Влюбленная в море - Картленд Барбара - Страница 29

• Предыдущая
• 29/54
• Следующая

— Я говорил им, что этот праздник не нужен и даже смешон, — произнес он с досадой. — Нам нечего было праздновать, разве что поломку руля.

— Я с удовольствием расскажу вам, как все произошло, когда выдастся свободная минута, — сказал Родни, — но в настоящий момент мне и моим офицерам предстоит многое сделать. Я буду признателен вам, если вы вернетесь в свою каюту и останетесь там.

Испанец поклонился и прошел через кают-компанию к маленькой дверце в противоположной ее стене. То, что спальная каюта примыкала к кают-компании, помешало матросам, обыскивавшим корабль накануне ночью, ее обнаружить. Остальные каюты оказались пустыми, и глаза Родни заблестели от удовольствия, когда он нашел в капитанской рубке вахтенные журналы, карты и диаграммы. Никогда прежде ему не доводилось видеть столь роскошно обставленные офицерские каюты, как здесь, на «Святой Перпетуе». Родни с удивлением заметил на койках пуховые матрацы, застеленные простынями из тонкого полотна, чего он никогда не встречал на английских кораблях. Несомненно, испанцы понимали толк в комфорте.

Обстановка кают-компании заставила Лизбет и Барлоу восхищенно ахнуть. Огромный стол, обильно украшенный резьбой, золотой и серебряной инкрустацией, столовые приборы из чистого золота, на полу упругие ворсистые ковры, на иллюминаторах — дорогие бархатные шторы. Темные стены, обшитые панелями, украшали картины и гобелены.

Но все это богатство отчетливо предупреждало об опасности — испанцы едва ли позволят такому кораблю сгинуть в неизвестности, не предприняв попыток отыскать его и вернуть.

Не теряя времени, Родни приказал Барлоу укомплектовать команду «Святой Перпетуи» самыми опытными матросами, которых только можно было позаимствовать с «Морского ястреба». Он уже решил, что вопреки обычным правилам сам поведет «Святую Перпетую», а не доверит это помощнику. Он считал, что никто, кроме него, не справится с таким большим кораблем, кроме того, он предвидел, что пушки галиона смогут сослужить им хорошую службу.

В его голове уже теснились новые планы, но в настоящий момент самым главным было незамедлительно убраться отсюда как можно дальше.

Индеец и его друзья камерунцы, вызвавшиеся сопроводить их до Дарьена, тоже поднялись на борт. Родни поблагодарил индейца за оказанную им помощь в захвате «Святой Перпетуи» и пообещал, что непременно наградит его и жителей деревни. Когда он назвал цифру, индеец ахнул от восторга. У самого Родни не было при себе столько денег, но он не сомневался, что на корабле достаточно серебра и золота. И не ошибся.

Когда корабли достигли маленькой бухты, затерянной среди скал к югу от Панамского канала, Родни наконец-то получил возможность обследовать корабль. Он обнаружил на нем 400 000 золотых слитков, пятнадцать сундуков серебряных монет, тридцать тонн серебряных слитков, двести фунтов золотых самородков и бессчетное количество янтаря, серой амбры, слоновой кости, мускуса, бочек с винами, рулонов китайского шелка, духов, кружев, экзотических фруктов, изделий из фарфора и других красивых и ценных предметов.

Часть товара перенесли на «Морской ястреб», чтобы разделить риск. Матросы пребывали в бурном возбуждении, предвкушая размеры награды, которую получат по прибытии домой. Теперь, когда управлять приходилось двумя кораблями, людей остро не хватало, и Родни отправил камерунцев на берег на поиски добровольцев, желающих поступить на корабль. Он решительно отверг предложение Барлоу силой захватить некоторое число туземцев и сделать их рабами. Подобное водилось на кораблях всех стран, но в душе Родни прочно укоренилась неприязнь к рабству.

Хотя офицеры и считали его безумцем, он стойко придерживался идеи, что люди должны добровольно изъявить желание, и тогда он наймет их и заплатит им за их труд.

Мало того, что подобный образ действий казался всем неуместным донкихотством, мастер Барлоу наряду с остальными офицерами не верил, что камерунцы отыщут желающих послужить на английском корабле среди своих соплеменников.

Родни знал, что, хотя с ним и не решались говорить напрямую, опасаясь вызвать его гнев, офицеры и матросы тем не менее заключали даже пари, что он не сможет завлечь на корабль таким способом ни одного туземца, даже самого хилого, увечного, бесполезного для своего племени.

И тем не менее уже в тот же день надежды Родни блестяще оправдались. Камерунцы вернулись на закате, а с ними двадцать туземцев, и сообщили, что рассчитывают привести еще столько же из большого поселения, лежавшего несколько к югу.

— Они, конечно, совсем еще зеленые ребята, — объяснял старик камерунец Родни, — но ловкие и сильные, и я сказал, что они могут положиться на ваше обещание заплатить. Им еще никогда никто не платил, — вздохнул он тоскливо. — А кое-кто из них просто хочет поплавать на корабле и поучиться морскому делу.

— Я благодарю тебя за помощь, — сказал Родни. — А мои офицеры полагали, что никто из твоих соплеменников не захочет покинуть родные берега.

Камерунец покачал головой:

— Что тут за жизнь для молодого парня! Кругом кишат испанцы, и из года в год их все прибавляется. Если мужчина много работает и позволяет себе завести нескольких коров и свиней, приходят испанцы и забирают все. То и дело они налетают на наши деревни, чтобы захватить рабов, и не только для своих кораблей, но и для рудников с той стороны канала. Наши юноши боятся, не вам они верят, ведь вы друг нашего дорогого друга сэра Френсиса Дрейка.

Не удивительно, что он доволен собой, думала Лизбет за ужином, глядя на Родни, который сидел во главе длинного полированного стола. В золотых, украшенных драгоценными камнями подсвечниках мерцали свечи. За ужином присутствовал и дон Мигуэль.

Еще на «Золотой лани» Родни выучился великодушию, с которым и обращался сейчас со своим знатным пленником. Скоро выяснилось, что молодой испанец говорит по-английски, и гораздо лучше, чем говорили по-испански Лизбет и Родни. Ему было двадцать три года, и он впервые отправился в плавание с целью осмотреть рудники, которыми владел его отец.

Он немного рассказал им об остальном грузе, который везли из Номбр-де-Диаса в Гавану первые шесть кораблей, с которыми плыл бы сейчас и дон Мигуэль, если бы не сломавшийся на его корабле руль.

— Не удивительно, что Испания ведет себя так надменно. Она владеет слишком большим богатством, — пробормотал Родни.

— Мы пытались подружиться с Англией, — сказал дон Мигуэль.

— Вы пытались руководить нами, — возразил Родни.

Испанец пожал плечами.

— Дружба между государствами похожа на брак, — сказал он. — Одно непременно должно подчиняться другому.

Родни рассмеялся.

— Ваш король мог бы подчинить себе Мэри, — сказал он, — но Елизавета — это совсем другое дело. Ни один мужчина никогда не возьмет над ней верх, как ни одна нация не возьмет верх над Англией.

— Посмотрим, — отвечал испанец, и Родни и Лизбет поняли, что он подумал об Армаде. На миг их сковал страх. За то время, пока они путешествуют, многое могло произойти в Англии. Лизбет перебирала в памяти рассказы о гигантских галионах, вдвое больших «Святой Перпетуи», которые только и ждали приказа пересечь Ла-Манш и обрушить на их родину сокрушительную мощь Испании.

Но Родни вспомнил, как Дрейк «подпалил бороду испанского короля», совершив в прошлом году дерзкую вылазку в Кадисском заливе. Испанские галионы, неповоротливые и тяжеловесные, оказались беспомощными против быстроходных маневренных кораблей Дрейка. В тот день на дно отправилось больше сотни испанских «плавучих крепостей». Армада могла казаться всему миру несокрушимой, но англичане обязательно сумеют перехитрить испанцев, где бы с ними ни встретились, решил Родни. Из вежливости он не стал высказывать свои соображения вслух.

К дону Мигуэлю невозможно было не испытывать симпатии, несмотря даже на то, что он являлся врагом. Он обладал несомненным обаянием, в котором ему не могли бы отказать в своей слепой ненависти даже те, кто видел в каждом испанце варвара и дьявола.

• Предыдущая
• 29/54
• Следующая