И шарик вернется… - Метлицкая Мария - Страница 15

• Предыдущая
• 15/57
• Следующая

В столовой были накрыты столы с бутербродами и лимонадом. В узком актовом зале — танцы. Девчонки обнимали любимых учителей и плакали. В физкультурной раздевалке выпили пару бутылок шампанского, захмелели и совсем раскисли. Потом пошли гулять — на улице уже светало. Спать пришли к Верке. Рухнули как подкошенные. Верка уже с закрытыми глазами прошептала, что завтра будет аутодафе школьной форме. И похороны портфеля. Лялька засмеялась. Таня буркнула:

– Угу.

Заснули.

Впереди маячила настоящая, взрослая жизнь, которая наступит уже завтра. Манящая и волнующая, неизведанная и притягивающая. И конечно — счастливая! Кто бы сомневался! Глупые, наивные дети! И слава богу, что глупые и наивные.

Ну в общем — вперед! Назад дороги точно нет, да никто и не хочет.

Таня отнесла документы в Ленинский пед на факультет дефектологии. Мама сказала, что логопед — прекрасная специальность. Всегда кусок хлеба. Странно, но Таня поступила, правда баллов набрала впритык. В группе были почти одни девчонки, только два полудохлых мальчика, без слез не взглянешь. Учиться было неинтересно — та же школа, только еще зануднее. После первой сессии Таня подумывала о переводе, правда, непонятно куда. Но дома начались неприятности — отчим стал выпивать. Причина, в общем-то, была.

Родители собирались в командировку в Ирландию. Прошли медкомиссию, собрали все бумаги. А на последней инстанции — партсобрании — их зарубили: обнаружилось, что отчим последние восемь месяцев не платил партвзносы. Командировка сорвалась. Мать без устали его пилила — понять ее было можно. Как-то раз он сел за руль хорошо поддатый, разбил машину. Завели дело. Как следствие — попросили с работы. Родители ругались по ночам — Таня не спала и все слышала. Маму ей было ужасно жалко, отчиму она начала хамить. Стала чаще уходить из дома. Ночевала у Верки — если Гарри не было дома и если не оставался Вовка Гурьянов.

На первом курсе попала в компанию студентов Второго меда. Вот где было нескучно! Ребят полно, и все как на подбор, не то что в Таниной богадельне. Собирались на свободных «флэтах», ходили на полулегальные концерты самодеятельных музыкальных групп, в модное кафе «Московское» на Горького. Бегали по театрам, выставкам. Стали своими людьми в выставочном зале на Малой Грузинской. Таня начала прогуливать институт. Летом поехали в Коктебель, где у нее и случился роман. Она была влюблена, но с ума не сходила. Мальчик Саша был хорош собой, достаточно образован и воспитан. Семья потомственных врачей. Отец — известный профессор-кардиолог, квартира на Ленинском, дача в Кратове. На море все было чудесно — купание по ночам, сладкое домашнее вино, еще более сладкие поцелуи. А в Москве немного смущал Сашин образ жизни — его страстью были карты и ипподром. Однажды он взял с собой Таню. С азартом рассказывал ей про лошадей. К нему подходили весьма странного вида люди. Было понятно, что он здесь человек свой. Тане было холодно и неинтересно. Хотелось поскорее домой. Сашу, похоже, она в тот день разочаровала. Но ее это не сильно огорчило.

Перед зимней сессией Таня забрала документы из института. Родители ничего не знали. Как жить дальше, она не очень понимала, стала плохо спать по ночам. Особенно угнетало вранье и предстоящее объяснение с мамой, которой и так сейчас было несладко. От грустных мыслей немного отвлекал уже совсем не платонический роман с Сашей. Впрочем, Таня чувствовала, что их отношения изживают себя. Встречались скорее по инерции, бурных страстей не наблюдалось. Наверно, оно и к лучшему. Важнее было сейчас как-то упорядочить свою жизнь. Или, по крайней мере, попытаться в ней разобраться.

Верка умоляла Вовку пойти учиться, хотя бы в самый захудалый институт. Тот отвечал, что она дура и не понимает: в их семье профессоров отродясь не водилось. Вовка бравировал своим происхождением, тем, что он «от сохи»: отец — мастер на заводе, мать — санитарка в больнице, старший брат — водила. Плюс двойняшки, два пацана. Живут все в двух крошечных комнатах в бараке. Да еще престарелая бабуля, привезенная из деревни. Вовка работал грузчиком в магазине и усиленно занимался боксом, четыре раза в неделю — в секции. Верка умоляла: «Ну хотя бы техникум!»

– Не подхожу по положению? — обижался он.

Подходил. Почти по всему подходил. Ну и что, что не профессорский сынок? Зато щедрый, добрый и надежный. И еще… Еще нежный и сильный. Такой, что сердце заходится, даже от одних воспоминаний.

– Каким местом думаешь? — спрашивала Лялька.

Верка вздыхала и загадочно улыбалась. У нее была своя тайна, подруг она считала детским садом и соплячками. А она, Верка, была женщиной. Короче, все — дураки. Никто ее не поймет. А все потому, что никто подобного не испытал.

Гарри жил своей жизнью. Теперь его любовницей была балерина из Большого, чуть старше Верки. Существовали они с дочерью почти автономно — Гарри был уже спокоен: Верка выросла, учится в университете, потом ее ждет адвокатура, брак с приличным человеком, разумеется, из их круга — уж он посодействует, не сомневайтесь. А у него самого — любимая работа, приносящая хорошие деньги, дорогие костюмы и обувь, модный парикмахер, рестораны, премьеры, красивые и молодые любовницы. Все как положено и — как правильно. Как и должно быть.

Дочери он безгранично доверял — уж кого-кого, а Верку бог мозгами не обидел. В этом он был абсолютно уверен. Про Вовку Гурьянова Гарри, естественно, ничего не знал…

Лялька поступила в медучилище при Первой градской больнице. Училище славилось сильным педагогическим составом и самими, собственно, учениками. Девочки-студентки были из весьма обеспеченных семей — готовились стать косметичками и массажистками. Лялька довольно быстро нашла подруг — Лену Портную и Иру Сорину. Девчонки были абсолютно «свои». С Веркой и Таней они теперь виделись реже — у всех появились другие компании. Лена Портная собиралась с семьей в Америку, так что профессия косметички ей была жизненно необходима. Ира Сорина, уже замужняя дама, после училища собиралась поступать в мединститут — она была девушка с амбициями. Учеба в училище была не из сложных, и у Ляльки оставалось полно свободного времени.

Однажды она позвонила Грише, сказала, что находится в десяти минутах ходьбы от его дома.

– Ну заходи, — ответил он.

Гришина квартира была настоящей берлогой холостяка. Лялька вымыла гору посуды, подмела пол и почистила раковину. Потом сварила картошку, вспороли банку тушенки, открыли бутылку водки. После ужина, вымыв посуду и плиту, Лялька зашла в комнату и оттуда крикнула Грише:

– Где у тебя чистое белье?

Перестелила кровать, взяла полотенце и деловито пошла в душ. Обескураженный хозяин растерянно курил на кухне. Лялька подошла к нему и взяла его за руку.

Он поднял на нее голову.

– Ляль, ты уверена, что права? — жалобно спросил он.

Лялька кивнула:

– Ничего не бойся.

– Я? — рассмеялся Гриша.

Лялька залезла под одеяло. Гриша осторожно лег с краю.

– И ты — не бойся, — прошептал он. — Все будет хорошо. — Потом он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Ляльку. — Не пожалеешь?

Лялька замотала головой.

– Ну, смотри.

– Смотрю, — засмеялась Лялька, — и мне все очень нравится.

Лялька ни в чем не сомневалась. И после — ни в чем не разочаровалась. И ни о чем не пожалела. Абсолютно ни о чем. Впрочем, она это знала и до того.

Светик ходила на курсы с удовольствием. Во-первых, можно было открыто и откровенно краситься — не то что в школе, где ругали за гигиеническую помаду. Во-вторых, она каждый день меняла наряды, благо их имелось предостаточно. Можно было надеть дубленку и не бояться, что ее сопрут. В группе учились одни девицы. Все непростые, с гонором. Разговоры про тряпки, косметику, заграницу, про удачные партии вышедших замуж знакомых. Светик ни с кем дружбы не завела — так, приятельствовала.

• Предыдущая
• 15/57
• Следующая