Рожденная для славы - Холт Виктория - Страница 25

• Предыдущая
• 25/131
• Следующая

Короновал Мэри сам Гардинер, хотя по обычаю этот обряд должен был совершать архиепископ Кентерберийский. Тем не менее предпочтение было отдано главному советнику королевы и моему лютому врагу. Я знала, что Гардинер пойдет на что угодно, лишь бы сжить меня со свету.

Я стояла перед алтарем, прислушиваясь к торжественным словам:

— Вот принцесса Мария, законная и несомненная наследница короны по законам божеским и человеческим, носительница верховной власти над королевствами Англии, Франции и Ирландии…

Но вот церемония закончилась, и весь наш кортеж вернулся в Вестминстерский дворец, где состоялся грандиозный пир. Я заметила, что все присутствующие относятся ко мне с подчеркнутым почтением. Королева посадила меня слева от себя, а следующей сидела Анна Клевская. Я чувствовала, что на меня все время устремлены взгляды, и от этого кружилась голова, а все предостережения об опасностях были позабыты.

Эдуард Даймак, выполняя старинный обряд, бросил на пол перчатку, призывая принять вызов любого, кто осмелится усомниться в том, что Мэри — истинная королева. Желающих не нашлось.

Радостное возбуждение владело мной до тех пор, пока я вновь не оказалась на барке. Холодный речной ветер остудил мое разгоряченное лицо, и я вспомнила о нависшей надо мной угрозе.

Кэт Эшли подробнейшим образом пересказывала мне все ходившие при дворе сплетни. Как-то раз она сообщила, что поговаривают о предстоящем браке королевы с Эдуардом Куртенэ.

— Ее величество просто обожают его, — сказала Кэт. — Если этот брак состоится, муж будет у нее совершенно под каблуком.

— Что ж, это было бы не так уж плохо, — ответила я. — В конце концов, он из Плантагенетов, в его жилах течет королевская кровь.

Однако этот слух не подтвердился. Вскоре было официально объявлено, что королева собирается сочетаться браком с Филиппом Испанским.

Я считала, что Мэри совершает страшную ошибку, однако Гардинер и испанский посол Рено сумели склонить ее к этому шагу. Но теперь, по крайней мере, я знала, что французский посол в заговоре против меня не участвует. Франции меньше всего хотелось бы, чтобы Испания и Англия объединились. О чем Мэри совершенно не задумывалась, так это о настроениях в народе. Вскоре стало ясно, что многочисленные приверженцы новой веры, а вместе с ними и те подданные, которых вопросы религии вообще не интересовали, не желают видеть своим государем иностранца. Затея с возведением на престол в качестве супруга королевы Эдуарда Куртенэ нравилась англичанам куда больше.

Мэри с каждым днем делалась все более и более непопулярной, а этого не должен допускать ни один монарх. Некоторое время спустя стали поговаривать, что за Эдуарда Куртенэ выдадут меня, и эта новость привела меня в ужас. Я вовсе не хотела спешить с замужеством, ибо мое будущее оставалось неопределенным. Я знала, что рано или поздно наступит роковой час, и тогда я не должна быть связана никакими узами.

Честно говоря, я рассчитывала на невольную помощь Гардинера, который наверняка воспротивился бы моему браку с молодым Куртенэ, ведь союз с потомком Плантагенетов лишь укрепил бы мое право на английский престол.

Мое положение было двусмысленным: с одной стороны, я продолжала считаться наследницей, с другой — преимущественным правом престолонаследия могли пользоваться и графиня Леннокс, дочь королевы Шотландской Маргариты, и даже герцогиня Суффолк, чья дочь Джейн по-прежнему сидела в Тауэре.

Страдая от подобной несправедливости, я стала хворать, у меня начались головные боли, и однажды королева обратила внимание на то, как я бледна.

Я тут же воспользовалась возможностью заявить о своем нездоровье и сказала, что мне пошел бы на пользу деревенский воздух. Мэри в тот день ничего мне не ответила, но позднее, очевидно, посоветовавшись с Гардинером, послала за мной и сообщила, что разрешает покинуть Лондон.

Я испытала огромное облегчение — пала перед королевой на колени и поблагодарила ее за доброту.

— Ваше величество, — сказала я. — Умоляю вас только об одном: не верьте всему, что вам обо мне будут говорить. Если же вы все же прогневаетесь на меня, обещайте, что дадите возможность лично оправдаться перед вами. Ведь я не только ваша подданная, но и сестра.

Мэри сказала, что доверяет мне, и в знак милости подарила жемчужное ожерелье, а вместе с ним соболью шапку.

Я выехала из Лондона к себе в Эшридж, чувствуя неимоверное облегчение.

Несмотря на свою решимость жить в деревне тихо и незаметно, подальше от большой политики, я так и не смогла уйти от опасности. Начинался один из самых тревожных периодов в моей жизни. Я знала, что предполагаемый брак Мэри с Испанцем вызывает всеобщее недовольство. Сэр Уильям Сесил в свое время объяснил мне, что между французским и испанским послами существуют противоречия. Однако мне и в голову не приходило, что смертельная угроза подстерегает меня совсем с другой стороны — оказалось, что доброжелатели могут принести еще больше вреда, чем враги.

Джейн Грей по-прежнему содержалась в Тауэре, но я не сомневалась, что со временем сестра освободит эту несчастную. Мне рассказывали, что испанский посол убеждал королеву подписать Джейн смертный приговор, но Мэри отказалась, заявив, что бедная девушка ни в чем не виновата, что ей всего шестнадцать лет и она вовсе не стремилась к королевской короне. Я обрадовалась тому, что Мэри хоть в чем-то возражает испанскому послу, но не утратит ли она твердость, когда ее мужем станет Филипп?

Мне было жаль королеву. Она много болела, в ее жизни всегда ощущался недостаток любви и искренней привязанности. Единственным человеком, которого Мэри любила, была ее мать. Как многие замкнутые и суровые люди, Мэри жаждала любви куда острее, чем это могло показаться, и, еще не встретившись с Филиппом, готова была боготворить его. Я же в подобных чувствах не нуждалась, возлюбленным обзаводиться не хотела, ведь рано или поздно он подчинил бы меня своей воле. Нет, я понимала любовь совсем не так, как Мэри. При одном упоминании о Филиппе ее глаза вспыхивали огнем, голос дрожал, а щеки заливал румянец. Можно было не сомневаться, что Филипп, ступив на английскую землю, одержит легкую победу над своей невестой. Королева будет покорна ему во всем, а Испанец превратится в самодержавного властителя. Однако англичане ни за что не согласятся жить под чужеземным ярмом. Если свободу им не даст королева, они обратятся ко мне. От этой мысли меня бросало то в жар, то в холод.

Я твердо решила, что никогда больше не стану посещать мессу, чего бы мне это ни стоило.

Королева, судя по всему, успокоилась, покарав Нортумберленда. Эта казнь была справедливой и недовольства в народе не вызвала. В конце концов, герцог сам затеял заговор и попытался нарушить порядок престолонаследования. Прочих своих противников Мэри на эшафот не отправила. Правда, мужчины рода Дадли по-прежнему сидели в Тауэре, приговоренные к смерти, но ни один из них не лишился головы, даже Гилфорд.

Мэри хотела на самом деле от жизни немногого: чтобы был покой, чтобы ее мужем стал Филипп и еще чтобы у нее родился наследник. Однако помимо этих вполне естественных желаний в ее душе горел пламень религиозного фанатизма. Англичане законопослушны и покорны, но лишь до тех пор, пока не затронуты их коренные интересы. Простолюдины могут показаться ленивыми и покладистыми, но если довести их до крайней степени ожесточения, они превратятся в силу, которая сметает все на своем пути.

Когда распространилась весть о предстоящем замужестве королевы, люди стали роптать, и недовольные все чаще и чаще обращали взоры в мою сторону. Истинным виновником мятежа Томаса Уайета должен считаться Эдуард Куртенэ, ведь именно с него все и началось. Неудивительно, что наследник Плантагенетов, освобожденный из Тауэра королевой и ставший ее фаворитом, отнесся к предстоящему замужеству Мэри с негодованием.

План заговорщиков был таков: королеву Мэри свергнуть, на престол возвести меня и Эдуарда, и тогда Англия останется протестантской страной, а проклятым испанцам вход сюда будет заказан.

• Предыдущая
• 25/131
• Следующая