И шарик вернется… - Метлицкая Мария - Страница 18

• Предыдущая
• 18/57
• Следующая

И как же сказать маме, что она, Таня, бросила институт? Верка посоветовала Тане найти работу, хотя бы на полдня. А где? Помог Гарри — устроил ее курьером в детское издательство. Работа Тане нравилась — катайся по всей Москве, времени свободного навалом. И еще — какие-то деньги, тоже нелишние. Иногда авторы, которым она привозила гранки на вычитку или документы, предлагали выпить чаю и перевести дух. Иногда, не очень этого скрывая, напрямую проявляли к ней мужской интерес — кадрились, одним словом. Таких писак Таня опасалась и от чая отказывалась. К чему лишние проблемы? С Сашей она к тому времени окончательно рассталась, компании теперь у нее не было. Верка, кроме Вовки, ничего не видела — правда, кое-как училась. Лялька после училища пропадала у Гриши. В компанию медиков без Саши идти не хотелось, да и встречаться там с ним тоже желания не было. К тому же Таня знала, что у него новая девица и новые отношения.

Однажды, выходя из метро, Таня обратила внимание, какой у идущего перед ней мужчины аккуратный и красивый затылок. Просто идеальный какой-то затылок и коротко подстриженные волосы. «Господи, на ЧТО женщина может обратить внимание?» — удивилась она сама себе. Обогнав незнакомца, она пошла медленно, слегка красуясь. Он поравнялся с ней и завел какой-то незначительный разговор. Впрочем, какой еще разговор может быть в подобной ситуации? Оказалось, они почти соседи — он живет в доме напротив. Предложил ей зайти, выпить чаю. Таня неожиданно для самой себя согласилась. Квартира была однокомнатная, скромная, но очень чистая. Выпили чаю, поговорили о жизни. Смолянский — так звали нового знакомого — рассказал, что ему тридцать пять лет, дважды был женат и дважды разведен. В обоих браках — по ребенку. Первая жена — красавица, вторая — умница. Во втором браке шел от противного. Но не сложилось ни там, ни там. Врач, работает на «Скорой». Родители живут в Подмосковье. Отец — инженер, мать учительница. С ними живет сестра, тоже врач и к тому же старая дева, удивительной чистоты человек. Было видно, что своих стариков и сестру он нежно и трепетно любит. С болью говорил о детях: первая жена общаться с сыном не дает — она в новом, вполне успешном браке, и его общение с сыном — только помеха для их счастливой семьи. С девочкой, совсем маленькой, двухлетней, общаться дозволено, но в той квартире на Старом Арбате есть еще теща и тесть, которые его, мягко говоря, презирают за малодушие, и видеться с ними и с бывшей женой, у которой глаза побитой собаки, почти невыносимо. Еще он доверительно сообщил Тане, что пишет роман о нелегких буднях врачей «Скорой помощи» и об их личной жизни, что вполне понятно. Роман обещали взять в один приличный журнал, и это огромная радость и победа. Теперь он занимается правкой рукописи, и это занимает все его свободное время. Счастье еще, что работа на подстанции сутки через трое.

Таня внимательно слушала его, потом рассказала про свою жизнь — про проблемы в семье, про брошенный институт, про закончившийся роман. Смолянский умел слушать. Потом он проводил Таню до дома, она дала ему свой телефон. Они встретились через два дня, вернее, через два дня Таня пришла к нему. И началась, как она говорила, их полусемейная жизнь. У нее были ключи от его квартиры, и она приходила, когда ей хотелось, — прибиралась, готовила ужин — и уходила на ночь. В общем, никаких обязательств, что, впрочем, вполне устраивало их обоих. Смолянский работал — в комнате стоял старый письменный стол, купленный где-то на барахолке. Таня лежала на диване и читала. Потом они пили чай и говорили о жизни. Он очень нравился ей как мужчина, как партнер, как собеседник. Он был человеком с большим и непростым жизненным опытом, но при этом — наивный, как ребенок. Или — как все мужчины. И несмотря на разницу в возрасте — приличную, надо сказать, разницу, — порой рядом с ним Таня чувствовала себя вполне взрослой и разумной женщиной.

И при этом она отчетливо понимала, что вовсе не влюблена в Смолянского — называла она его только по фамилии, так сложилось, — у этих отношений не может быть никакого серьезного продолжения.

Верка много плакала. Гарри дома бывал редко — примерно раз в неделю — говорил, что приехал «почистить перышки». С одной стороны, Верка радовалась, что отца нет дома, что он не видит ее заплаканных глаз. В конце концов, сколько можно с ней возиться — абсолютно взрослая деваха. Все, что обещал больной жене перед ее смертью, он выполнил. Чужую тетку в дом не привел, Верка была одета, обута, сыта, каждое лето отдыхала на море. В институт он ее поступил. Денег давал больше, чем требуется студентке. Плюс — забитый до отказа холодильник. И это — при нынешнем-то дефиците всего. Впереди — только светлое будущее. А он наконец может расслабиться и получать от жизни удовольствие, что он, собственно говоря, с радостью и делал.

Верка отцу ничего не рассказывала — поила его на кухне кофе, пыталась радостно улыбаться. Болтали о том о сем — о пустяках. Гарри, как всегда, хохмил. Верка улыбалась. А на душе… На душе было тоскливо и тошно. Вовка уехал на Сахалин — говорил, что устроился на рыболовецкое судно, хотел «срубить деньжат».

– На наше с тобой будущее, — ржал он.

Какое там будущее? Верка сходила к его матери: барак, туалет на улице. У подъезда в луже валяется пьяная баба. Мать на кухне жарит рыбу. Запах такой, что Верку чуть не стошнило. Вовкина мать смотрела на нее с искренним удивлением — не понимала, зачем эта фифа пришла. Верка объяснила, что беспокоится — от Вовки было всего два письма, и это за три месяца.

– А, вот в чем дело! — Вовкина мать засмеялась, обнажив наполовину беззубый рот. — А нам он вообще не пишет. Ну и что с того? Помер бы — давно б сообщили. А раз нет, то все в порядке. Значит, живой. Да и куда он денется? — Она махнула рукой и отвернулась к плите. Верка поскорее вышла из этого чада и ада.

«Ишь ты, волнуется! — Вовкина мать повернулась ей вслед и задумчиво покачала головой. — Психует из-за этого дурака. А девка ладная, высокая. Красивая девка. Только черная, как головешка. Может, не русской породы? — И она опять задумалась. Потом спохватилась: — Тьфу, черт! Чуть рыбу не упустила! Иди достань этот минтай сейчас. Полтора часа в очереди отстояла! Еще не хватало из-за какой-то цацы семью без ужина оставить! Все жрать хотят, и муж, чтоб его, и старший сын, и двойняшки, Колька и Васька. Те еще уроды. Все в папашу, мать его…»

Верка шла спотыкаясь, из глаз слезы. Хороши будущие родственнички! Подумать страшно. Понимала, что надо выбираться из этого болота. Добра не будет — сердцем чуяла. Но как? Попыталась закрутить роман с мальчиком из соседней группы. Хороший мальчик, красивый, положительный, из прекрасной семьи. Сходили в кино, потом в театр, потом он ее провожал, стояли в подъезде. Он взял Верку за руки, притянул к себе. Поцеловал. Ее замутило, она вырвалась и убежала. Мальчик ничего не понял, а Верка, придя домой, бросилась на кровать и заревела. Проклятый Гурьянов! Как присушил ее к себе! Просто несчастье какое-то. Она это прекрасно понимала, девочка-то умная. А делать-то что?

Отец ушел из семьи к рыжей Алле, подал на развод. Мать кричала, что развода не даст, он только усмехался:

– Ну попробуй! Детей несовершеннолетних у нас нет, имущество я не делю. А так — вперед! Народ посмешить…

Собрал чемодан. Мать раскрыла его и стала выбрасывать оттуда вещи. Отец сидел в кресле и курил.

– Проверяешь, не прихватил ли чего лишнего? — с усмешкой спросил он.

Мать посмотрела на него с ненавистью. Отец встал и спокойно начал складывать вещи обратно. Лялька стояла в дверном проеме. Он взял чемодан и прошел мимо нее.

– А я? — крикнула она.

Он надел плащ и обернулся к ней.

– Ну, ты уже девочка большая. — Он усмехнулся. — Живешь как хочешь. Совета не спрашиваешь.

Лялька застыла. Значит, все знает. Ну и черт с ним. Ее жизнь, и ее дело, с кем спать и кого любить.

• Предыдущая
• 18/57
• Следующая