Прекрасная шантажистка - Федорова Полина - Страница 4

• Предыдущая
• 4/24
• Следующая

Сергей оторопело смотрел ей вслед. «Не провожайте»! Да он готов был вышвырнуть ее за дверь собственными руками! Его — боевого офицера, героя Бородина, шантажирует какая-то финтифлюшка! Но каков отец! Выходит, он был связан с убийством императора Павла? И ведь не только слова — шороха об этом эпизоде его жизни не было слышно! Интересно, осведомлена ли о сем матушка? Но письмо это, несомненно, заполучить надо. Может, громкого скандала оно и не вызовет, но неприятных минут, особливо со стороны двора, пережить придется немало.

Сергей позвонил в колокольчик и, когда в дверях появился Никитка, приказал:

— Как только придет мадемуазель Сеславина, проводи ее в мой кабинет.

А вот визит к предводителю придется отложить.

4

Мадемуазель Сеславина явилась ровно через час.

— Ваше сиятельство, — без предисловий сказала она, твердо взглянув ему в глаза, — сообщите, принимаете ли вы мои условия?

— Итак, если я вас правильно понял, из ваших, слов следует, — с расстановкой, и также не утруждая себя любезностями, ответил Сергей, — что вы в обмен на документы, компрометирующие моего батюшку, требуете: первое — представить вас московскому бомонду, второе — снабдить небольшим приданым.

Он внимательно посмотрел ей в глаза и почувствовал, что даже в этот момент готов утонуть в бархатной их глубине.

— Вы правильно меня поняли. — Поля опустила ресницы, не выдержав его пристального взгляда.

— И насколько «небольшим» должно быть это «приданое»?

— Думаю, 5—6 тысяч годового дохода. Этого вполне хватит, чтобы прожить нам с Лизанькой. — Ее голос чуть дрогнул. — Надеюсь, для вас это не составит большого труда.

— Составит, мадемуазель, — саркастически протянул Сергей. Сам он, признаться, ожидал гораздо большей суммы. — Но вы прекрасно понимаете, что поставили меня в безвыходное положение, посему условия ваши принимаются. Только и вам мои придется принять.

— У вас тоже есть условия? — удивленно вскинула на него глаза Полина. — Какие же?

— До Москвы вы поедете в сопровождении моей родственницы Варвары Апрониановны Манасеиной. В Москве же будете жить в доме матушки Марьи Тимофеевны. Ни ей, ни кому бы то ни было нет необходимости знать о нашем договоре. Помимо сказанного, кандидатура жениха вашего матушкой, а главное, мной должна быть одобрена, поскольку мы вам, стало быть, ближайшая родня. И прежде чем строить кому-нибудь глазки да кокетничать — у меня согласия спросите, моим родственникам да друзьям таких продувных бестий, как вы, в жены не надобно! Бумаги на приданое получите только после венчания.

— Да как вы смеете! — вскинулась Полина, и губы ее предательски задрожали. — Как вы смеете так со мной разговаривать!

— А вы тут благородное негодование не изображайте, — холодно отозвался Сергей. — Тоже нашлась дева невинная! Может, вам в актерки податься? Не согласны — черт с вами! Наше семейство разные времена переживало. Переживем и этот скандал.

Полина несколько раз судорожно вздохнула, еще крепче сжала кулачки, чувствуя, что вот-вот вцепится в это красивое холеное лицо, нет, в эту самодовольную физиономию!

Через два дня ранним утром они отправились в путь, покидая выгоревшую Казань. Глядя на почерневшие остовы каменных домов и пожарища на месте деревянных, Сергей невольно вспоминал события трехгодичной давности, когда нашествие французов докатилось до Москвы и оставило там такие же руины. А еще горечь и отчаяние отступления, боль неизбежных потерь: Смоленск, Бородино, оставление Москвы. Но затем были Малоярославец, Красное, Березина. Потом Кацбах и Лейпциг, Ла Ротьер и Фер Шампенуаз. И в Духов день 1814 года в завоеванном Париже слова императора Александра к русской армии: «Совершена война, для свободы народов и царей подъятая. Храбрые воины, вам, первым виновникам успеха, принадлежит слава мира!.. Вы снискали право на благодарность Отечества — именем Отечества ее объявляю».

Сейчас эти слова вызвали у Сергея горькую усмешку. Еще в Париже начались ежедневные разводы и учения, утомительные парады и еще более утомительные репетиции парадов. Император не чувствовал мощи священного огня, обуревавшего его славную армию, — он видел лишь плохое равнение полков и рот. Не замечал тактического совершенства этой армии — видел только недостаточно набеленный этишкет замкового унтер-офицера. Такие войска стыдно вывести на Царицын луг, их надо переучивать и, главное, подтягивать! Подтягивать было кому, да только князь Всеволожский к таковым относиться не пожелал. Поэтому подал в отставку, да и укатил в первопрестольную. А вышло — только три месяца и прожил, наслаждаясь прелестями частной жизни, как эта Сеславина на голову свалилась.

...Уже стемнело, когда колымага с Полей и Лизанькой с грохотом вкатила на постоялый двор. Коляска Всеволожского с выпряженными лошадьми стояла возле конюшни. Рядом суетился Никита, выискивая что-то в багаже. Когда лошади остановились, он подскочил к берлину, открыл дверцу и почтительно помог сойти сначала Варваре Апрониановне, потом Полине с Лизой.

— Его сиятельство давно прибыл, Никита? — спросила Полина.

— Почитай, час с четвертью как уже будет. Теперя оне кофей пьют, вас дожидают, барышня, — простодушно ответил тот.

Как же, «дожидают». Да умри она у его ног — глазом не моргнет, еще и обрадуется. После того разговора в доме он просто игнорирует ее присутствие, а когда нет иной возможности, проявляет ледяную учтивость. Что сейчас, судя по всему, и произойдет.

С этими мыслями Полина, пропустив Лизу и Манасеину вперед себя, вошла в довольно чистую — небольшую залу. Сергей сидел к ним боком. Когда он поднялся со стула и повернулся к вошедшим, у нее вдруг перехватило дыхание. Что же в нем есть такого, из-за чего она с трудом подавляет в себе желание смотреть на него безотрывно? Будто завороженная, Полина следила за его гибкими, опасными в своей неуловимости движениями. Он шагнул вперед, склонился над рукой тетушки.

— Добрый вечер, дамы. Как дорога, не сильно утомила вас?

— Ах, mon ange, не для моих старых косточек эти дальние путешествия. Только свидание с твоей матушкой, благодетельницей моей, манит да лучиком ярким светит впереди. Даст Господь, дня через три на месте будем, приютит достопочтенная Марья Тимофеевна родства и старой дружбы ради, — завела Манасеина уже привычную песню.

У самовара суетилась жена смотрителя, расставляя чашки и тарелки с закусками. Полина и Лиза сели за стол.

Сестры были мало похожи друг на друга, только, пожалуй, миндалевидные бархатистые глаза, доставшиеся им от далекого предка, выходца из Золотой Орды, свидетельствовали об их родстве. Лиза — веселая, неугомонная отроковица с буйной шапкой вечно выбивающихся из кос кудрей цвета гречишного меда, была открыта и любопытна. В дороге ее голова почти постоянно высовывалась из окна кареты, а на постоялых дворах она неизменно находила себе подопечных: то маленького щенка, то хромого гусенка или еще какую-нибудь живность, требующую ее немедленной помощи. Поля сначала пыталась одергивать Лизу, боясь, что могут обидеть сестричку неосторожным словом, но потом успокоилась, заметив, что неудовольствие Сергея распространялось только на ее особу. А ведь сначала, кажется, она ему понравилась. Это было видно по взгляду князя, интонациям голоса и даже движениям. Ее не обманешь. Но воспоминание о том, как мягкое, сочувственное выражение его лица превратилось в холодную, презрительную маску, вновь больно отозвалось в ее сердце.

В этот момент во дворе раздался стук копыт, громкие возгласы, а затем дверь залы распахнулась, и в комнату вошел, сверкая эполетами и бряцая шпорами, среднего роста ладный молодой человек.

— Вечер добрый. Разрешите к вам присоединиться, милые дамы. Ба! Да это Всеволожский! Серж! Какими судьбами? — с радостным удивлением воскликнул он.

— Никак, князь Болховской! — удивился Сергей. — Да ты уже флигель-адъютант! Я-то из Казани в Москву направляюсь. А тебя какой ветер сюда занес? — не менее радостно отозвался Всеволожский.

• Предыдущая
• 4/24
• Следующая