Патент АВ - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/75
• Следующая

Благодаря своевременно принятым мерам в печать не проникло ни строчки правды о том, где, когда и при каких обстоятельствах расстался с жизнью младший совладелец могучей фирмы. Самым продувным репортерам ничего не удалось разнюхать.

Прошло несколько дней, и преданный секретарь покойного Огастес Карб стал старшим секретарем главы фирмы. Господин Огастес заметно осунулся с лица, и в этом не было ничего удивительного: бедняга так любил своего умершего патрона.

Ни Попф, ни Анейро сначала не поняли, насколько серьезно их положение. Попфа волновала судьба его лаборатории, записей и ампул с эликсиром, его угнетала мысль, что седьмого сентября не удастся начать массовую инъекцию, что вся эта нелепая история с Манхемом Бероиме неминуемо оставит след на его, доктора Стифена Попфа, незапятнанной репутации. Он ни на минуту не сомневался, что арест — результат недоразумения, что его через день-два выпустят.

Это, конечно, было непростительной наивностью.

Но еще более непростительной была убежденность в скором освобождении у такого бывалого политического деятеля, каким был Санхо Анейро. Правда, он рассчитывал при этом не столько на здравый смысл и справедливость следственных органов, сколько на свое бесспорное алиби.

Прошло, однако, не более трех дней, и оба арестованных убедились, что они недооценивали опасность, которая над ними нависла.

Неожиданно не только для них, но и для местного следователя, прибыл из Баттога и взял следствие в свои руки старший помощник прокурора провинции господин Дан Паппула, человек с ласково улыбающимся лицом и гуттаперчевой совестью. С первых же дней он проявил чудовищную работоспособность. Он не давал покоя ни себе, ни арестованным. Он цеплялся за каждое их неудачное слово, старался сбить их с толку, требовал, чтобы они припомнили факты, которые невозможно было припомнить, потому что их не было в действительности, предлагал им признаться в поступках, которых они никогда не совершали.

Измученных бесконечными допросами, осунувшихся, пожелтевших, обросших бородами, их то и дело таскали на «опознание очевидцами», которые вечером третьего сентября ничего не могли видеть, потому что было темно. Но все-таки «очевидцы», под настойчивую и умелую подсказку Дана Паппула, что-то припоминали и давали под этими «воспоминаниями» свои подписи.

Свидетель, проживающий на улице Всех Святых, при трудолюбивом содействии господина Паппула, опознал в Анейро того человека, который якобы пробежал мимо его дома через две минуты после покушения на Манхема Бероиме. Он припомнил, что у того человека в правой руке был окровавленный кинжал, что на нем был серый костюм, голубая сорочка и синий галстук и что особенно его поразили искаженные гневом черты лица этого человека.

— Он был несколько выше меня ростом, — сказал этот очевидец. — Весом семьдесят — семьдесят два килограмма, мускулистый, энергичный на вид. Его правая рука обнаруживала большую силу характера. Лицо его было чисто выбрито. Лоб большой, открытый, волосы зачесаны назад. Брови у него были густые, черные, а цвет лица необычайно бледный, почти зеленоватый. Этот человек пробежал мимо меня с большой скоростью и скрылся за перекрестком… Мой дом второй от угла.

— Вот это и есть тот человек, о котором вы говорите? — спросил его господин Паппула, указывая на введенного из соседней комнаты Анейро.

— Да, он самый.

— Вы уверены?

— Вполне.

— Подпишитесь.

Свидетель подписался.

Удивительно было, как можно темной ночью, под проливным дождем, выскочив из ярко освещенного дома на темную улицу, заметить и запомнить столько подробностей внешности человека, который, по словам свидетеля, пробежал мимо него с большой скоростью. Поражало, что этот свидетель так легко признал в предъявленном ему похудевшем и обросшем бородой Санхо Анейро пробежавшего мимо него человека с гладко выбритым лицом. Но господин Паппула прибыл в Бакбук не для того, чтобы удивляться. Он прибыл в Бакбук для того чтобы делать дело, и в интересах дела он подсказал свидетелю, что, надо полагать, молния помогла ему так хорошо увидеть и запомнить пробегавшего преступника, и свидетель подтвердил, что да, конечно, именно молния.

Последнее обстоятельство было, пожалуй, самым удивительным во всем этом в высшей степени удивительном показании, ибо, как известно, молнии бывают только во время грозы, а вечером третьего сентября лил обычный осенний дождь. Господин Паппула, прибывший в Бакбук позже, мог не знать, что третьего сентября лил заурядный дождь, свидетель знал, но не считал нужным перечить господину старшему помощнику прокурора, который лучше его знает, что нужно для торжества правосудия. Анейро, понявший, что дело обязательно будет доведено до суда, решил промолчать, чтобы выбросить этот козырь на стол во время самого процесса.

Другой свидетель обвинения, услышав крик, поднятый в тот вечер Буко Сусом, якобы высунулся из окна и увидел другого бегущего человека с такой ясностью, что еще через три недели после покушения на Бероиме мог описать девятнадцать деталей внешности доктора Попфа, вплоть до формы его ушей и не очень заметного небольшого шрама на его левой щеке. Этот свидетель дал бы много за то, чтобы отказаться от своих показаний, но он уже слишком далеко зашел. Утром четвертого сентября, когда весть о кровавом событии на улице Всех Святых стала достоянием всего Бакбука, он из глупого тщеславия наврал, будто видел пробегавшего вчера вечером мимо его окон доктора Попфа. Теперь он уже не мог отказаться от своих слов без того, чтобы не прослыть лгуном и хвастунишкой. Репутация делового человека превыше всего. Он был настройщиком роялей.

Нашлись два человека, которые будто бы слышали, как Анейро сказал доктору Попфу, покидая сквер: «Ничего, доктор, еще сегодня мы рассчитаемся с этим щенком, будь он проклят!» А доктор в ответ ему якобы сказал: «Я вам буду очень обязан, господин Анейро!»

Пришел к господину Паппула слесарь по фамилии Соор и попросил записать, что Анейро говорил ему во время последней стачки на скотобойне: «Прирезать парочку-другую кровососов, тогда не посмеют бороться с нами».

Другому рабочему бойни — мяснику Неренсу — Анейро якобы сказал, выйдя в последний раз из тюрьмы: «Этой проклятой семейке Бероиме дорого обойдется мой арест. Будет пролита кровь. Я буду мстить и мстить!»

Анейро потребовал очной ставки с Соором и Неренсом. Господин Паппула отказал под тем предлогом, что они временно выехали из Бакбука. Тогда Анейро потребовал, чтобы было отмечено, что оба эти лжесвидетеля были во время последней стачки на бойне штрейкбрехерами, что они смертельно ненавидели и ненавидят его, Анейро, как руководителя этой стачки, что один из них — платный осведомитель конторы бойни о настроениях рабочих, а другой приходится дальним родственником госпоже Бероиме. Господин Паппула заявил, что лишен возможности выполнить это пожелание, потому что такого рода утверждения нуждаются в предварительной тщательной проверке.

Три других свидетеля, опрошенные неутомимым господином Паппула, действительно заметили на улице Всех Святых незадолго до момента нападения на Бероиме какую-то человеческую фигуру, прокрадывавшуюся вдоль домов. Они добросовестно заявили, что затруднились бы описать наружность этого человека, потому что было темно. Тогда господин Паппула стал им подсказывать приметы Анейро. Запутав и запугав этих простодушных провинциалов, он в конце концов добился их подписей под заявлением, что «вполне возможно, что замеченный ими на улице Всех Святых человек был предъявленный им для опознания Санхо Анейро».

Господин Паппула не брезгал самым шатким обвинительным материалом, потому что был уверен в исключительной благосклонности суда. Он попробовал обработать Морга Бамболи, его жену и вдову Гарго и потерпел полный провал. Но и они ушли, унося впечатление, что им редко приходилось встречать такого приятного и жизнерадостного господина, как этот приезжий чиновник из Баттога.

• Предыдущая
• 46/75
• Следующая