В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/102
• Следующая

На алтаре варвары сделали мерзость. В храме было пусто и голо, как в покинутом людьми доме.

Цессий Лонг подъехал в сопровождении Корнелина и врача Александра к святилищу, и через невысокую ограду они с гневом смотрели на храмовой двор, где среди конского навоза белела оскверненная богиня.

Александр горько усмехнулся:

– Если верить некоторым поэтам, то подобная же участь ждет в будущем и храмы Рима.

Цессий Лонг с недовольным видом повернулся к нему:

– Мало ли что напишут ваши стихотворцы!

– Рим не может погибнуть, – с убеждением произнес Корнелин, большой поклонник древней римской доблести. – Ибо тогда на земле наступил бы мрак.

Но, очевидно, Цессий Лонг не был расположен вести разговор в подобном духе. Писавший с грамматическими ошибками, никогда не державший в руках ни одной философской книги, легат избегал касаться таких вопросов, где требовалось знать поэтов или историю. Конечно, он кое-чему научился во время ужинов, на которые его приглашали по положению, и не раз слышал, поедая вкусные яства, как соседи по столу, вместо того чтобы отдать дань какому-нибудь блюду, читали стихи, но в глубине души полагал, что ни Гомер, ни туманные рассуждения не стоят выеденного яйца. Слова Александра о возможной гибели Рима он тоже почитал неприличными в устах римлянина, поэтому, процедив сквозь зубы крепкое солдатское словцо, отъехал прочь.

Далекий черный столб дыма, поднявшийся над Аррабоной, уже растаял в воздухе. По-видимому, Лонг не торопился с принятием решения. Основное правило римской военной тактики гласит, что легионы передвигаются порознь, но сражаются вместе. Следовательно, прежде всего надлежало наладить связь с XIV легионом, чтобы общими усилиями разбить врага. С другой стороны, Цессию Лонгу не очень-то хотелось делить лавры с Лицинием Салерном, легатом карнунтского легиона. При благоприятных обстоятельствах Лициний мог захватить Аррабону под самым носом у Лонга, использовав к своей выгоде приход XV легиона, оттягивавшего силы варваров. Кто получит тогда награду?

Вероятно, приблизительно так рассуждал Цессий Лонг, эта старая лиса, когда обдумывал предстоящее сражение. Обычно он принимал решения самостоятельно. Однако на этот раз ему захотелось выслушать совет Корнелина, возившего с собой какие-то свитки. Легат не знал, что это были «Записки о Галльской войне» и книги Тита Ливия. Трибун действительно читал подобные сочинения. Может быть, воспоминания о Фабии Кунктаторе заставили его преподать совет не спешить ввязываться в бой. Все время прибывали вспомогательные части. Если на них трудно было рассчитывать в битве с варварами, то они укрепляли связь с Аквилеей, где оставалась надежда в случае надобности получить подкрепления или найти опору при неблагоприятном исходе сражения.

От укрывшихся в роще поселян удалось узнать, что варвары разграбили Аррабону. Перепуганный, но словоохотливый пастух рассказывал:

– Варвары окружили город со всех сторон. Поэтому немногим удалось бежать из Аррабоны. А другие и не пожелали этого сделать.

Корнелин, расспрашивавший пастуха, хмурился.

– Почему не пожелали?

– Прячутся, где кто может. Некоторые погибли. Есть и такие, что уже продают варварам товары, как будто бы ничего не случилось.

– Эти люди называют себя римлянами! – с горечью произнес Корнелин.

Но всем известно, что иногда бывает так, когда приходят варвары.

Старик охотно передавал всякие подробности.

– Первые сарматы переправились через Дунай на плотах. А коней держали на поводу. И те плыли за ними. Еще бежавшие аррабонцы рассказывали, что варвары ужасны только в первые часы нападения, а потом уже не трогают мирных жителей. Когда они жарят захваченных телок или баранов, то не только сами едят мясо, но дают его и всем проходящим мимо, не спрашивая человека, римлянин ли он или сармат. За принесенную амфору вина платят серебряную монету. Но больше всего этих людей занимает земля. Я сам видел. Они разминают ее пальцами и показывают друг другу, покачивая головами, точно удивляясь качествам нашей почвы. Иногда варвары рассматривают римские земледельческие орудия или ярмо быка с большим любопытством. Когда кончается битва, они вкладывают мечи в ножны и не делают различия между свободными и рабами…

Воины и особенно легионные рабы прислушивались к подобным речам с нескрываемым интересом. Но Корнелин посоветовал пастуху держать язык за зубами и не распространять ложных слухов, если не хочет попробовать, что такое розги.

Цессий Лонг уже перестроил легион в классический «квадратный строй». При таком построении четыре когорты находятся впереди, с метательными машинами за спиной, на правом крыле – две когорты, столько же на левом и две – в замке, где остаются и легионные повозки, госпиталь, запасы оружия и прочее. Из квадратного боевого порядка легко перестроиться в так называемый «круг», дающий возможность выдержать нападение варварской конницы с любой стороны. А между тем впереди уже поблескивало оружие. Враг приближался…

Я слышал, как легат сказал Корнелину:

– Кажется, мы начинаем игру…

Старый воин поискал маленькими, заплывшими жиром, но зоркими глазами место на широкой равнине, где предстояло встретиться с неприятелем. Легионная конница под начальством Ация ушла вперед. Его восемьсот всадников представляли собой внушительную силу. Императоры африканского происхождения, ведя непрерывные войны с Парфией, научились ценить коня и значительно увеличили конные части в легионах. Аций получил приказ, по возможности не входя в соприкосновение с противником и не принимая боя, определить его силы и отходить на левое крыло, где не находилось никаких естественных прикрытий. Наоборот, можно было не опасаться обхода конных орд справа, так как там тянулись на значительное пространство заросшие тростником, непроходимые болота.

Легат не отрываясь смотрел вперед, с досадой сдерживая беспокойного коня.

– Корнелин, пора построить фалангу.

Трубачи подняли к небесам медные трубы, и долину огласил тягучий призыв. Когорты стали перестраиваться беглым шагом. Топот ног отдавался в моем сердце тревогой. Солдаты уже сняли со щитов чехлы, предохраняющие металл в дурную погоду от порчи, и строй однообразно блеснул медью. Конница Ация возвращалась рысью, с глухим цоканьем копыт склоняясь влево. И вдруг земля загудела под копытами варварских коней. Мне показалось, что на римлян несется какая-то неотвратимая сила, и мое сердце забилось учащенно.

Но расчет Цессия Лонга оказался правильным. Неприятельский удар должен был разбиться о скалу непоколебимого легионного строя, и надо сказать, что легат вполне мог рассчитывать на упорство своих воинов.

Мы переглядывались с Вергилианом, как бы спрашивая друг друга, что теперь с нами будет. Вергилиан, совсем побледневший, улыбнулся мне.

– Никогда не прощу себе, сармат, если что-нибудь случится с тобой. Это из-за моего легкомыслия ты очутился здесь.

Но я был юн и не очень-то задумывался над тем, что будет через несколько часов. Впрочем, отступать было некуда. Оставалось только положиться на волю Провидения. Помимо своей воли я вспомнил мать, отца, Аполлодора и подумал, что, может быть, никогда уже не увижу милые Томы, казавшиеся мне в тот час необыкновенно уютным городом. С мальчишеским неблагоразумием, которое могло мне дорого стоить, я побежал к солдатам.

Воины приготовились к бою, и я слышал, как они перекликались в строю:

– Марций, если копье проткнет мне брюхо, скажешь моей Фульвии, что я в аду.

– Не сомневайся, окажу тебе такую малую услугу.

– Он и жену твою утешит.

– Не в первый раз. Будем живы – угощаю в первой же таверне…

– Юст, где ты? Крепись, товарищ!

– Ставь крепче ногу при ударе мечом!

Это старый рубака учил какого-то молодого воина, стыдившегося показать свой страх и скалившего зубы. Один солдат, может быть христианин, бил себя в грудь и шептал молитву.

– В строю надлежит соблюдать молчание, – увещевал воинов Корнелин.

• Предыдущая
• 48/102
• Следующая