Затонувший город - Джером Клапка Джером - Страница 1

Перевод Александра Попова

В древних хрониках, оставивших нам удивительно точное описание этого низменного, продуваемого всеми ветрами прибрежного края, можно найти свидетельства того, что в стародавние времена граница моря лежала куда восточнее нынешней кромки прибоя. Там, где сейчас среди коварных песчаных отмелей, скрытых под толщей воды, резвится Северное море, некогда была суша, а между морем и монастырем располагался город. В нем было четыре богатых церкви; защищали тот город семь башен, соединенных мощными стенами, сложенными из дикого камня в двенадцать рядов, и он считался надежным оплотом. Глазам монахов, прогуливавшихся в саду, разбитом на высоком холме, открывались узенькие улочки, по которым беспрестанно сновали носильщики, разносящие по лавкам заморский товар; многочисленные причалы, к которым то и дело приставали корабли, прибывавшие сюда изо всех стран мира. Крыши домов были покаты, поверху шел конек, оканчивающийся пестро раскрашенной фигурой сказочного зверя; фасад дома обшивали дубовыми досками и покрывали затейливой резьбой.

Город процветал, но вот пришла беда: из мрака ночи явилось Зло, и при свете Божьего дня на глазах у честных людей стали твориться черные дела. Для саксов, населявших побережье, наступили смутные времена: в устье чуть ли не каждой реки объявились датские водяные крысы, чуящие поживу за десятки миль. Многие замирали в тревоге, заметив их хищный оскал, но чаще всего острые крысиные зубы впивались в жителей Восточной Англии. Многие из жителей этого края вступали в неравную схватку с грабителями, но чаще всех хватались за меч жители семибашенного города, что некогда стоял на суше, а теперь лежит на глубине в двадцать сажен, погребенный под толщей вод. Много раз врывался в него неприятель, и даже прочные стены перестали служить надежной защитой. Много крови пролилось на его узких улочках. Много бессонных ночей провели монахи, в ужасе прислушиваясь к стонам смертельно раненных мужчин, воплям умирающих женщин, рыданиям искалеченных детей, которые на своем пути в царствие небесное сползались к вратам святой обители в надежде получить последнее причастие.

Но, наконец, на измученную землю пришел долгожданный мир; датчане и саксы договорились жить, как подобает добрым соседям: Восточная Англия большая, и места в ней хватит всем, И все возрадовались, ибо все устали от бесконечной войны, в которой никто ничего не выиграл: тяжкие раны и тяжелые увечья были единственной наградой победителю. Всем надоело воевать, и помыслы ратников обратились к теплу домашнего очага. Длиннобородые датчане, закинув за спину топоры, которые перестали разить наповал всех без разбора, стали собираться по несколько семей и разбредаться по стране в поисках местечка, где бы они смогли обосноваться, — так, чтобы и им никто не мешал, и они бы никому не мешали. Собрал людей и старый Хафгар, и они тоже тронулись в путь. Долго они шли вдоль побережья, и как-то на закате дня подошли к стенам семибашенного города, который в те дни стоял на суше между морем и монастырем.

И горожане, увидев датчан, широко распахнули перед ними ворота и сказали:

— Мы воевали с вами, но теперь между нами мир. Заходите, разделите с нами трапезу, испейте с нами вина, а завтра продолжите свой путь.

Но Хафгар сказал так:

— Я старый человек, послушайте меня. Вы говорите, что между нами мир; благодарим вас за приглашение на дружеский пир, но на ваших мечах еще не запеклась наша кровь. Мы лучше заночуем в поле, а чуть позже, когда порастут травой могилы павших воинов, когда наши юноши успеют все позабыть, тогда-то мы и пустим по кругу чашу, как то подобает добрым соседям и хорошим друзьям.

Но горожане продолжали уговаривать Хафгара со товарищи. Настоятель монастыря, заметив сумятицу у ворот, поспешил в город, опасаясь, как бы опять не вспыхнула свара. Когда он узнал, в чем дело, то поддержал горожан:

— Заходите, дети мои. Да будет мир между вами, да благословит господь сей край и его обитателей — датчан и саксов. — Настоятель видел, что горожане питают к датчанам дружеские чувства, и знал, что, когда люди вкушают, сидя за одним столом, и пускают по кругу чашу пенного зелья, в душах их пробуждается любовь друг к другу.

Хафгар знал настоятеля как человека святого, и поэтому так отвечал ему:

— Святой старец! Пусть крест, которому поклоняется ваш народ, осенит наш путь, и тогда мы войдем в город, и мир будет между нами. И хотя мы молимся разным богам, вера в добрые намерения почитается у всех племен.

И настоятель поднял крест, и тень от него упала на Хафгара и его спутников, и под этим знамением датчане вошли в семибашенный город, в котором жителей тогда, включая женщин и детей, насчитывалось две тысячи душ, и закрылись за ними крепкие ворота.

И вот те, кто когда-то рубился на поле брани, сидят теперь за одним столом и пьют заздравную чашу, как-то положено среди добрых друзей. И люди Хафгара, зная, что им ничто не грозит, убрали подальше свое оружие, а когда пир подошел к концу, тут же упали и заснули как убитые, ибо они устали и от дальней дороги, и от выпитого вина.

И тут Зло подало свой голос:

— Кто эти чужестранцы, зарящиеся на нашу землю? Разве мостовые наших улиц не красны от крови убитых ими женщин и детей? Разве можно выпускать волка из западни, куда он угодил, соблазнившись куском мяса? Так давайте же нападем на них, пока они спят, отяжелев от вина и пищи, и пусть никто не уйдет живым. Тогда не будет нам зла ни от них, ни от их детей.

И все послушались голоса Зла. Горожане напали на датчан, с которыми преломили хлеб, и перебили всех, не пощадив даже женщин и детей; и кровь людей Хафгара возопила у врат обители, и всю ночь монахи слышали яростный крик:

— Я поверил вашим словам. Я преломил с вами хлеб. Я доверился вам и вашему богу. Под сенью вашего креста я вошел в ваш дом. Так пусть же ваш бог мне ответит!

Но молчание было ему ответом. А на рассвете настоятель, промолившийся всю ночь, поднялся с колен и воззвал к Богу:

— Господи! Ты слышал его. Так ответь же!

И тут со стороны моря раздался страшный шум, как будто пучина обрела дар речи, и монахи в ужасе упали на колени, но настоятель сказал:

— Это глас Божий. Он говорит на языке моря. Мы слышим его ответ.

В ту зиму на море разыгрался сильнейший шторм — такого никто не помнил: волны бились о крепостные стены, вода все прибывала и прибывала, пока не поглотила весь семибашенный город и самая высокая башня не исчезла в пучине. А море устремилось дальше, врезаясь в глубь суши. Горожане бросились бежать, пытаясь уйти от наступающей стихии, но волны захлестнули их, и никому не удалось спастись. А семибашенный город, и все четыре его церкви, и все его улицы, и все его причалы оказались погребенными на дне морском, а вода не отступала и подошла к подножию холма, на котором стоял монастырь. Тогда настоятель вознес молитву Господу, прося Его прекратить потоп, и Господь внял ему, и море остановило свой натиск.

Это не выдумки, это сущая правда. Кто не верит, может сам порасспросить рыбаков, чьи лодки и по сию пору снуют меж рифов и отмелей в виду пустынного берега. Если перегнуться через борт и вглядеться повнимательней в толщу вод, то на глубине можно увидеть тот город и все его кривые улочки и многочисленные причалы. Но это я рассказываю вам с чужих слов, сам я ничего подобного не наблюдал: затонувший город виден лишь тогда, когда дует какой-то особенный северный ветер, сгоняющий с волн тень, — а дует он крайне редко. И хотя я не раз и не два при ясном солнце бороздил море в том месте, где когда-то стоял семибашенный город, мне так и не удалось поймать этот ветер; море так и не раздвинуло свои шторы, и напрасно я до боли в глазах всматривался в толщу вод.

Но могу подлинно засвидетельствовать, что тот древний монастырь, вблизи которого некогда стоял семибашенный город, действительно стоит на высоком утесе, в который яростно бьются волны, и если взобраться на его ветхие стены и обозреть окрестности, то действительно ничего не увидишь, кроме болотистых пустошей и безбрежной водной глади, и, сколько ни вслушивайся, ничего не услышишь, кроме печального крика чаек и глухого бормотания утомленного моря.