметь дело с преемником и обвинителем президента в Белом доме. Я сказал, что, прежде чем к власти придут сторонники “жесткой” политики, он в будущем году подпишет соглашение, разрешающее фотографировать американским спутникам наши ракетные объекты и, наоборот, нашим спутникам — их, и что это будет сделано тогда, когда американцы будут опережать нас в космических исследованиях, но у него еще останется шанс. Понимаешь, речь идет об ослаблении напряженности. Он помешан на этом. Его также очень беспокоит, как бы американцы не ушли слишком далеко вперед в космической гонке, поэтому я пообещал ему стыковку в космосе в 1975 году. Что касается евреев и диссидентов, доставляющих ему столько неприятностей, то я гарантировал, что мы избавимся от большинства из них — примерно от ста двадцати пяти тысяч — в ближайшие три-четыре года!
Ну, Борис, не впадай в шок или разочарование — я не пойму никак, что за выражение появилось на твоем лице. Мы не варвары, и я вовсе не имею в виду высылку в Сибирь или лоботомию, но лишь выдворение из страны, эмиграцию — мы позволим им всем убраться отсюда. Да, так и будет!
Я сказал ему все это и еще очень многое. И дал гарантии — понимаешь, это был разговор только между Леонидом и мной — при условии, что он позволит мне делать свое дело и избавит от опеки КГБ. В конце концов все эти чопорные агенты только и делают, что шпионят и докладывают обо всем шефу. Так почему они должны шпионить за мной, человеком надежным, быть может, в гораздо большей степени, чем большинство остальных? А самое главное, как я могу рассчитывать на какую бы то ни было секретность, а она чрезвычайно важна в работе такой организации, как наша, если за моей спиной стоят сотрудники другого отдела и докладывают шефу о каждом моем шаге, при этом абсолютно ничего не понимая в том, чем я занимаюсь и что я делаю? Они способны только смеяться и издеваться над тем, что им не дано постичь, начисто уничтожая при этом всю секретность. А тем временем наши враги за рубежом уйдут далеко вперед, потому что я не ошибусь, если скажу тебе, Борис, что у американцев и англичан, да и у французов и японцев, есть свои интеллектуальные шпионы.
Я сказал Леониду: “Дай мне четыре года — четыре года независимости от андроповских макак, и я создам широкую, разветвленную шпионскую сеть с такими возможностями, о которых ты даже не можешь мечтать."
— Сильный ход, — Драгошани был заметно под впечатлением, — и что он ответил?
— Он сказал: “Григорий, старый друг, старый солдат, старый товарищ... хорошо, у тебя будут эти четыре года. Я подожду и прослежу, чтобы у вас было достаточно денег, для того чтобы вы могли ездить на своих «Волгах» и пить водку. Если я увижу, что твои обещания выполнены и все предсказания сбылись, ты получишь от меня благодарность. А если за четыре года ты ничего не добьешься, спрошу с тебя строго”.
— Итак, ты поставил на предсказания Влади, — кивнул Драгошани. — А ты уверен, что наш провидец абсолютно надежен?
— О да! — ответил Боровиц. — Он предсказывает будущее ничуть не хуже, чем ты вынюхиваешь секреты покойников.
— Ну, — эти слова не произвели на Драгошани впечатления, — почему же тогда он не предсказал тебе неприятности в резиденции? Он ведь должен был предвидеть катастрофу такого масштаба.
— Но он предсказывал ее, — сказал Боровиц, — правда, не впрямую. Две недели назад он сказал мне, что я потеряю обоих своих ближайших помощников. Так и случилось. Он также сказал, что я найду на их место других — на этот раз, так сказать, из рядовых членов организации.
Драгошани не мог скрыть интереса:
— У тебя кто-то есть на примете?
— Ты, — кивнул Боровиц, — и, возможно, Игорь Влади.
— Мне не нужны конкуренты, — быстро сказал Драгошани.
— Не будет никакой конкуренции. Ваши таланты совершенно разного рода. Он не может быть некромантом, а ты не умеешь видеть будущее. Вас должно быть двое просто потому, что, если с кем-нибудь из вас что-либо случится, другой сможет продолжить дело.
— Да, и у нас было два предшественника, — проворчал Драгошани. — А какими талантами обладали они? Они тоже поначалу не были конкурентами?
Боровиц вздохнул.
— Поначалу, — начал терпеливо объяснять он, — когда я только создавал отдел, у меня было слишком мало действительно талантливых сотрудников, в первоначальный штат агентов и экстрасенсов входили люди, не прошедшие испытания. Те же, кто был по-настоящему талантлив и с самого начала работал рядом со мной, такие как Влади, который с каждым днем работает все лучше и лучше, а позднее и ты, Борис, представляли собой слишком большую ценность, чтобы я мог позволить себе связывать их обыденной административной рутиной. Устинов, который работал со мной с самого начала, но только в качестве администратора, он и Герхов были на своем месте и подходили для этого как нельзя лучше. Они не обладали талантами экстрасенсов, но, казалось, были лишены предубеждений — качество, которое не так просто найти в современной России, да еще если учесть, что человек при этом должен быть правильно политически ориентированным. Я надеялся, что хотя бы один из них сможет так же, как и я, глубоко вникнуть, заинтересоваться и посвятить себя нашей работе. Когда возникла зависть и они превратились в соперников, я решил не вмешиваться и позволить им самим выяснить отношения. Так сказать, естественный отбор. Но ты и Влади совсем иного поля ягоды. Я не допущу никакого соперничества между вами. Выброси это из головы.
- Предыдущая
- 12/113
- Следующая
