Розовое дерево - Кэмп Кэндис - Страница 67
- Предыдущая
- 67/83
- Следующая
Джонатан подвел ее к кровати и положил на спину. Они продолжали гладить и ласкать друг друга, он снова начал целовать ее. Наслаждение становилось почти невыносимым, она подумала, что вот-вот разорвется. И когда ей казалось, что уже ничего не может быть прекраснее этого, он начал покрывать поцелуями ее шею, грудь и твердые, почти горящие соски. Миллисент напряглась, но не пошевелилась. Ласка была неожиданна, но от этого еще более приятна. Не переставая целовать грудь, он продолжал ласкать ее бедра, ноги, живот. Внезапно Миллисент почувствовала, что его язык коснулся ее сосков; она затаила дыхание и впилась ногтями в его руку.
Джонатан на мгновение замер, но потом вновь продолжил ласкать соски. Он осторожно обхватил сосок теплыми губами и начал нежно касаться его языком, Миллисент почувствовала, что между ног стало влажно, ее дыхание участилось. Она окунулась в дикое, жаркое море чувственности. Собственное тело показалось ей каким-то новым, незнакомым, испытывающим животные, примитивные желания и страсти.
Джонатан продолжал ласкать ее грудь, вызывая все новые и новые ощущения. Его рука слегка коснулась треугольника волос внизу живота, и Миллисент застыла в удивлении. Он не должен касаться ее там!
Но он делал это. И ей хотелось этого еще и еще, несмотря на смущение. Она боялась, что он почувствует, что там влажно и остановится, но ничего подобного не случилось, когда его пальцы коснулись мягкой шелковистой плоти. Миллисент затрепетала, изгибаясь на кровати, отуманенная безумным удовольствием и почти невыносимым напряжением. Ее бедра инстинктивно задвигались. Она почувствовала непреодолимое, сильнейшее желание, простое и извечное; она хотела чего-то, а чего конкретно — не знала сама. Она должна иметь это. Она должна иметь его…
— Джонатан… — простонала она его имя, и под ее пальцами его кожа стала еще жарче.
Тогда он вошел в нее. Было больно, и все же это было то, чего ей хотелось. Она прикусила губу. Он был в ней, он удовлетворял ее новое, странное, примитивное желание. Когда он начал в ней двигаться, Милли поняла, что это еще не все, что именно сейчас происходит самое прекрасное, сейчас она уносится в мир удовольствий, о которых никогда даже не подозревала. Она часто дышала и стонала, а стоны Джонатана только усиливали ее страсть. Он продолжал двигаться в ней, и она инстинктивно помогала ему, пока не почувствовала, будто ловит его, следует за ним, словно боясь, что сейчас он исчезнет.
Вдруг она ощутила в себе ошеломляющий взрыв блаженства такой силы, что закричала. И немедленно последовала глубокая, безумная реакция Джонатана, его тело начало судорожно содрогаться, изливая страсть. Миллисент, крепко сжав его руками и ногами, вместе с ним испытала эту бурю блаженства.
Потои они начали медленно расслабляться, и постепенно к йим вернулось ощущение реальности. Миллисент чувствовала себя обессиленной, безвольной и ничего не понимающей, все тело стало словно невесомым после испытанного ею самого большого в жизни наслаждения.
— Я люблю тебя, — прошептала она. Слезы душили ее. — Я люблю тебя.
Еще какое-то время они лежали без сна, обнявшись, бормоча нежные, волнующие слова любви, и постепенно начали засыпать. Джонатан спал крепко, а Миллисент вскоре проснулась. Она неподвижно полежала несколько минут, все еще находясь под впечатлением испытанного. Но она знала, что должна уйти, ей нельзя оставаться здесь на всю ночь. Она неохотно поднялась с кровати, стараясь не разбудить Джонатана, и надела ночную рубашку. Милли бросила последний долгий взгляд на спящего мужчину, и сердце ее сжалось. Все в ней перемешалось: боль, наслаждение, любовь. Как она перенесет расставание с ним? Миллисент вдруг испугалась, что сделала страшную ошибку. Теперь провести остаток жизни без Джонатана будет труднее, намного труднее.
Стараясь ни о чем не думать, она вышла из комнаты и поспешила на улицу.
Милли пыталась отогнать от себя тяжелое, мучительное чувство страха, но не смогла; оно обрушилось на нее утром, когда она проснулась. Миллисент оглядывалась, непонимающе моргая. Это была ее старая, знакомая комната, но все же она как-то изменилась. Она поднялась, ощущая какую-то горькую, болезненную безысходность. Боже! Что же ей теперь делать?
Но, конечно, она знала ответ. Она будет делать то, что должна, что решила вчера вечером. У нее была ночь с Джонатаном, именно то, что она хотела, а теперь предстоит жить дальше — до конца своих дней, и поступить так, как она и собиралась. Мрачная перспектива.
Милли умылась, оделась и поплелась вниз. Она не сможет пойти сегодня в церковь. Она просто скажется больной. Не очень уж это и большой грех. Она разрывалась: одна часть ее существа испытывала удовлетворение и радость, тогда как другая — отчаяние и горе.
Перед обедом пришел Джонатан. Он выглядел сияющим, свежим и непозволительно цветущим. Ей было больно смотреть на него. Миллисент поняла, что в ту ночь, когда принимала решение, она не подумала о следующем утре. А сейчас ей нужно сказать, что она не сможет больше встречаться с ним.
И еще она поняла, что не подумала о Джонатане и его чувствах; она поступила эгоистично, беспокоясь только о себе и своих проблемах.
— Миллисент… — Его улыбка была нехной и многозначительной. Грудь Милли стала тверже, и ее снова охватило желание. — Как ты?
— Хорошо, — тихо ответила она и впустила его в дом. Она сцепила руки за спиной, что бы они случайно не потянулись к нему и не обняли его плечи. По выражению его лица она поняла, что он хочет поцеловать ее. Ей тоже этого хотелось. Очень.
И еще ей хотелось кричать. Эта последняя встреча станет пыткой.
— Я хотел поговорить с тобой, — начал он. В его низком голосе звучали интимные нотки.
— Хорошо. — Миллисент прикладывала все усилия, чтобы соблюдать хотя бы видимость приличий. Может, это будет неправильно, но сейчас они беспокоили ее меньше всего.
— Я… я тоже должна поговорить с тобой.
Джонатан улыбнулся:
— Хотя это невежливо, но я буду говорить первым.
Миллисент сцепила руки, внутри у нее все сжалось. Что он собирается сказать?
— Выходи за меня замуж.
Миллисент уставилась на него. Ей показалось, что стало нечем дышать. Она открыла рот, но не могла ничего произнести. Наконец она прошептала:
— Что?
— Я сказал, что хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
— О, Джонатан! — Миллисент, обессиленная, тяжело опустилась на стул. Джонатан озабоченно нахмурился.
— Миллисент?
— Я никогда не думала… я никогда не мечтала, что ты сделаешь мне предложение. — Она подняла на него глаза. — Прошлой ночью я пришла к тебе не для того, чтобы заставить тебя жениться на мне!
— Я знаю. — Он улыбнулся. — Ты считаешь, я мог так плохо о тебе подумать? Я прошу твоей руки не потому, что обязан на тебе жениться. Я хочу жениться на тебе. Я люблю тебя. Я знал это еще до того, как ты пришла ко мне. Та ночь только еще раз подтвердила это. Я хочу быть с тобой каждый день до конца моей жизни.
Миллисент, ошеломленная, какое-то время смотрела на него. Потом отвела взгляд, судорожно вытерев лоб дрожащей рукой.
— Я… я не знала. Я не представляла…
— Ты не представляла, что я люблю тебя? — Джонатан выглядел удивленным; чувство беззаботного счастья, с которым он пришел сюда, стало постепенно сменяться раздражением. — Неужели ты думаешь, что я такой коварный: вначале использовал тебя, а теперь брошу? Что я буду спать с женщиной без любви к ней, без намерения жениться на ней?
— Нет, я не думала, что ты коварный! Я… я знала, что нравлюсь тебе. Но я считала, … ну, что для этого мужчинам не всегда требуется любовь и что ты не собираешься делать мне предложение. Я… ты… Элизабет… — запинаясь, бормотала она, не в состаянии связно высказать свои путаные, сбивчивые мысли.
— Элизабет! — В его голосе появилась злость. — Какого черта ты приплетаешь ее сюда? Причем она здесь?
— Ты все еще любишь ее! Ты сам говорил, что никогда никого не полюбишь, как ее, и что не захочешь во второй раз жениться.
- Предыдущая
- 67/83
- Следующая
