Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт - Страница 38

• Предыдущая
• 38/186
• Следующая

Майкл поднялся, наблюдая, как серо-голубое облачко растворяется в воздухе над Палатином. Расстегнул пиджак. Тело болело в результате ушибов, полученных от заткнутого за пояс большого пистолета. Он извлек «магнум», взглянул на глушитель и неверной походкой направился по траве к Огилви. Рыжеволосый агент дышал с трудом, но взгляд его был ясен. Он прекратил попытки встать на ноги, посмотрел в лицо Майкла, затем на пистолет в его руке.

– Давай, Навахо, – выдавил он практически шепотом, – избавь меня от хлопот.

– Не скрою, у меня было такое намерение, – ответил Хейвелок, глядя на изможденное, изрезанное морщинами, со всеми признаками смертельной болезни лицо бывшего оперативника.

– Не думай. Стреляй.

– Но с какой стати? Ты явился сюда не для того, чтобы убивать. Всего-навсего хотел похитить. Кроме того, у тебя нет ответов на мои вопросы.

– Я на все ответил тебе.

– Когда?

– Да всего пару минут тому назад… Гавличек. Война. Чехословакия, Прага. Твои отец и мать. Лидице. Разве все это не имеет отношения к нашему делу?

– Что ты бормочешь?

– Ты повредился головой, Навахо. Я не вру.

– Что?

– Ты не видел этой самой Каррас. Она мертва.

– Она жива! – прокричал Майкл, присаживаясь на корточки рядом с посланцем Вашингтона и схватив его за борта помятого пиджака. – Будь ты проклят! Она меня видела и скрылась!

– Невозможно, – сказал Огилви, покачав головой. – На Коста-Брава ты был не один. Там присутствовал еще один человек. У нас имеются его показания; он привез вещественные доказательства… части одежды… группа крови… Она умерла на побережье Коста-Брава.

– Но это же ложь! Я провел там всю ночь! Я спустился от дороги на пляж. Там не было никакой одежды; она бежала, ее никто не касался до тех пор, пока она не умерла, пока в нее не попали пули. Кто бы она ни была, ее труп вынесли нетронутым. Ничего не было разорвано, ничего не осталось на песке пляжа! Откуда ваши сведения? Эти свидетельские показания сплошная ложь!

Огилви лежал неподвижно, дыхание стало ровнее. Его глаза сверлили лицо Хейвелока. Было заметно, что стратег лихорадочно пытается обдумать услышанное и процеживает через аналитическое сито каждое слово Майкла в поисках истины.

– Но там было темно, – монотонно произнес он. – Что ты мог видеть?

– Когда я спустился на песок, солнце уже встало.

Огилви поморщился, склонив голову к левому плечу. Губы его напряглись, острая боль, очевидно, разлилась от груди и захватила руку.

– Тот человек, который видел… у него случилась коронарная недостаточность через три недели… – с трудом проговорил шепотом Огилви. – Он умер на своей проклятой яхте в Чесапикском заливе… Если ты прав, то в Вашингтоне есть проблемы, о которых ни ты, ни я не имеем ни малейшего представления… Ты должен помочь. Нам надо отправляться в Паломбару.

– Ты отправишься в Паломбару. Я же никуда не двинусь, не получив ответа.

– У тебя нет выхода! Тебе отсюда не выбраться без меня, клянусь Священным Писанием!

– Ты слегка отстал от жизни, Апачи. Я взял этот «магнум» у красотки. Нанятой тобой красотки. Кстати, ее приятель сейчас вместе с ней. Оба отдыхают на дне мраморной ванны.

– Не они, а он! – Бывший агент казался очень встревоженным. Он с трудом приподнялся на локтях и, щурясь от яркого солнца, начал внимательно осматривать холм выше убежища Домициана. – Этот человек ждет, наблюдает за нами, – прошептал Огилви. – Опусти пистолет! Не демонстрируй своего превосходства! Да быстрее же!

– Кто? Почему? О чем ты?

– Ради бога, делай как я говорю! Быстрее!

Майкл покачал головой и поднялся на ноги.

– Все твои трюки, Ред, ничего не стоят, слишком давно отошел ты от дел. Та же вонь, что доносится сюда от Потомака, исходит и от тебя.

– Не надо! Нет! Не стреляйте! – закричал бывший агент. Его округлившиеся глаза сфокусировались на какой-то точке на холме.

Затем, словно выбрав из невидимых внутренних резервуаров последние силы, он неожиданно вскочил на ноги и, вцепившись в Хейвелока, начал тянуть его прочь с каменной тропы.

Майкл поднял пистолет за ствол с намерением раскроить Огилви череп. В этот момент до него откуда-то сверху донеслись два хлопка, два приглушенных выстрела. Огилви схватил воздух широко открытым ртом. Громко выдохнув – выдох сопровождался ужасным звуком булькающей жидкости, – он обмяк и упал спиной на поросшую травой землю. Горло бывшего агента было разорвано. Его сразила пуля, предназначавшаяся Майклу.

Хейвелок нырнул вниз. Последовало еще три запоздалых выстрела. Он побежал вдоль выщербленной стены, держа «магнум» у лица, и, достигнув ее конца, осторожно выглянул в проделанную временем амбразуру в форме латинской буквы V.

Тишина.

Рука. Плечо. За группой дикорастущих кустов. Сейчас или никогда! Майкл тщательно прицелился и быстро выпустил четыре пули подряд. Над кустами поднялась окровавленная рука и следом за ней – плечо. Раненый мужчина возник из-за укрытия и поспешно заковылял по направлению к гребню холма. У него были коротко стриженные черные волосы и темно-коричневая кожа. Кожа цвета черного дерева. Убийца с Палатинского холма был не кто иной, как руководитель секретных операций в северном секторе Средиземноморья. Это он нажал на спуск, движимый гневом или страхом, а то и сочетанием обоих этих чувств. Опасался ли он того, что его деятельность перестанет быть тайной, а столь тщательно культивируемая агентурная сеть разрушится? А может быть, он хладнокровно выполнял полученный приказ? Еще один вопрос, еще один бесформенный фрагмент чудовищной мозаики.

Хейвелок повернулся и, вздохнув, оперся спиной о стену. Он был испуган и обессилен. Он чувствовал опасность вокруг себя, как в детстве, в те ужасные годы. Майкл посмотрел вниз на Джона Филипа Огилви, которого все знали как Реда[25] Огилви. Несколько минут тому назад он был только приговорен к смерти, а сейчас уже стал покойником. Бывший оперативник погиб, спасая жизнь человека, которого не хотел видеть мертвецом. Апачи прибыл в Рим вовсе не для того, чтобы убить Навахо, а чтобы его спасти. Стратеги в Вашингтоне не знают, что вся их жизнь запрограммирована лжецами. У штурвала стояли лжецы. Но почему так? Какую цель они преследуют?

На раздумья нет времени. Надо выбираться из Рима, из Италии. Поспешить в Коль-де-Мулине, а если и там он не достигнет успеха – уехать в Париж.

К Дженне. Он всегда к ней стремился. А сейчас сильнее, чем когда бы то ни было.

На то, чтобы сделать два звонка из разных телефонных будок переполненного людьми аэропорта Леонардо да Винчи, потребовалось сорок семь минут. Первый звонок Хейвелок сделал в секретариат директора Римской службы безопасности – учреждения, которое выступало в качестве сторожевого пса и бдительно следило за всеми тайными действиями иностранцев в Италии. После того как Майкл кратко в сжатой форме изложил суть нескольких операций, имевших место в недавнем прошлом, его в нарушение всех правил и без упоминания имени соединили с помощником директора. Меньше чем за минуту Хейвелок сумел сказать ему все, что хотел, и повесил трубку. Второй звонок был сделан из кабины в противоположном конце зала. На сей раз разговор был с редактором «Il Progresso Giornale» – одной из самых политизированных, тенденциозных и антиамерикански настроенных газет. Учитывая суть дела и его значение для газеты, синьор redattore оказался куда доступнее синьора direttore. Когда журналист прервал Хейвелока, потребовав назвать свое имя и дать дополнительные разъяснения, тот внес два встречных предложения: во-первых, связаться с административным помощником директора Службы безопасности и, во-вторых, установить наблюдение за американским посольством и особенно обратить внимание на упомянутого дипломата.

– Да кто же вы, наконец? – взорвался редактор.

– Addio, – произнес в ответ Майкл и повесил трубку.

• Предыдущая
• 38/186
• Следующая