Великие загадки истории - Пернатьев Юрий Сергеевич - Страница 52

Ту же природу имели и явные несоответствия в социальной ориентации драматурга: его герои благородны, исполнены пре­красных порывов, а их создатель — человек, наделенный практи­ческой сметкой, не чуравшийся ссужать деньги под процент и вес­ти тяжбы с должниками. Однако не забудем, что одно дело писать масштабные исторические хроники, а другое — вести естествен­ную для провинциала борьбу за выживание в столице, где он пробивает  себе дорогу одним только талантом, силой духа и верой в свое предназначение.

Когда же речь заходит о завещании Шекспира, нестратфорди­анцы упрекают драматурга в приземленном деловом стиле при распределении своего имущества между родственниками. Но ведь, кажется, в этом и заключается смысл завещания; или гению, по мысли оппонентов, следует непременно составлять его высоко­парными стихами? По справедливому замечанию некоторых шек­спироведов, истории известны духовные завещания, которые и впрямь написаны в возвышенном ключе. Однако, как правило, они составлялись задолго до смерти и, скорее, являлись плодом литературного творчества, или, как говорили, «искусства умирать». Завещание же Шекспера, по-видимому, составлялось в момент его серьезной болезни, поэтому и написано было рукой обычного клерка. Едва ли в этой ситуации в документе могли появиться философско-поэтические или иные высокие обороты.

Другая интригующая деталь — отсутствие среди упомянутого имущества книг и рукописей. Стоит, однако, отметить, что они не значатся среди материальных ценностей, передаваемых род­ственникам, людям, как правило, малограмотным. Что пользы было бы им в книгах и бумагах? Не исключено также, что Шекспер продал их, покидая Лондон, или отдал друзьям. Правда, об этом уже никто и никогда не узнает, как и о том, какова судьба рукопи­сей пьес и стихов.

Так или иначе, доживать последние годы жизни Шекспир-Шекс­пер вернулся в Стратфорд, город, который даже не встрепенулся при появлении столичного драматурга. Кстати, этот факт нестрат­фордианцы особо подчеркивают: мол, встречали великого поэта не по чину, и это неспроста. Доля истины в этих сомнениях, конеч­но, есть: к Шекспиру, которого в Лондоне считали популярным, в провинции отнеслись с полным равнодушием. Но как могло быть иначе? Если задуматься о понятии «великий», которым потомки так привычно оперируют, то таковым его делают столетия, в течение которых писались критические статьи и учебники, т. е. создавался настоящий культ Шекспира. Теперь же мы невольно переносим современные представления о широкой известности литератора на совершенно иную эпоху, когда полный масштаб личности мог быть еще не осознан. Кроме того, в XVI в. популярность Шекспира, если она была, могла ограничиваться весьма узким кругом образованной аристократии.

С другой стороны, успех шекспировских пьес совсем не означал, что имя их автора хорошо знала хотя бы лондонская публика. Прос­той народ, заполнявший партер «Глобуса», редко интересовался драматургом, зрителей больше волновали занимательный сюжет, бурные страсти героев, проливаемая на сцене кровь. Можно ли удивляться вялой реакции стратфордцев, узнавших, что в город вернулся их земляк, поставивший где-то в столице десяток пьес. Да и вообще, ремесло актера, драматурга, считавшееся низким, никак не могло прибавить в их глазах авторитета человеку, который был сыном добропорядочного горожанина, а затем подался в лицедеи.

К тому же есть еще один нюанс, который очевиден для истори­ков, — сложность социальных отношений. Занятие интеллекту­альным трудом лишь на первый взгляд уравнивало людей разных сословий, в реалиях же XVI в. современники всегда соблюдали дистанцию между джентльменом-поэтом, предававшимся этому занятию на досуге, и поэтом, выбившимся в джентльмены благо­даря своему дарованию. Первых было принято прославлять, вто­рых, в лучшем случае, хвалить в своем кругу. Не забудем также и об иерархии «высоких» и «низких» жанров в литературе той поры. Поэтическая лирика или роман считались престижными формами, в то время как театральная драма оставалась бедной родственницей. Не случайно Шекспир, кем бы он ни был, предпо­читал издавать при жизни только свои поэмы и сонеты, а не пьесы. Не делали этого и другие драматурги. И когда замечательный драматург, современник Шекспира Бен Джонсон первым рискнул опубликовать собрание своих пьес, он тут же подвергся уничижи­тельному осмеянию.

В перечне имен поэтов, увенчанных посмертными лаврами, со­держится ответ, почему среди них нет Шекспира. Его и не могло быть среди поэтов-аристократов, на равных говоривших с госуда­рями. Будь Шекспир трижды популярен, он никогда не смог бы удостоиться подобных почестей из-за традиций современного ему общества. Зато самый заурядный поэт, если он обладал титулом и влиятельными родственниками, в отличие от безродного гения вполне мог вызвать у собратьев по перу поток славословий и ком­плиментов. А уж покинув столицу и вернувшись в Стратфорд, Шек­спер вообще перестал быть интересен даже тем, кто знал его близко. Стоило ли в таком случае ждать бурной реакции на его смерть в сто­лице, если само известие о ней могло достичь Лондона-лишь через несколько месяцев? А потому мысль о том, что кто-то из его неве­жественных родственников специально предпримет поездку в сто­лицу, разыщет знакомых покойного с единственной целью сооб­щить им о печальном известии, представляется не очень реальной.

И все же надо отдать должное стратфордцам. После смерти Шекспира они-таки поставили ему незамысловатый памятник, за который, вероятно, заплатили родные. Впрочем, это бездарное изваяние простояло не очень долго, подвергшись всяческим из­девательствам со стороны поклонников поэта и драматурга. А вот для нестсратфордианцев этот примитивный образ Шекспи­ра был лишним доказательством того, что он просто не мог быть великим поэтом: и лицо его излишне округло, и лысина неблаго­родна, и нос курносый, словом, слишком мало в этом сооружении демонического и слишком много обыденного для великого драма­турга. Помимо прочего грузный бородатый мужчина изображен не с пером и бумагой, как подобало литератору, а опирается всего-навсего... на мешок с шерстью.

Но давайте зададимся вопросом: а могло ли надгробие в тех обстоятельствах выглядеть иначе? Спустя шесть лет после смер­ти Шекспера его наверняка лепил третьеразрядный скульптор, и следовал он отнюдь не свободному полету своей фантазии, а просто выполнял волю заказчиков — родни, которая и опре­деляла, каким именно мир увидит их покойного сородича. Надолго покинутое им и оставшееся малограмотным семейство сделало все, чтобы поддержать репутацию своего блудного сына: Шекс­пир изображен именно таким, каким виделся добропорядочный горожанин. Пресловутый мешок — лучшее, что они могли вло­жить в его руки, ибо это символ почтенного фамильного заня­тия — торговли шерстью, к которой в Англии относились с большим трепетом (вспомним аналогичный мешок с шерстью в английс­ком парламенте).

Таким образом, скульптурный портрет вполне отражает пред­ставления шекспировского семейства о престижном надгробии и имеет малое отношение к самому покойному, бессильному что-нибудь изменить и, как сказал бы Гамлет, не имевшему «ничего в запасе, чтобы позубоскалить над собственной беззубостью». И конечно, совершенно естественной выглядит смена атрибутов в надгробии при его позднейшей реставрации: ведь переделки совершали уже после того, как в свет вышло «Первое фолио» с пье­сами Шекспира и его произведения стали расходиться большими тиражами. Быть может, посмертная слава и коммерческий успех примирили родню с мыслью, что быть известным писателем не ме­нее престижно, чем простым бюргером.

Конечно, когда всем стало ясно, кто такой Шекспир на самом деле, в 1709 г. памятник переделали. Вместо мешка с шерстью в од­ной руке драматурга появилось перо, а в другой — лист бумаги. Как здесь не вспомнить о похвальном слове Шекспиру, составлен­ном в связи с появлением первого собрания сочинений в 1623 г. близко знавшим его Беном Джонсоном: «Ты памятник без могилы»!  Одного этого достаточно, чтобы усомниться, был ли актер Шекспир автором приписываемых ему пьес и не скрывается ли за этим многовековая тайна, которую так упорно пытаются разгадать настойчивые исследователи.