Голубой человек - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/72
• Следующая

– Значит, можно. Временно… Не наше с тобой дело такие дела решать. На это начальство поставлено. Разрешили, – значит, можно.

– Ну, разве только если начальство, – согласился Антошин. – А я тут при чем? Я человек приезжий, смирный. Мне на работу надо становиться, пропитание себе зарабатывать…

– Вот дурья голова! Как раз об этом с тобой и толкуют. Хочешь, пока на работу поступишь, подработать?.. И на хлеб хватит, и на квас, и на сало. И на воду-лимонад, и на фруктовую карамель, и на вино… И с бабами всласть погуляешь.

– А чего такого с меня требуется? – спросил Антошин.

– К этому Конопатому будут всякие люди ходить, – снова зашептал Сашка. Требуется установить, что за люди, куда от него уходят. И мне потом докладать. А уже я – по начальству… Понял?..

– А это почему за ними следить? – спросил Антошин, с трудом удерживаясь, чтобы не разбить в кровь приторно ласковую Сашкину физиономию.

– А может, они тоже государственные преступники, вот почему, – терпеливо объяснил Сашка, вздрагивая каждый раз, когда мимо них кто-нибудь проходил. Ежели они преступники, бунтуют, то надо, конечно, проследить, где кто проживает. Тогда их можно будет взять под арест… – Он заметил хорошо разыгранное недоумение на лице своего собеседника и пояснил: – Ну, посадить их в тюрьму, потом под суд и в Сибирь: на каторгу, чтобы не мутили православных христиан. Теперь тебе понятно?

– Теперь понятно, – согласился Антошин. – А я тут при чем? Тебе это еще более понятно, ты их и проследи.

– Мне нельзя! – горячо отвечал ему Сашка. – Стал бы я с тобой доходами делиться, кабы мог сам! Да мне нельзя. Уже он знает, что я в сыскном работал. Уже ему какая-то сука про меня набрехала… И потом, я из себя мужчина приметный, образованный, а ты, наоборот, неприметный, одним словом, деревенщина. Рязань косопузая… Да ты не обижайся! Я тебя деревней не со зла называю, а так, к слову…

– Я не рязанский, я московский, и обижаться мне на тебя не стоит, медленно протянул Антошин, лихорадочно обдумывая, что лучше – отказаться под благовидным предлогом или, в интересах Конопатого и революции, согласиться. А мне за это что будет? Какая награда?

– Деньги тебе будут! – жарко зашептал Терентьев, – Очень большая масса денег!.. Пять рублей!.. Даже шесть!.. Ну как?

– Боязно мне, – сказал Антошин. – Еще зарежет.

– Да не зарежет он тебя, – стал его успокаивать Сашка. – Очень ему нужно таких, как ты, резать. Ты для него будешь вроде как пар, и всё…

– Боязно мне, – повторил Антошин с сомнением. – Разве что для начала попробовать… Только ты мне как, деньги вперед дашь?

– Сейчас не дам. Не буду врать. Не при деньгах я сегодня. А придешь ко мне с первым докладом, сразу дам тебе задаток… Я тебе сразу полтинник отвалю… Даже целковый… Желательно тебе получить такую сумму денег? Ты сказывай, не стесняйся.

– Желательно, – протянул Антошин, – только боязно… Смотри, если ничего у меня не получится – не сердись…

– Получится у тебя, голову даю отсечь, получится. Ты парень толковый.

– А ты меня не обманешь? – совсем уже вошел в роль Антошин.

– Ну как ты, Егор, сомневаться можешь! Ай-яй-яй! – закачал на него головой Сашка, довольный, что дело на мази. – Разве я похож на жулика?

– Похож, – с почти клиническим простодушием промолвил Антошин, глядя прямо в глаза Сашке. – Ты ужасно хитрый.

– Что хитрый, это верно, – согласился Сашка. – Без этого в нашем деле нельзя. Хитростью кормимся. А что я на жулика похож, так это ты говоришь исключительно по своему невежеству. Вам, деревенским, всякий городской жуликом кажется… Значит, по рукам?

– Разве что попробовать, – сказал Антошин. – Только, чур, не получится у меня, не сердись.

– Не буду, не буду! Честное мое тебе благородное СЛОВО!

– Смотри не забудь, обещал для начала рубль! – напомнил ему Антошин.

– Считай, он уже у тебя в кармане… Ой! – тихо вскрикнул Сашка и потащил Антошина за угол, в Сытинский переулок. – Видишь, во-он там, со Страстной, идет этот самый Конопатый… Так ты ему пойди навстречу, поздоровайся, играй из себя дурака. Понятно?

– Понятно, – сказал Антошин. – Только мне ужас как трудно из себя дурака разыгрывать. А вдруг не получится?

– У тебя получится, – успокоил его Сашка, и на лице его мелькнула презрительная ухмылка. – Чего-чего, а это у тебя получится первый сорт. Спросит он у тебя, чего ты с ним здороваешься, отвечай – мы с вами, барин, дескать, на одном дворе проживаем, и я к вам, дескать, барин, имею самое полное благодушие. Ты с ним разговаривай с самым что ни на есть громадным уважением, будто он не каторжник, а, скажем, околоточный надзиратель или, скажем, богатеющий купец первой гильдии… Смотришь, разговоришься, познакомитесь, и дело пойдет аккурат как надобно… Да ну, иди, поторапливайся, а то как бы не упустить его…

– Боязно мне, ох боязно! – снова проговорил Антошин. – Ужасно я волнуюсь…

Он действительно очень волновался, и Сашка, поняв это волнение по-своему, был в высшей степени удовлетворен. Проследив из-за угла, как Антошин шел навстречу Конопатому и как они наконец встретились, Сашка удовлетворенно потер руки: дело было на мази.

Они встретились у ворот их дома. Словесный портрет Конопатого, который Сашка по всем правилам филерской техники дал Антошину, оказался довольно точным, хотя и неполным. Антошин увидел молодого человека лет двадцати пяти двадцати шести. Он был долговяз, худ, в черной поношенной шляпе, из-под которой на затылке выглядывали густые пепельного цвета волосы. Его желтоватое лицо с острыми красными скулами было щедро покрыто оспинами, а тонкие, хрящеватые и почти прозрачные уши были и на самом деле прижаты к голове. На нем просторно висело длиннополое потертое черное пальто с поднятым по случаю стужи негреющим узким плисовым воротником. Зеленый шарф, обмотанный вокруг шеи, как бы подчеркивал нездоровый цвет его лица. Но Сашка ничего не упомянул о глазах Конопатого. А глаза на его заурядном лице были необыкновенные умные, острые, решительные, добрые и очень невеселые.

– Здравствуйте! – сказал Антошин, превозмогая волнение, и снял шапку. (Он уже успел приметить, как крестьяне здороваются с господами.) – С Новым вас годом, с новым счастьем! – Антошин снова глянул на его желтое лицо и добавил: – Желаю вам доброго здоровья и долгих лет жизни!

– Спасибо. И вас также, – ответил с явным недоумением Конопатый. – …А разве мы с вами знакомы?

– Мы с вами проживаем на одном дворе, – справился наконец Антошин со своим голосом. – Только вы в меблирашках, а я в воротах, в подвале… Я у сапожника проживаю, у Степана Кузьмича… Я племянник его жены Ефросиньи Авксентьевны… Может быть, знаете?..

– Очень приятно, – равнодушно промолвил Конопатый, поклонился и вошел в ворота.

Антошин с шапкой в руке пошел за ним следом.

– Одну минуточку! – сказал он и тронул Конопатого за рукав, когда они уже вошли во двор. – Мне вам нужно сказать несколько очень важных слов.

Конопатый остановился:

– Чем могу служить?

– Вы знаете человека по имени Терентьев, Сашка Терентьев?

– Предположим. Дальше?

– Он нехороший человек. Вы его остерегайтесь.

– Я вас не понимаю, – сказал Конопатый, настороженно вглядываясь в взволнованное и раскрасневшееся лицо Антошина. – Почему это я должен опасаться некоего господина Терентьева?

– Он меня только что уговаривал установить слежку за вами и за теми, кто будет к вам сюда приходить.

– Установить слежку? – переспросил Конопатый, подчеркивая своей интонацией всю необычность этих слов в устах деревенского парня.

– Ну да, – не понял его намека Антошин и горячо продолжал: – Он мне посулил за это шесть рублей. После первого моего донесения – даст мне задаток, в размере одного рубля. А я должен за это постараться войти к вам в доверие.

– Я вас не понимаю, – ответил ему с неожиданным презрением Конопатый, следя за сложенной вчетверо газетой, которой Антошин машинально размахивал в такт своим словам. – Вы меня с кем-то путаете. Мне нечего опасаться полиций. Я ни в чем не виноват.

• Предыдущая
• 13/72
• Следующая