Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - Каттнер Генри - Страница 47

• Предыдущая
• 47/88
• Следующая

Вокруг сгустился мрак, будто он перенесся в темные глубины полуразрушенного подземелья. Его овевал ледяной ветер, загадка которого так и осталась нераскрытой; он снова задыхался от пыли. Но темноту рассеивало какое-то слабое сияние: перед ним маячили неясные очертания пюпитра. Плотные шторы на окнах не пропускали ни единого лунного луча, однако свет как-то проникал в комнату. С огромным усилием подняв голову, он увидел неровное отверстие в северном углу стены, у самого потолка. Сквозь него в дом заглядывала единственная звезда. Она сверкала холодным блеском, словно глаз демона, следящего за ним из немыслимо далекого уголка вселенной.

От этой звезды, а может из темных глубин за ее пределами, протянулся бледно-серый луч; мертвящий и тусклый свет его, подобно брошенному копью, мгновенно достиг Себастьяна. Широкий, плоский как доска, неподвижный и прямой, он будто вонзился в тело, образовав некое подобие моста между одиноким домом и неизведанными мирами.

Себастьян застыл, окаменев как от взгляда Горгоны. А сквозь полуразрушенную кирпичную преграду, быстро и ровно скользя по лучу, к нему уже что-то спускалось. Неведомый гость проник в комнату, и кажется, стена стала рассыпаться, отверстие расширилось, пропуская его.

Существо было совсем маленьким, не больше ребенка, но съежившимся и высохшим, будто тысячелетняя мумия. Густая сеть морщин покрывала лицо со стершимися чертами, безволосый череп, длинную тощую шею. Тщедушное тельце, казалось, принадлежало отвратительному недоноску, так и не появившемуся на свет. Длинные тощие руки с массивными когтями простерты вперед и застыли в вечном поиске жертвы. Не шевелились и крохотные ножки этого карликового подобия Смерти, плотно прижатые друг к другу, словно стесненные узкой гробницей. Неподвижное как изваяние, неземное чудовище быстро скользило к Себастьяну по тусклому мертвенно-серому лучу.

Вот оно повисло рядом, так что уродливая головка почти касалась лба, а ножки — груди. Мгновение спустя Джон осознал, что создание притронулось к нему протянутыми руками и висящими в воздухе ступнями. Он почувствовал, как оно проникает в него, сливается с ним в единое целое. Сосуды заполнила пыль, а мозг стал рассыпаться, клетка за клеткой. Человек по имени Джон Себастьян перестал существовать, превратился во вселенную мертвых солнц и миров, затянутых космическим вихрем в темную бездну …

Создание, которое маги древности назвали Куачил Уттаус, исчезло; ночь и звездное небо вновь простерлись над разрушенным домом. Но от Джона Себастьяна не осталось и тени, лишь невысокая горка праха возле пюпитра, в центре которой виднелось небольшое углубление, словно отпечаток маленькой ступни… или двух ножек, плотно прижатых друг к другу.

Имя мое — Харпетрон, так называли меня в Посейдонии; но даже я сам, последний и лучший из учеников мудрого Авикта, не ведаю имени того, во что суждено мне превратиться завтра. И вот, сидя в мраморном доме учителя, при неверном свете серебряных светильников, я торопливой рукой вывожу эти строки чернилами магического свойства на бесценном сером свитке, что сделан из кожи драконов. Записав же свое свидетельство, я заключу свиток в цилиндр и, запечатав, брошу из окна в морские волны, дабы существо, в которое суждено мне перевоплотиться, не уничтожило запись о том, что случилось. И кто знает, может, моряки из Лефары, проплывая мимо по пути в Умбру и Пнеору в высоких триремах, найдут цилиндр, или рыбаки поймают его в свои сети вместо добычи. Тогда, прочитав мою историю, люди узнают правду, внемлют словам предостережения, и нога человеческая более не ступит на дорожку, ведущую к дому Авикта, где нашли себе прибежище демоны.

Долгих шесть лет я жил вместе со старым учителем, забыв все услады юности ради постижения заветных тайн мироздания. Никто не проникал глубже нас в запретные предания и науки: мы вызывали к жизни тех, кто покоился в запечатанных гробницах, кто обитал в черной страшной пустоте за пределами известного мудрецам пространства и времени. Немногие из числа смертных дерзали посещать наше прибежище здесь, среди источенных ветром, обнаженных утесов, но множество гостей, описать которых не в силах язык человеческий, являлись по зову мага из неведомых краев.

Строгой и белой как надгробие была наша обитель. А внизу, свирепо рыча, налетало на черные, обнаженные скалы северное море, или, успокоившись, забывалось в неумолчном ворчании, словно полчище поверженных демонов; и дом наш полнился эхом бесконечно разных голосов, что отдавались в покоях, как в опустевшем склепе. И ветры в бессильной злобе завывали, кружась вокруг его высоких башен, но они стояли непоколебимо. Со стороны моря дом словно вырастает из отвесной скалы, но вокруг есть узкие проходы, где искривленные, карликовые кедры склоняются перед яростью налетавшего шквала. Гигантские мраморные чудовища стоят на страже у обращенных к суше порталов, громадные каменные изваяния женщин охраняют прямые портики там, где бьются о скалы волны прибоя. Величественные статуи и мумии расставлены во всех покоях и вдоль проходов. Но кроме них, а также созданий, которых мы вызывали, некому было разделить с нами наше одиночество: вокруг лишь тени да заросли лишайника.

С трудом сдерживая панический страх (ибо каждый из нас, смертных, слаб) смотрел я, неофит, впервые пришедший сюда, на исполненные мрачного величия лики тех, кто служил Авикту. Я дрожал при виде жутких тварей, возникавших из дыма огромных жаровен; вскрикивал в ужасе, когда серые, зловонные и бесформенные существа злобно толпились у начертанного на полу семицветного круга, пытаясь проникнуть в него и наброситься на нас, стоящих в его центре. Преодолевая отвращение, пил я вино, которое наливали трупы и ел хлеб, что подавали мне призраки. Но со временем я перестал ощущать необычность происходящего и преодолел страх; я нисколько не сомневался в том, что Авикт овладел всеми заклинаниями и экзорцизмами, и способен без труда избавиться от вызванных им фантомов.

Лучше было бы для Авикта, — и для меня, — ограничься учитель знаниями, унаследованными от ученых и магов Атлантиды и Туле, или теми, что пришли к нам из земель Му. Поистине, этого довольно, чтобы удовлетворить честолюбивые помыслы любого мудреца: ибо на пожелтевших страницах манускриптов Туле начертаны кровью руны, благодаря которым можно вызвать демонов пятой и седьмой планет, прочитав письмена вслух в час восхода названных светил; волшебники из Му оставили описание того, как приоткрыть врата отдаленного будущего; наши же предки, атланты, знали пути меж атомами и дороги к далеким звездам. Но Авикт жаждал проникнуть в самые страшные тайны, получить безраздельную власть над миром. И вот, на третий года моего ученичества, в руки к нему попала блестящая словно зеркало пластина, оставленная давно исчезнувшим Змеиным народом…

Когда отлив обнажал крутые утесы, мы спускались по скрытым в гроте ступеням к окруженному стеной скал, изогнувшемуся полумесяцем берегу, где за мысом стоял дом Авикта. Там, на влажном сероватом песке, за пенными языками прибоя, мы часто находили обломки странных вещей, принесенных течением из чужих краев или выброшенных ураганом из неведомых морских глубин. Здесь лежали пурпурные и кроваво-красные завитки огромных раковин, куски амбры, белые букеты вечно цветущих кораллов; а однажды нам попался варварский идол из позеленевшей меди, стоявший в незапамятные времена на носу галеры с гиперборейских островов…

Ночью бушевал шторм, всколыхнувший море до самого дна; к утру буря стихла, и в этот роковой день небо было безоблачным, посланные демонами ветры притаились среди голых скал в своих черных безднах; море тихо шептало, а волны лепетали, шурша на влажном песке, словно парчовые наряды бегущих девиц. И за набегавшей волной, в клубке ржаво-бурых морских водорослей, мы заметили нечто, сверкавшее ярким блеском.

Я кинулся вперед и, прежде чем волна отхлынула, унося с собой находку, выудил ее из сгнивших водорослей и отнес Авикту.

• Предыдущая
• 47/88
• Следующая