Привет из ада - Сафронов Виктор Викторович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/68
• Следующая

Стоило ему понервничать и опять голова, как в вату опускалась. В ушах стоял гул и по мере того, насколько быстро он стихал, так же быстро наступал и период определенного затишья. Иногда он ощущал, как чьи-то крепкие руки переворачивали его. После этого в воздухе ненадолго ощущался запах спирта. Также он чувствовал, как ему закатывают рукав, и иголка, даря предвкушение здоровья и силы, протыкает кожу.

Придя в себя и сосредоточившись на постоянно, тускло горевшей над входной дверью синей лампочке. Он пришел к однозначному выводу, место его нынешней прописки, не что иное, как ФСБ. Камера, в которой стоял топчан, чистая. Для отбывания пожизненного срока, имелось все необходимое. И главная, отличительная особенность подобных заведений, это постоянная, гнетущая тишина.

Напрашивался вполне объяснимый вопрос: "С каких это пор, чекисты стали ворами заниматься?". Как не бился над этим вопросом, так на него ответить и не смог. Да и голова совсем плохо соображала.

Ладно, потом разберемся, что почем. Сейчас, пока они лечат и проявляют заботу, необходимо пользоваться моментом, отдыхать и набираться сил. Но не забывать, что в этом заведении просто так, да еще вора, кормить и обхаживать не будут. И чем больше он думал, размышлял, сопоставлял, тем больше запутывался. И еще этот запах. Видно все же когда менты его со скованными за спиной руками били, что-то в системе почек было нарушено.

Превозмогая тупую боль в спине, снял мокрые брюки, затем стянул трусы и бросил их в раковину. Склонился над парашей. С гримасой боли, выдавил из себя несколько капель. Порадовался тому, что сегодня хоть крови в моче не было. Остервенело намылился и как мог, начал смывать с себя стойкий и противный запах мочевины, с примесью ароматов привокзального бомжа.

Замочил в холодной воде пропахшие аммиаком вещички. После чего, почувствовав усталость, опять завалился на топчан. Он бы и его проветрил и хоть немного смыл, но сил уже не осталось.

— Хоть бы сосед какой завалящий появился, — вслух сказал он.

Инстинктивно понимая, что в такой обустроенной хате его должны прослушивать обязательно. Хотя, зачем? На этот вопрос он сам себе и ответил, затем, что когда человек в беспамятстве, да еще бредит, мало ли что он там наплетет. И вообще начальству виднее раз положено, значит слушают.

После такого внутреннего диалога он, может быть в тысячный раз, посмотрел на вентиляционную решетку. И только сейчас он обратил внимание на неясные блики за чистой и, как специально вымытой металлической сеткой.

"Значит, еще и кино снимают с моим участием. Ай-ай. Впрочем, что это я так разнервничался. Мое дело "долбить скакуна" а их — смотреть и возбуждаться".

Очень его развеселила эта мысль. И послав в видеокамеру воздушный поцелуй, он спокойно, может быть за многие последние дни, уснул.

Но "не долго плакала старушка, не долго фраер танцевал". Точно такая история произошла и с Рысаком. По поводу его малоценного здоровья собрался целый консилиум. "Лепила на лепиле" повернуться негде.

Долго его крутили, вертели. Задавали вопросы. Бесстыдно щупали у корня, отвисший и сморщенный от стыда, половой член, да и не член, а так, членик. Потом, чуть яйца не оторвали, так отчаянно, по поводу их состояния спорили. Вот ведь наука… Чуть дело до драки не дошло. И главный крик с разных сторон "А я вам, коллега, докажу!"

Потребовали снимки.

Сделали.

Общий анализ.

Сейчас будет.

Довольно увесистый катетер…

Что?

Вводить? Введем…

— Коллега, ещё раз повторяю, что все равно докажу свою правоту…

— Вы, батенька, заблуждаетесь…

Катетер. На первый взгляд нормальная полая трубка, напоминающая длинный ствол пистолета.

На взгляд, да. Ничего страшного. До того момента, пока этот самый ствол, тебе не вводят в мочеиспускательный канал, для постановки окончательного, диагноза.

Всякие там УЗИ, электронные компьютерные томографы с ядерно-магнитным резонансом всё это хорошо для молодежных понтов на медицинской дискотеке.

Наши, настоящие проверенные временем и бесплатной медицинской системой инквизиторы в белых халатах (для справки — это те ребятки, которые когда ещё дерябнут чистого спиртику, себя докторами называют) в общем, эти ребята верят только своим пальцам, глазам и ушам.

Когда они своим органам не поверили, то тут же посчитали, что для окончательной клинической картины и постановки диагноза, необходимо убедиться и проверить все полностью еще раз.

Вот тогда для Рысака и наступил настоящий момент истины. Этап мученичества, побивания камнями, Голгофы и, наконец — распятия на кресте в одномоментных медицинских условиях.

Подошел час испытаний. Узнал Рысак, что жизнь оценивается в понюшку табака и продается за полушку.

Четыре здоровенных амбала в белых халатах, хотя им бы больше подошли кожаные фартуки палачей, навалились на Колюньку. Ручки-ножки у него бедненького прижали к столу пыточному. Палку толстую приказали зубами покрепче стиснуть, и… ввели…

— О-о-о-о-о-о-о…

Небо не то, что с овчинку показалось, небо вообще исчезло. Как и земля, и воздух, и свет… Осталась только одна боль и до конца не догрызенная палка во рту.

Профессор их седенький, гриб бериевский. С усмешечкой ядовитенькой, молвит нечеловеческим голосом, беседуя с кем-то вошедшим без причины, но токмо любопытства ради:

— Может спросить у него, чего хотите? Так, милости прошу. Он с превеликим удовольствием все и про всех расскажет. Он сейчас и подписать все может. Лишь бы эту железку волшебную из него достали. — Говорил, поучая, не слушая стоны плач и крики безутешные, лежащего на столе распятием, зека неповинного.

Все двигал старичок безжалостный машиной пыточной, все наматывал кишки и нервы изнутри организма. Потом стал языком цокать, других звать показывать, ругаться и спорить. С торчащим в мочеиспускательном отверстие пистолетом медицинским, это было особенно ненавистно.

Это было зрелище угнетающего характера, а не торжества медицинского знания над мракобесием средневековья.

Перед тем, как в очередной раз потерять сознание, Рысак услышал убийственный вопль, исходивший на первый взгляд от доброго дедушки из сказки про Айболита, а он как мы помним все же был ветеринаром.

— Дайте же, наконец, этому симулянту болеутоляющее. Работать невозможно. Он все время теряет сознание…

Дальше было неслышно, а может и не интересно. Опять, как будто кто-то накрыл его лицо подушкой и слегка придушил.

Недели через две после всех этих мучений. Накачали Колюньку кислородом. Перевернули вверх ногами, т. е. жопой к небу. И сделали мудреную операцию. Лапароскопия называется.

Дедушка седенький, который, видно оперировал еще в русско-японскую при Порт-Артуре, руководил и командовал всем этим мероприятием. Голос хоть и дребезжащий, но зычный. "Скальпель мне, мать вашу!" — кричал он, и все его слушались, повиновались.

Несколько позже осматривая испуганного только от одного его вида пациента, доверительно и с восхищением сказал:

— Ну, ты, уголовная морда. Здоров же ты материться. Настоящий мастер… И знаток классный…

Посидел рядом с ним. Без сочувствия, но с любовью посмотрел на него и продолжил:

— В свое время, я оперировал солдат штрафных батальонов. Сейчас вот тебя, трошки почикал. Как будто в молодость вернулся. Признаюсь, батенька, получил истинное удовольствие. Спасибо, порадовал старика. Выпил бы я с тобой за твое здоровье, но, жалко, тебе нельзя. Выпьешь и сразу умрешь от боли. Поэтому, только на словах… И вообще, давай, зараза, поскорее выздоравливай…

• Предыдущая
• 7/68
• Следующая