Каббала в контексте истории и современности - Розин Вадим Маркович - Страница 64

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая

Но дело не только в научных претензиях представителей указанных выше практик. К сожалению, сами ученые сегодня не в состоянии провести границу между наукой и ненаукой и поэтому часто вынуждены отвергать последние, исходя из социальных и политических соображений. Например, в Новой философской энциклопедии И. Касавин, указывая, что паранауки «тщательно имитируют структуру науки и научного образования», пишет, что адепты и сторонники паранаук избегают присущей науке самокритики, культивируют фанатизм, сектантство, не чужды стремления к политической власти; «паранаука в ее современном состоянии – естественный спутник науки и вместе с тем вызов ей в условиях демократического общественного устройства, когда наука вынуждена вести диалог с другими социокультурными системами и не может окончательно устранить оппонентов»[163].

И действительно, зачастую отличить научную концепцию или теорию от ненаучных практически невозможно. Посмотрим в связи с этим, как определяется наука. «Наука, – пишет наш известный науковед, академик РАН В. С. Степин, – особый вид познавательной деятельности, нацеленный на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире»[164]. Если наука – это особый способ получения знаний о действительности, то любой представитель ненауки скажет, что он ученый, поскольку, конечно же, тоже познает действительность, притом старается это делать объективно и системно.

Другое дело, что его представления о мире не совпадают со взглядами официальной науки; но, может он тут же добавить, в самом научном цехе никакого единства взглядов на мир не существует – и, добавим от себя, будет совершенно прав, особенно если речь идет о гуманитарных, социальных и философских науках.

Дальше из статьи В. Степина мы узнаем, что в науке не допускается соединение объективного и субъективного (как, например, в искусстве), что истинность научных знаний проверяется в особой практике. («Такой практикой становится научный эксперимент. Часть знаний непосредственно проверяется в эксперименте. Остальные связываются между собой логическими связями, что обеспечивает перенос истинности с одного высказывания на другое. В итоге возникают присущие науке характеристики ее знаний – их системная организация, обоснованность и доказанность»[165].)

Другими словами, идеалом науки для Степина выступают естественные науки (физика, химия и т. д.), где, действительно, эксперимент обеспечивает не только обоснованность научной концепции и теории, но и возможность дальнейшего использования научных знаний в технике.

Но как в этом случае быть с другими типами наук – гуманитарными, социальными, философскими? Например, в гуманитарных науках соединение объективного и субъективного, а также отсутствие экспериментальной проверки – норма научной работы. Об этом, в частности, ясно писали В. Дильтей, М. Вебер, М. Бахтин.

Стоит обратить внимание и на такой факт: некоторые объекты (микро– или, напротив, макромира), которые в XIX в. уверенно проходили по «ведомству» естествознания, сегодня все чаще попадают в сферу действия гуманитарного познания. На примере анализа концепций «Вселенная» и «Метагалактика» это блестяще показал в ряде статей Вадим Казютинский.

Во-первых, относительно объектов космологии не срабатывают традиционные критерии обоснованности научного знания – эксперимент и эмпирическая проверка.

Во-вторых, космологам при построении своих теорий приходится руководствоваться не объективными критериями, а ценностями и индивидуальными предпочтениями, как в гуманитарной науке.

В-третьих, Вселенная и Метагалактика, по сути, не могут быть отнесены к физической реальности, а космология – к естествознанию[166]. С точки зрения различения идеалов естественной и гуманитарной науки, в пределах солнечной системы мы имеем дело с физической реальностью (поскольку можем даже ставить прямые решающие эксперименты – полеты на околоземную орбиту, на Луну, Марс и дальше), а за ее пределами (Галактика, Метагалактика и Вселенная) – только с гуманитарной реальностью; в последнем случае говорить о проверке истинности научного знания практикой и экспериментами не приходится.

Конечно, представители естествознания уверены, что реальности, о которой говорят эзотерики или сторонники паранауки, просто нет, поэтому, какая может быть наука о том, что не существует? В ответ сторонники эзотерики и паранауки могут возразить, что когда-то, например, трудно было даже помыслить полеты тяжелых тел или выделение огромного количества тепла из холодной породы.

Однако сегодня не только существуют самолеты, ракеты или ядерный реактор, но и соответствующие науки. И разве математика не наука? А ведь ее объекты ученый не только познает, но и конструктивно порождает. Кроме того, что значит – не существует некоторая реальность? Сегодня еще не существует, а что будет завтра – неизвестно. Наконец, для кого-то не существует, а для другого – налицо.

Кант в поисках демаркации между наукой и ненаукой вводил понятие опыта. В частности, антиномии разума он характеризует как выход разума за пределы опыта. Но что понимать под опытом? Одинаков ли опыт у представителя естествознания, гуманитарной и социальной наук, в эзотерике или уфологии?

А также сходны ли практики, выступающие критерием истинности научных знаний в соответствующих областях? Например, есть ли что-нибудь общего между инженерией и обеспечивающим поведение человека, между созданием машин и эзотерическим спасением? Но рассмотрим два конкретных примера – один из паранауки, другой из эзотерики.

Получив как-то уфологический журнал «Аномалия», я в очередной раз задумался над тем, что объединяет статьи, напечатанные в этом и других номерах вестника, а также в какой реальности они написаны? Конечно, вестник можно рассматривать просто как уютное прибежище графоманов или людей, не совсем здоровых психически, ведь, черт знает, о чем пишут.

Однако от поспешной клинической квалификации авторов вестника, одним из которых я являюсь сам, меня остановило следующее соображение. Как в этом случае отличить, например, святого от душевнобольного: и тот и другой говорят нам о чудесах и каких-то реальностях. Сегодня мы называем Секо Асахару преступником, а несколько лет тому назад говорили, что он святой и каждый день почтительно слушали его проповеди и музыку по «Маяку».

Сегодня мы считаем Марию Цвигун, объявившую себя мессией и живым богом, душевнобольной. Естественно, мы ей не верим, а многие над ней даже смеются, но и Христу не верили и смеялись над ним, а где теперь эти пересмешники? Дело в том, что авторов «Аномалии» действительно что-то объединяет и, несмотря на кажущийся бред их статей, в их содержании чувствуется какая-то общая реальность. Спрашивается, какая?

Рассмотрим для примера статью доктора физико-математических наук В. Луговенко «Земля задышала глубже. Скоро Армагеддон». «Суть измерений земного дыхания, – пишет В. Луговенко, – состоит в наблюдении лозоходцами за расширением и „схлопыванием“ светлых и темных зон, которые в течение дня регулярно меняют свою ширину»[167].

Первое измерение и первый вздох, поясняет В. Луговенко, относятся к восходу солнца: «Солнце отрывается от горизонта и поднимается все выше и выше. Наступает тот замечательный момент, когда Земля делает первый после ночного отдыха глубокий вдох». Анализируя динамику изменения параметров первого вдоха, автор статьи приходит к следующему выводу: «Энергетика дыхания Земли в последние 4 года стала меняться очень интенсивно».

Далее начинаются эзотерические и апокалиптические интерпретации. Оказывается, наша Земля – живое существо, связанное потоком «космического поля» с Живым Космосом. Существует план Природы, по которому поток космического поля в ближайшие десять лет должен постоянно усиливаться, ведя к великим преобразованиям – Армагеддону («Смысл Армагеддона – затормозить и повернуть вспять карму Земли»).

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая