Рукопись Ченселора - Ладлэм Роберт - Страница 29
- Предыдущая
- 29/120
- Следующая
Они познакомились два года назад. Тогда Гувер отказался передать разведывательным органам биографические сведения о сотрудниках ООН – гражданах социалистических стран. А тем такие сведения были абсолютно необходимы. И вот О’Брайен просто прошел в первый отдел, изготовил копии нужных документов и за обедом передал их Вараку. После этого случая их обеды стали регулярными. Немало узнал от Варака и Куин.
После смерти Гувера все говорили, что в ФБР многое должно измениться.
Познакомившись с директивами нового руководства, Куин тоже поверил в возможность перемен. Если они действительно произойдут, значит, он не зря терпел эти долгих четыре года.
О’Брайен никогда не скрывал ни от себя, ни от жены истинной причины, по которой он согласился работать в ФБР. Им руководило желание сделать карьеру. В 1964 году его, тогда помощника прокурора в Сакраменто, в качестве офицера запаса призвали в армию и послали во Вьетнам. Там, вместо того чтобы использовать О’Брайена как юриста, его направили в разведывательное отделение, где ему пришлось заниматься вопросами, имеющими мало общего с криминалистикой.
Во время внезапного нападения вьетконговцев[5] на американские позиции Куин попал в плен, где провел целых два года в крайне скверных условиях.
В марте 1968 года Куину удалось бежать. Пробираясь под тропическими проливными дождями на юго-запад, он добрался до линии фронта, перешел ее и оказался на территории своих войск. Потеряв пятьдесят фунтов, изможденный Куин вернулся героем.
Это случилось как раз в то время, когда на героев был большой спрос. Их искали повсюду. Ведь в стране росло недовольство, никто ни во что не верил. И даже такие учреждения, как ФБР, столкнулись с определенными трудностями.
В этой обстановке тяга Куина к исследовательской работе не осталась незамеченной. К тому же Гувер обожал героев. К Куину обратились с предложением, он его принял.
Он здраво рассудил, что, если сделает удачную карьеру в ФБР, это откроет для него прекрасные возможности и в системе министерства юстиции, причем не только в Сакраменто.
И вот ему уже сорок девять. За время работы в ФБР бывший герой вьетнамской войны многому научился, а главное, усвоил правило, что лучше всегда держать язык за зубами. Усвоил настолько хорошо, что временами его самого это беспокоило.
Многое в ФБР О’Брайену не нравилось. И то, что бюро зачастую уклонялось от выполнения своих прямых обязанностей. И то, что Гувер правил как настоящий диктатор и никто не смел выступить против его методов руководства. Не нравилось Куину и то, что, как было известно, в личном архиве Гувера хранились сотни, а может быть, тысячи досье, содержавшие в высшей степени провокационную информацию, способную подорвать репутацию многих влиятельных и авторитетных людей страны.
Но и после смерти Гувера вокруг досье соблюдался обет молчания. Никто не предлагал открыто признать их существование, никто не требовал их уничтожить.
Казалось, все хотели лишь одного – не связываться с этими чертовыми досье.
Каждый боялся, что в этих таинственных папках содержится что-то и о нем. Уж лучше делать вид, что досье нет, предать их, так сказать, забвению.
Конечно, такое поведение не отличалось особой реалистичностью: досье существовали и сами по себе исчезнуть с лица земли не могли. Поэтому Куин принялся осторожно наводить справки. Сначала он опросил людей, обслуживавших машину для уничтожения бумаги. Оказалось, что из канцелярии Гувера к ним никаких бумаг давно не поступало. Тогда он проверил фотолаборатории. Никто не помнил, чтобы в последнее время делали микрофотокопии каких-либо досье. Затем Куин тщательно изучил книгу регистрации входящих на имя Гувера и исходящих от него документов – ничего.
То, что могло стать ключом к разгадке тайны, Куин обнаружил в журнале учета посетителей дежурного внутренней охраны. Согласно записи, сделанной поздно вечером 1 марта, то есть непосредственно накануне смерти Гувера, трое старших агентов – Сэлтер, Крепс и Лонгворт – в 11.57 были допущены в здание ФБР. Самое что ни на есть заурядное событие. Но одно обстоятельство поразило Куина: ни на кого из троих не выписывался пропуск, проход ни одного из них не оформлялся так, как это было принято в ФБР. Всех троих пропустили по указанию, переданному Гувером по специальному телефону. Разрешение поступило из дома директора. Все это было совершенно необъяснимо.
Чтобы как-то прояснить для себя ситуацию, Куин вышел на Лестера Парка, старшего агента, пропустившего троицу. Сделать это было нелегко. Через месяц после смерти Гувера Парк вышел в отставку. Хотя пенсию ему назначили минимальную, у него оказалось достаточно денег, чтобы на равных паях с кем-то купить довольно крупное земельное владение в местечке Форт-Лодердейл. Чертовски странная история!
Встреча с Парком ничего не прояснила. Как заявил старший агент, в тот вечер он сам разговаривал с Гувером и директор лично приказал ему пропустить трех сотрудников, сказав, что те сами знают, что и как им надо делать.
Тогда Куин попытался разыскать агентов по имени Сэлтер, Крепс и Лонгворт.
Оказалось, что Сэлтер и Крепс – лица вымышленные. Этими псевдонимами пользовались агенты ФБР на время выполнения ими особо секретных заданий.
Однако, как выяснилось, в мае никто из сотрудников данным прикрытием не пользовался, а если и пользовался, то это было настолько засекречено, что Куину об этом ничего узнать не удалось.
Лишь немногим более часа дожидался Куин запрошенной им информации о Лонгворте. Поступившие сведения настолько поразили его, что он сразу же позвонил жене и предупредил ее: обедать не приедет.
Оказалось, что Лонгворт еще за два месяца до смерти Гувера вышел в отставку и с тех пор проживал на Гавайях! Поскольку информация была абсолютно достоверной, возникал вопрос: что же он делал 1 мая в Вашингтоне, у западного входа в ФБР?
О’Брайен понимал, что серьезное и совершенно необъяснимое нарушение правил допуска в здание бюро, обнаруженное им в журнале учета посетителей дежурного внутренней охраны, имеет какое-то отношение к таинственным досье, о которых никто не хотел говорить вслух. «Решено, – подумал он, – завтра с утра отправлюсь к главному прокурору».
Внезапный телефонный звонок заставил его вздрогнуть.
– О’Брайен слушает, – сказал он удивленным голосом: после пяти часов ему обычно никто не звонил.
– Хан Чоу! – послышался чей-то шепот. – Помнишь погибших в Хан Чоу?
У Кэррола Кунинлена О’Брайена перехватило дыхание, вокруг все померкло.
Вместо знакомых очертаний окружающих предметов перед глазами запрыгали какие-то темные и светлые пятна.
– О чем вы? Кто говорит?
– Вы помните, как они умоляли вас не делать этого?
– Нет! Я не знаю, о чем вы говорите. Кто вы такой?
– Все знаете, все прекрасно знаете, – холодно продолжал шепотом чей-то голос. – Вьетконговец предупредил вас, американских военнопленных, что, если кто-нибудь попытается сбежать, остальных просто расстреляют. Большинство ваших товарищей были в таком состоянии, что даже не думали о побеге. А те, кто мог бы рискнуть, договорились не делать этого, чтобы не подвергать опасности жизнь остальных. Но не вы, майор О’Брайен. Вы поступили иначе.
– Это ложь! Никто ни о чем не договаривался!
– Нет, договаривались, и вы об этом прекрасно знали. Другое дело, что вам было наплевать на всех. Вас было девять человек, и физически самый крепкий среди них – вы. Товарищи по несчастью умоляли вас не совершать побег. На следующее утро после вашего исчезновения все они были расстреляны.
О господи! Пресвятая дева Мария! Он и не думал, что так выйдет. Совсем близко раздавалась артиллерийская канонада. Другой такой возможности никогда бы не представилось. От него требовалось только одно – идти на грохот орудий.
Американских орудий! Он надеялся, что, как только выйдет к своим, сразу же покажет на карте местонахождение лагеря и всех – а среди них были и умирающие – освободят. Но проливной дождь, непроглядная темень и, наконец, болезнь сыграли с ним злую шутку; он не вышел к своим, и все военнопленные погибли.
5
Так американцы называли бойцов патриотических сил Южного Вьетнама.
- Предыдущая
- 29/120
- Следующая