Прах к праху - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 49

— Боюсь, что я не имею права давать какие-либо комментарии. Как давно вы знакомы с Джиллиан?

— Примерно год. Она приезжала сюда каждую пятницу — либо до, либо после сеанса у психотерапевта. Так мы и познакомились.

Мишель сделала глубокую затяжку и выдохнула дым через редкие зубы. Глаза ее были с легкой поволокой, слишком узкие, слишком жирно обведенные черным карандашом. Ресницы короткие, но густо намазанные тушью. Действительно, внешность специфическая. Как там выразился на ее счет Ванлис? Лиска подумала, что самое подходящее слово — крутая.

— И когда вы в последний раз ее видели?

— В пятницу. Она заглянула сюда по пути к своему вампиру.

— Вам не нравится доктор Брандт? Вы с ним знакомы?

Мишель прищурилась, глядя на нее сквозь завесу дыма

— Я знаю лишь то, что это пиявка, которая сосет у людей деньги. Ему наплевать на все их проблемы, лишь бы в его кошельке звенели монеты. Я постоянно советовала ей завязать с этим делом или хотя бы найти психотерапевта-женщину. Потому что ей он ни с какого бока не был нужен. Ему же от нее требовалось лишь одно: запустить лапу в карман ее папаши и как можно больше оттуда выгрести.

— А вы знаете, почему она обратилась к Брандту?

Мишель бросила взгляд куда-то за плечо Лиски, скорее всего в окно.

— Депрессия, проблемы с родителями… Сначала те развелись, затем мать умерла, не сложились отношения с отчимом. Обычная история.

— На мое счастье, со мной такого не было. Она рассказывала вам что-то конкретное?

— Нет.

Лжешь, решила про себя Лиска.

— А наркотики она не принимала?

— Ничего серьезного.

— Это как понять?

— Немножко «травки» время от времени, когда ей совсем становилось невмоготу.

— И у кого она ее покупала?

Файн тотчас напряглась. Лицо превратилось в каменную маску, отчего шрамы на нем, казалось, выделялись еще сильнее.

— У одного знакомого.

«Ага, у тебя, голубушка», — сделала вывод Лиска и развела руками.

— Послушайте, я не собираюсь никого сдавать из-за пары покурок. Просто хочу знать, не имела ли Джиллиан каких-нибудь врагов в этих делах.

— Нет. И вообще, это бывало крайне редко, в отличие от Европы. Там она чего только не перепробовала — и секс, и наркотики… Но когда вернулась, то завязала и с тем и с другим.

— Вот так просто, взяла и завязала? То есть приехала сюда и начала монашескую жизнь?

В ответ Мишель лишь пожала плечами и стряхнула пепел с сигареты.

— Она пыталась наложить на себя руки. Мне кажется, такое не проходит бесследно.

— Где? Во Франции? Она пыталась совершить самоубийство?

— Так она мне сама рассказывала. Отчим на какое-то время запер ее в психиатрической клинике, видя, что из-за него у нее едет крыша.

— Это как понимать?

— Так, что он клеился к ней и в конце концов трахнул. Она же какое-то время думала, что он ее любит. Даже хотела, чтобы он развелся с матерью и женился на ней.

Мишель сказала об этом как о чем-то малозначительном, как будто такие вещи были нормой в ее мире.

— Она выпила целый пузырек таблеток. И тогда отчим упек ее в психушку. А когда вышла оттуда, то вернулась сюда.

Лиска быстро занесла в блокнот новую информацию — как и положено, только ей известным стенографическим почерком, который от охватившего волнения стал непонятен даже ей самой. Это надо же, сколько всего она нарыла! Ковач будет в восторге.

— Скажите, отчим приезжал сюда ее проведать?

— Нет. Думаю, он сильно перетрухнул, когда она пыталась покончить с собой. По словам Джилли, он ни разу не навестил ее в психушке. — Мишель выдохнула облако дыма и вновь бросила взгляд куда-то в сторону. — Да, грустно, когда такие вещи принимают за любовь, — добавила она.

— А в каком настроении она приехала в прошлую пятницу?

Костлявые плечики поднялись и опали.

— Не знаю. Трудно сказать. Слегка заведена, наверно. Мне было не до нее — наплыв посетителей. У нас даже не нашлось минутки, чтобы поговорить. Я сказала ей, что позвоню ей в субботу.

— И как, позвонили?

— Да, нарвалась на автоответчик. Я оставила сообщение, но она мне так и не перезвонила.

Мишель вновь невидящим взглядом посмотрела в окно. Мысли ее вернулись к прошлым выходным. Вдруг она сделала что-то не так, вдруг она могла предотвратить трагедию?.. Лиска видела такое выражение лиц не раз. В следующий миг по щеке собеседницы уже катились слезы, а губы поджались.

— Я подумала, что она просто заночевала у отца, — сказала Мишель, взяв себя в руки. Слова давались ей с трудом. — Я надеялась, что мы пересечемся в воскресенье, а затем… Я даже не…

— А что вы делали в воскресенье?

Мишель покачала головой.

— Да так, ничего особенного. Поздно встала, прогулялась вокруг озер… Как обычно.

Она прижала к губам руку и крепко закрыла глаза — пыталась вновь взять себя в руки. Это давалось ей явно нелегко. Бледное лицо покраснело, официантка старалась сдержать слезы. Лиска терпеливо ждала.

Немолодые мужчины за столиком у окна теперь спорили об искусстве перформанса.

— Неужели пописать в бутылку, набитую распятиями, — это, по-вашему, искусство? — вопрошал тот, что в берете.

Его собеседник с эспаньолкой развел руками:

— Но ведь это авторская позиция. А значит, искусство!

Блондин перевернул газету другой стороной — той, где размещались объявления «требуются», — и посмотрел на Мишель. Лиска в свою очередь одарила его профессиональным суровым взглядом, и блондин вновь уткнулся в газету.

— А остальная часть выходных? — спросила она, возвращаясь к теме разговора. — Что вы делали в пятницу вечером после работы?

— Почему вы спрашиваете? — тотчас ощетинилась собеседница, и в голосе послышалась агрессия и едва ли не паника.

— Рутинный вопрос. Нам требуется знать, где в ночь убийства были родные и друзья Джиллиан. Вдруг она пыталась связаться с вами.

— Она не пыталась.

— То есть вы были дома?

— Я пошла на последний сеанс в кино, но у меня всегда включен автоответчик. Если бы она захотела, то оставила бы сообщение.

— Вам когда-нибудь доводилось ночевать у нее дома?

Мишель напряглась, вытерла рукой глаза и нос и сделала очередную затяжку. Лиска заметила, что руки ее трясутся.

— Да, иногда. Мы вместе сочиняли музыку. Жаль, что Джилли не выступает на сцене, у нее классно получается.

Мишель говорила о подруге так, как будто та еще могла войти сюда. Такое часто бывает с теми, кто потерял близкого или друга.

— В комоде второй спальни мы нашли кое-какие вещи. Не похоже, что они принадлежат ей.

— Это мои. Она живет черт знает как далеко, у самой реки. Иногда мы засиживались допоздна, и тогда я у нее ночевала.

— У вас есть свой ключ?

— Ключ? Ну, вы скажете! Я ведь там не живу.

— Скажите, а дома у нее всегда был порядок?

— А какая разница? Это что-то меняет?

— У нее идеальная чистота и порядок, или она неряха?

Было видно, что до Мишель не доходит смысл вопроса.

— Наверное, все-таки неряха. Вещи разбросаны повсюду — одежда, посуда, пепельницы. Но какая разница? Ее ведь все равно уже не вернуть.

Мишель вновь опустила голову, залилась краской и попыталась сдержать новую волну душевных мук, которая не заставила себя ждать.

— Он сжег ее! О господи!

Сквозь накрашенные ресницы просочились две слезинки и упали на бумажную салфетку.

— Нам до сих пор не известно, что с ней случилось.

Файн оставила сигарету дымиться в пепельнице, а сама уткнулась лицом в ладони. Никаких рыданий. Просто пыталась сдержать слезы.

— Может, она просто уехала из города на несколько дней, — предположила Лиска. — Мы пока что не знаем. А вы?

— И я нет.

— Вам известен кто-то, кто мог бы обидеть Джиллиан?

Мишель покачала головой.

— У нее был бойфренд? Пусть даже бывший. Парень, который бы проявлял к ней интерес.

— Нет.

— А вы сами? У вас есть бойфренд?

— Нет, — прошептала Мишель, глядя на дымящуюся сигарету. — Зачем он мне понадобился?