Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт - Страница 7

• Предыдущая
• 7/186
• Следующая

– Боюсь, завтра мне предстоит трудная встреча с грозным обитателем Афин, – сказал Хейвелок, открыв дверь номера и пропуская даму вперед.

– Вот еще глупости, – запротестовала та. – Этот тип совсем не джентльмен. Он из Эпидаруса, а в Эпидарусе джентльмены не водятся. Старый козел из деревенских, разбогатевших за счет других. Одно из самых отвратительных наследий режима.

– Отсюда мораль, – проговорил Майкл, направляясь к бару, где была припрятана бутылка первоклассного шотландского виски и стояли стаканы, – пребывая в Афинах – сторонись эпидарцев.

Он разлил виски по стаканам.

– Вам часто приходилось бывать в Афинах?

– Несколько раз.

– Что вы делали? Какая у вас работа?

– Что-то покупал… что-то продавал.

Хейвелок повернулся и, неся стаканы, увидел то, что и ожидал увидеть, хотя не так скоро. Женщина сняла тонкую шелковую накидку, бросила на стул и принялась расстегивать пуговицы на платье, призывно обнажив свои пышные груди.

– Вы не купите меня на ночь, – сказала она, принимая стакан свободной рукой. – Я добровольно последовала за вами, любимый Майкл Хейвелок. Я правильно произнесла ваше имя?

– Даже очень мило.

Она приблизилась, коснулась своим стаканом его стакана. Затем подошла вплотную и провела пальцами по его губам, по щеке, затем обняла за шею и привлекла к себе. Они слились в поцелуе. Ее чуть приоткрытые пухлые губки и язычок заставили Хейвелока потерять голову. Прильнув к нему, она взяла его левую руку и прижала к обнаженной груди. Затем чуть откинулась и прошептала:

– Где здесь ванна? Мне надо… переодеться.

– Там.

– Почему бы и вам не надеть что-нибудь полегче? Встретимся в постели. Вы такой… такой милый, я так вас хочу.

Захватив со стула свою накидку, она – воплощенная чувственность – прошла мимо кровати в ванную, но прежде чем закрыть дверь, обернулась и послала ему через плечо взгляд, полный любви, быть может, фальшивой, но все равно возбуждающей. Классная проститутка готова была продемонстрировать все, что умеет, и он с нетерпением ждал.

Майкл быстро разоблачился до трусов, захватил в постель виски и, отбросив покрывало и одеяло, нырнул под простыню. Но только он потянулся за сигаретой, как услышал низкий мужской голос:

– Добрый вечер, дружище.

Хейвелок мгновенно развернулся, инстинктивно нашаривая под подушкой оружие, которого там, разумеется, не было. В дверях ванной комнаты стоял лысоватый мужчина, знакомый Майклу по десяткам фотографий на протяжении многих, многих лет. Это был человек Москвы, один из самых влиятельных работников КГБ. В руке он держал автоматический пистолет. Раздался щелчок. Ударник встал на боевой взвод.

– Теперь можете идти, – сказал русский спрятавшейся за ним женщине.

Та проскользнула мимо него, бросила взгляд на Хейвелока и, пробежав через комнату, скрылась за дверью.

– Вы Ростов, Петр Ростов. Начальник Управления внешней стратегии. КГБ. Москва.

– Ваша внешность и имя мне тоже известны, так же как и ваше личное дело.

– К чему все эти сложности, «дружище»? – Слово «дружище» Хейвелок произнес ледяным тоном, никак не вязавшимся с его значением. Он покрутил головой, пытаясь разогнать туман от смеси туземных напитков с виски. – Вам следовало просто остановить меня на улице и пригласить на выпивку. Вы узнали бы ровно столько, сколько узнаете сейчас. В сведениях, поверьте, не было бы ничего ценного. Конечно, если вы здесь не для того, чтобы прикончить меня.

– Никаких жестокостей, Гавличек.

– Хейвелок.

– Сын Гавличека.

– Я был бы весьма благодарен, если бы вы перестали напоминать мне об этом.

– Пистолет у меня, а не у вас. Поэтому решать буду я. – Ростов снял оружие с боевого взвода, но ствол по-прежнему был направлен в голову Майкла. – Впрочем, ваше далекое прошлое не интересует меня. Меня или, если хотите, нас заботит ваша недавняя деятельность.

– Из этого следует, что ваши агенты зря получают деньги.

– Они присылают сообщения удручающе часто, хотя бы для того, чтобы оправдать свое существование. Но насколько их информация соответствует истине?

– Если в ней говорилось обо мне в том смысле, что все кончено, то она вполне достоверна.

– «Кончено»? Какое неудачное слово, в нем звучит безнадежность. Впрочем, его можно толковать по-разному. Кончено с чем? С одной операцией для того, чтобы приступить к следующей?

– Кончено со всем тем, что может вас интересовать.

– Значит, вы вне сферы наших интересов? – переспросил сотрудник КГБ. Он вышел из дверного проема и прислонился к стене. Ствол пистолета теперь был направлен Хейвелоку в горло. – Следовательно, ваше правительство не использует вас ни в каком официальном качестве? Трудно поверить. Боюсь, это был страшный удар для вашего дражайшего друга Энтони Мэттиаса?

Майкл внимательно посмотрел в глаза кагэбисту и перевел взгляд на пистолет в его руке.

– Совсем недавно один француз тоже упоминал Мэттиаса. И я сказал ему все то, что повторяю сейчас, хотя не вижу в этом никакого смысла. Ведь вы заплатили ему за то, что он упомянул Мэттиаса, не так ли?

– Граве? Да он же нас презирает. Этот француз ухитряется вести себя прилично, лишь когда бродит по музеям Кремля или изучает залы Эрмитажа в Ленинграде. Он способен сказать нам все, что угодно.

– Зачем же вы его использовали?

– Дело в том, что вы ему симпатичны. А в этом случае куда легче отделить правду от лжи.

– Следовательно, вы ему поверили.

– У нас просто не было выбора. Видимо, вы сумели его убедить. Как отнесся государственный секретарь, такой блестящий человек, такой харизматический тип, к отставке своего любимого выученика?

– Не имею ни малейшего представления, но полагаю, что с пониманием. Я уже говорил Граве и сейчас повторяю. Мэттиаса я не видел уже несколько месяцев. У него и так хватает проблем. Зачем же он станет заниматься еще и моими, своего бывшего ученика?

– О, вы были для него не только учеником, а гораздо больше. Вы в Праге встречались домами. Вы стали тем, что вы есть…

– Был…

– …благодаря Энтони Мэттиасу, – закончил русский, не обращая внимания на возражения Майкла.

– Все это случилось давным-давно.

Ростов помолчал и, слегка опустив ствол пистолета, произнес:

– Прекрасно, оставим прошлое в покое. Поговорим о настоящем. Конечно, незаменимых людей нет, но вы кадр чрезвычайно ценный. Опытный, весьма продуктивный.

– Ценность личности и ее продуктивность – неизбежное следствие обязательств, взятых на себя самой личностью. У меня больше нет никаких обязательств. Скажем так, я их утратил.

– Не явствует ли из ваших слов, что вас можно совратить, – кагэбист еще ниже опустил ствол, – и заставить взять на себя новые обязательства?

– Вы сами прекрасно знаете ответ. Не говоря уже об отвращении, которое я испытываю к вашей конторе последние пару десятков лет, следует также учесть, что мы внедрили одного-двух агентов на площадь Дзержинского. Я не хотел бы, чтобы против моего имени стояла пометка: «не подлежит исправлению».

– Какое лицемерное словообразование. В нем как бы кроется сочувствие ваших палачей.

– Звучит именно так.

– Некрасиво, – заметил Ростов, выдвинув чуть вперед руку с пистолетом. – У вас нет лингвистических проблем такого рода. Предателя называют предателем. А знаете, я ведь могу вас увезти?

– Ну, это совсем не просто. – Майкл не двигался, в упор глядя на русского. – В гостинице, как вам известно, есть лифты и коридоры. Надо пройти вестибюль, затем перейти через улицу. Риск слишком велик. И если вы проиграете, то можете потерять все. Мне же терять нечего, разве что камеру на Лубянке.

– Не камеру, а комнату. Мы не варвары.

– Простите. Комнату. Подобные есть и у нас в Вирджинии. Они предназначены для таких, как вы. Но все это напрасная трата денег. Когда люди нашей профессии выходят из дела живыми, на службе многое приходится менять. В распоряжении химиков есть весьма действенные средства.

• Предыдущая
• 7/186
• Следующая