Тривейн - Ладлэм Роберт - Страница 32
- Предыдущая
- 32/113
- Следующая
– О, конечно! Ума не приложу, как жить без моей фрейлины!
– Тогда зачем спрашивать? – Филис переставила безделушки на трюмо, поглядывая в зеркало на дочь.
– Недавно я прочитала статью в «Санди таймс», – продолжала Памела. – В ней говорилось о том, что отец взялся за работу, с которой провозится целых десять лет, не занимаясь больше ничем. Особое ударение делалось на том, что он, со всеми его способностями, сможет за этот срок сделать лишь половину того, что ему предстоит... Там написано, что он столкнется с невозможным!
– Не с невозможным... В «Таймс» написано – с «невероятным». «Таймс» склонна к преувеличению...
– Там написано еще о том, что ты признанный авторитет по средним векам...
– Что ж, – рассмеялась Филис, снимая с кресла пустой чемодан, – они не всегда преувеличивают... Ну, в чем дело, дорогая? Ты хочешь, чтобы я подтвердила это их заявление?
Памела откинулась на спинку кровати, и Филис только сейчас заметила, что ее дочь босая.
– Нет, – ответила Памела, – но у меня к тебе другой вопрос.
– Что ж, спрашивай!
– Я читала и другие газеты и журналы и даже слышала новости по телевидению Эрика Севарейда – они называют это комментариями... Все в один голос утверждают, что это мертвое дело! Почему же отец за него берется?
– Именно потому, что оно мертвое! Твой отец очень талантлив, и слишком много людей, зная это, считают, что именно ему удастся что-то сделать, – пояснила Филис, направляясь вместе с чемоданом к двери.
– Он не сможет ничего сделать, мама!
– Что ты сказала? – взглянула на дочь Филис. Она уже почти не слушала ее, занятая тысячей дел, которые предстояло сделать.
– Я сказала, что он ничего не сможет сделать! Медленно подойдя к кровати, Филис присела рядом с дочерью.
– Почему ты так думаешь? – спросила она.
– Он ничего не сможет изменить... Никакой комитет, никакие правительственные слушания и никакое расследование не в силах ничего изменить в этом мире!
– Но почему?
– Да потому, что правительство будет расследовать собственную деятельность! А это похоже на то, как если бы изучение банковских документов доверили тому самому растратчику, который этот банк обокрал! Все бессмысленно, мама...
– Мне кажется, Пэм, ты повторяешь чужие слова!
– Согласна, но ведь именно так говорят! Да и мы сами много спорим по этому поводу!
– Это, конечно, хорошо, но мне кажется, ты упрощаешь... Да, беспорядка много, все это знают, но что же делать? Если ты что-то критикуешь, то предложи свой выход... Ты знаешь его?
Пэм наклонилась вперед, упершись локтями в колени.
– Да, – проговорила она, – так обычно говорят, но на деле все иначе... Предположим, ты знаешь, что кто-то болен, но ведь это вовсе не значит, что ты возьмешься его оперировать, верно?
– Снова чужое, Пэм...
– Нет, мама, на этот раз мое!
– Тогда извини...
– А выход есть, просто надо подождать... Если, конечно, мы к тому времени будем живы, и ничего не случится. Ты спросишь, в чем он? Во всеобщей перестановке сверху донизу! Должно произойти глобальное изменение всего существующего... Может быть, должна прийти к власти какая-то третья партия!
– Ты имеешь в виду революцию?
– Господи, нет! Избави Бог! Это было бы ужасно! Нам не нужны эти насильники, они не лучше тех, кого мы имеем сейчас! К тому же они глупы... Будут разбивать головы и при этом считать, что решают великие задачи...
– Ну, хорошо, хоть в этом ты меня успокоила, – сказала Филис, с некоторым удивлением глядя на дочь.
– Видишь ли, мама, люди, принимающие решения, должны быть заменены другими, которые будут принимать иные решения. Они должны видеть истинные проблемы, пресекать малейшие попытки подтасовки фактов и желание некоторых работать только на собственное благо!
– Но ведь вполне возможно, что именно это и сделает твой отец... Если он обнародует отдельные факты, то его просто обязаны будут выслушать!
– О да! Они выслушают его и даже кивнут головами в знак согласия, признав, что имеют дело с порядочным человеком... Потом создадут еще один комитет, который займется тем, что будет следить за деятельностью его комитета, и еще один – наблюдающий за обоими. Вот что получится, мама. Именно так и случится! И совершенно ничего не изменится, неужели ты этого не понимаешь? Ведь прежде всего должны измениться люди, стоящие наверху!
– Но это цинизм, Пэм, – просто ответила Филис, удивленная страстностью дочери.
– Я тоже так думаю, мама! Но признайся, что и ты и отец согласны со мной.
– В чем?
– В том, что все непостоянно в этом мире... Тебе нужны примеры? Пожалуйста! Лилиан сейчас с нами нет, и этот дом выглядит совсем иначе!
– И тем не менее у нас есть серьезные причины для того, чтобы жить именно в этом доме, Пэм... Отец получил здесь относительное уединение, к тому же, – ты знаешь, – он ненавидит отели...
Филис говорила быстро и даже как-то небрежно. Она вовсе не собиралась объяснять дочери, что домик для гостей, находящийся в глубине, весьма удобное место для двух «приписанных» к их семье агентов спецслужбы. Это называлось, насколько ей было известно из меморандума Роберта Уэбстера, «Патруль-1600».
– Ты же сама говорила, что дом только наполовину обставлен!
– У нас не было времени...
– Тем не менее ты продолжаешь читать лекции в Бриджпорте!
– Но у меня же контракт! К тому же это совсем рядом с домом...
– Однако ты даже не знаешь своего расписания!
– Дорогая моя! Ты хватаешься за отдельные, оторванные от всего остального факты и пытаешься подкрепить их весьма сомнительными аргументами...
– Но ведь и ты, мама, вряд ли смогла бы опровергнуть мнения других!
– Думаю, что смогла бы, Пэм, и довольно успешно, – возразила Филис. – Поверь мне, я видела в жизни много плохого и несправедливого... То, что сейчас делает твой отец, очень важно для него. Он принял несколько мучительных для него решений, и поверь мне, они дались ему не легко... Мне не очень нравится, что ты обвиняешь его в легкомыслии, Пэм! И уж тем более в притворстве.
– Да нет же, мама, – воскликнула Памела, вставая с кровати, смущенная тем, что огорчила мать. – Я неправильно выразилась! Я никогда не скажу ничего подобного ни об отце, ни о тебе! Я слишком высоко вас ценю!
– Значит, это я неправильно поняла тебя, Пэм, – заметила Филис, бесцельно подходя к трюмо. Она была собой недовольна: какой смысл ловить дочь, когда мужчины и женщины, гораздо более осведомленные, говорят об этом по всему Вашингтону. И это не притворство, а просто бессмыслица. Пустая трата времени, чего больше всего на свете не любит Эндрю.
Ничего нельзя изменить. Так они говорят.
– Я просто хотела сказать, что отец не совсем уверен... Вот и все...
– Да, конечно, – поворачиваясь к дочери, понимающе улыбнулась Филис. – Возможно, ты и права, говоря о том, что трудно изменить порядок вещей... И все же мы с тобой должны его поддержать, так?
– Конечно, мама! – обрадовалась Памела улыбке матери и улыбнулась тоже. – Вообще-то отец, с его энергией, смог бы переделать весь существующий флот в парусный!
– Экологи только сказали бы ему за это спасибо... Вынь, пожалуйста, вот эти тарелки, Пэм! Стив наверняка приедет голодным...
– Он всегда голодный, – ответила Памела, направляясь к двери.
– А, кстати, где же наш неуловимый отец? Интересная привычка исчезать, когда в доме масса дел...
– Он осматривает южную часть этого гигантского кукольного дома и прелестную дорогу, которую, как мне кажется, кто-то залил цементом...
– Монтичеллино, дорогая...
– Что это значит?
– Я думаю, что это беременный Монтичелло, Пэм...
– Потрясающе!
Закрыв дверь домика для гостей, Тривейн в очередной раз, к своему удовольствию, убедился в том, что установленное там оборудование для «Патруля-1600» исправно работает. Два микрофона фиксировали малейший шум в холле и столовой, лишь только кто-нибудь наступал на закрепленный под ковром выключатель. Тривейн услышал, как открылась входная дверь, как его Дочь говорит с почтальоном. Затем Памела крикнула матери, что пришло письмо. Тривейн положил на подоконник открытого окна книгу и снова с удовольствием услышал, что из третьего микрофона – того, что был скрыт под пронумерованной панелью, – донесся легкий шум. У каждой комнаты был собственный номер, и никто не мог пройти мимо окна незапеленгованным.
- Предыдущая
- 32/113
- Следующая
