Влюбленная в море - Картленд Барбара - Страница 23

• Предыдущая
• 23/54
• Следующая

Медленно, с прекрасным знанием дела, он провел его через узкий проход между утесами в маленькую бухту естественного происхождения с песчаным берегом. Со всех сторон ее обступали высокие скалы, а от моря частично отгораживал коралловый риф.

Примерно в полдень «Морской ястреб» наконец встал на якорь. Несмотря на то что все устали после бессонной ночи и Родни чувствовал, что в глаза ему словно насыпали песка, тем не менее в течение следующего часа на берегу разбили походную кузницу, и кузнецы и плотники начали готовиться к ремонту корабля.

Работа предстояла тяжелая, это стало ясно сразу, как только были оценены масштабы повреждений, но опытные ремесленники не сомневались, что со всем справятся.

Гораздо большее беспокойство вызывало то, что значительная часть съестных припасов пострадала от соленой воды. Не весь провиант, к счастью, был размещен внизу, сохранялось свободное место для золота, которое они наделялись привезти домой, и все же много провизии погибло. Теперь Родни ломал голову над тем, чем заменить утраченное.

Впрочем, он уже решил для себя, как поступить, но пока не осмеливался признаться в этом даже самому себе.

Только ближе к вечеру Родни отвел в сторонку камерунцев и индейца для секретного разговора. Никто из команды не владел испанским, но Родни чувствовал, что осторожность все равно не помешает.

Хотя испанцы, по словам камерунца, и находились милях в пяти отсюда, матросам было приказано разговаривать вполголоса, по мере возможности не шуметь и под страхом сурового наказания запрещалось удаляться от берега в глубь территории.

Матросы изъявили готовность подчиниться, но Родни знал, что стоит работе продвинуться, а людям немного отдохнуть и оглядеться, как самые предприимчивые из них непременно что-нибудь выкинут. Он принимал в расчет и это соображение, поэтому спешил изо всех сил. За час до захода солнца он тщательно проинструктировал мастера Барлоу и, накинув на плечи темный плащ и заткнув за пояс кинжал, спустился в кают-компанию.

Лизбет была там. Стоило ей только бросить на него взгляд, как она поняла, что он задумал.

— Можно и мне пойти с вами? — Она знала, что надежды нет, но не могла не спросить.

— Я иду один вместе с индейским парнем, — ответил Родни. — Он считает неразумным брать с собой даже своих друзей. Я просто собираюсь изучить обстановку, вот и все.

— И все-таки я бы очень хотела пойти, — проговорила Лизбет. — Но я все понимаю. — Помедлив секунду, она нерешительно подняла на него глаза. — Я, наверное, должна извиниться за свои вчерашние слова. Вы были правы, что не стали рисковать жизнями людей, но тогда мне хотелось во что бы то ни стало сразиться с врагом…

Она выговорила это совсем тихо, и Родни интуитивно догадался, чего стоили ей эти слова. Временами она казалась ему безответственным ребенком, а временами — совсем взрослой женщиной. Сейчас эта женщина предпочла пережить унижение, поступиться гордостью и извиниться перед мужчиной, который обращался с ней не слишком-то вежливо и почтительно.

Он невольно шагнул к ней.

— Я рад, что вы понимаете, Лизбет, — сказал он. — Мне не хотелось бы, чтобы вы судили обо мне несправедливо, но я знал, что поступаю правильно. Мне тоже следует извиниться за одно и поблагодарить вас за другое. Спасибо, что позаботились о раненых, хотя занятие это совсем не женское, и мне тяжело было смотреть, как вы опускаетесь до такой грязной работы.

— Нет ничего важнее, чем здоровье людей, — ответила Лизбет. — Я собираюсь сейчас опять пойти к раненым. Не забудьте о матросе с раздробленной ногой.

Родни стало стыдно. Он в самом деле забыл об этом матросе.

— Перед тем как уйти, я оставлю распоряжения Барлоу, — пообещал он. — А вам незачем снова идти вниз. Спикок, тот матрос, который помогал вам, сделает все, что надо.

— Пожалуй, я лучше Спикока могу судить, что им надо, — улыбнулась Лизбет. — Те, у кого сильные боли, нуждаются в лаудануме, а я далеко не уверена, что Спикок сможет правильно его отмерить. Завтра, если вы позволите, я попрошу индейца поискать кое-какие лекарственные травы.

Ее взгляд был мягким, ласкающим, и, внимательно вглядевшись в нее, Родни отметил, что она очень бледна. Конечно же Лизбет не меньше других нуждалась в отдыхе. Интересно, как вынес бы путешествие Френсис до нынешнего момента? Родни вдруг с веселым удивлением понял, что общество Лизбет для него гораздо предпочтительнее, чем общество ее брата. Он порывисто нагнулся, взял ее маленькую ручку и поднес к губам.

— Спасибо вам, — произнес он тихо и вышел из каюты прежде, чем она успела что-нибудь сказать.

На следующую ночь на борту «Морского ястреба» снова никто не спал. Лизбет, беспокойно ворочаясь на койке, слышала, как матросы ходят взад-вперед по палубе, шепотом переговариваясь. Перед уходом Родни приказал всем соблюдать тишину.

На берегу кузнецы все еще возились в своей походной кузнице под парусиной, которую натянули, чтобы скрыть отблески пламени. Они страдали от невыносимой жары и то и дело высовывались наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха и утереть заливавший глаза пот.

Матросы работали без перерыва целый день, но никто не помышлял об отдыхе. Было понятно без разъяснений, что жизнь каждого человека на борту «Морского ястреба» зависит от скорости ремонта. Каждую минуту их могли обнаружить проплывающие вдоль берега испанские корабли или увидеть со скалы испанцы, бросившие якорь в соседней бухте.

«Морской ястреб» подогнали так близко к берегу, как это только представлялось возможным, и матросы весь день напролет выкачивали насосами воду из трюма. Даже Лизбет, мало сведущая в теории и практике мореплавания, почувствовала, что корабль освободился от лишнего веса и закачался на волнах с прежней легкостью.

Ночь была невыносимо душной, в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Даже если бы не тревога за Родни, Лизбет все равно не удалось бы заснуть в такой удушающей атмосфере. Она жалела матросов, которым все еще приходилось работать, но понимала, что любая работа, даже самая изнурительная, предпочтительнее испанской тюрьмы или участи прикованных к галере рабов, которым смерть от изнеможения кажется благом.

Родни! Родни! Лизбет вдруг захотелось окликнуть его вслух. С внезапным страхом она подумала, что, возможно, не увидит его больше. Испанцы могли схватить и убить Родни, и от этой мысли ей словно вонзился нож в сердце. Боль была настолько сильна, что Лизбет зажмурилась и застонала. Родни!

Она ясно увидела перед собой его энергичный подбородок, широкий лоб, густые разлетающиеся брови, прямой нос, чувственные губы… Увидела, как его глаза смотрят на нее с выражением, от которого кровь обжигающей волной прилила ей к щекам. Слова, которые он сказал перед уходом, внезапно обрели новый смысл: «Смерть не имеет значения, но требуется мужество, чтобы посмотреть ей в лицо…»

Лизбет укусила себя за пальцы, чтобы не разреветься. Родни не должен погибнуть, не должен! Он останется жить, он вернется назад, на корабль… вернется к ней!

Родни, Родни! Если бы она только могла молиться, но комок, сдавивший горло, не давал произнести привычные слова молитвы.

— Милостивый Боже, верни его мне!

Слова дались ей мучительно тяжело, но все же принесли некоторое утешение.

Родни, Родни! Ночная тьма душила Лизбет, и, задыхаясь, она впервые поняла, как умирают от беспокойства. Часы тянулись бесконечно долго, а он все не возвращался. Перед уходом он разместил на скале часовых, чтобы в случае появления неприятеля они могли поднять тревогу. Матросы укрылись под кокосовыми пальмами в зарослях, густо покрывавших склон горы. Лизбет смутно различала их силуэты. Она знала, что все они сейчас смотрят в том направлении, откуда должен появиться Родни.

С первым лучом солнца команда под началом Барлоу вновь включилась в лихорадочную деятельность, и вскоре матросы уже едва переводили дыхание не столько от жары, сколько от быстроты, с которой выполнялась работа.

• Предыдущая
• 23/54
• Следующая