По ту сторону рассвета - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 85

— Эта песня повествует о путнике в засушливой степи, — сказал Бор. — Он идет один и бредит от жажды. Ему снится тенистый сад, в котором цветет роза. Она пламенеет, как будто светится, и тени меняют свою форму, рождая неясные желания. Каждое ее покрывало, каждый лепесток хранит сладкую тайну, как обещание. Она раскрывается — и он видит все не таким, каким видел прежде. Ему снится дождь, но он, просыпаясь, видит, что небеса все так же раскалены и пусты. Он открывает глаза и его мука усиливается, ибо видение исчезло. Голод и жажда терзают его меньше, чем память о ее сладком аромате. Это очень старая песня, мы все ее очень любим.

Еще один круг отвратительного пойла из испорченного квенилас — и гости стали расходиться. Последним, поклонившись, исчез сын вождя.

— Выпей чистого отвара квенилас, — тихо предложил хозяин. — Смой с языка неприятный тебе вкус.

Он сам ополоснул чашку Берена кипятком, плеснув в угол шатра, за ковры, и налил гостю чистого отвара.

— Я знаю, что обычай белить отвар кобыльим молоком вам кажется отвратительным. И обычай делиться женщинами — тоже.

Берен ничего не сказал на это.

— А нам кажутся отвратительными кое-какие ваши обычаи, — продолжал Бор. — Юноши вашего народа делают рабскую работу. Женщины ваши кажутся нам бесстыдными.

— А что вы называете стыдливостью? — не выдержал Берен. — Готовность лечь под того, под кого прикажут, будь это избранный родителями муж или гость вождя, которому хочется угодить? Если вы так воспитываете своих женщин, не диво, что вам приходится заворачивать их в полотно по самые глаза, опасаясь их блуда — они же не знают, как звучит слово «нет»!

— Ваша откровенность тоже многим не нравится, — невозмутимо продолжал Бор. — У нас ее считают глупостью.

— Ты позвал меня в гости, почтенный Бор, чтобы показать своим соплеменникам глупца, который запятнал свои руки работой трэля и имеет наглость при этом называться вождем?

— Я позвал тебя в гости, сын Барахира, чтобы просить о совете. Узнать, что в иных случаях советует мудрость твоего народа, хранимая тобой.

— Вам не хватает своей мудрости?

— Иным хватает, а мне — нет. Ты слышал эту мудрость из уст Вахайрэ. Он отважный воин, он честен и щедр, и предан мне, но своих мыслей у него нет — он думает теми словами, которые в детстве услышал от мудрых нашего племени, высматривающих судьбу народа в кишках жертвенного барана. Боги создали людей сильными и слабыми, одни рождены воинами, другие — рабами, всеми нами правит колесо судьбы, в старые времена было лучше, потому что бог жил с нашим народом, а теперь мы продались белолицым демонам, за что нужно вскоре ожидать небесных кар.

— Белолицые демоны — это эльфы?

— Так их называет кое-кто. Скажи мне, сын Барахира, поведай мне мудрость своих предков: как отличить правильного бога от неправильного?

— Неправильный бог боится, что люди станут такими как он. Правильный бог этого хочет.

Слова, вышедшие из уст Берена, слегка испугали его самого: они родились как будто не в голове, а сразу на кончике языка.

— И вы считаете, что поклоняетесь правильным богам?

— Мы… не поклоняемся им… — Берен с трудом подбирал слова, потому что эти вещи порой трудно было объяснить и простым беорингам, а тут вастак — что он еще себе надумает? — Те, кого вы считаете нашими богами, Валар… Они, как и мы, как и эльфы, Сотворенные… А есть еще Творец…

— Я знаю это, — мягко сказал Бор. — Но у вас говорят: служитель Намо, служительница Ниэнны…

— Намо — это Закон. Тот, кто помнит законы и участвует в судебных делах от имени князя и короля — служит Намо, то есть, Закону. А мудрая женщина разбирает дела, которые неподзаконны… Или по которым служители закона не могут вынести решения — бывает и так. Она служит Милосердию, то есть — Ниэнне. Но им не приносят жертв… Им не поклоняются.

— Но к ним взывают — я сам слышал.

— Да… правда… Намо поставлен Единым, чтобы в мире был закон. Поэтому слуга закона взывает к Намо.

— Вы не приносите ему жертв — считаете, что он должен помогать вам за так?

— Да ведь у нас нет ничего, что требовалось бы ему! Он Вала, Могущество. Он был до начала мира — что мы, смертные, можем дать ему?

— Но вас учили, что и он подчиняется силе больше себя?

— Да. Единому.

— Они, эти ваши Валар, хотят, чтобы вы были как они? Могущественны, бессмертны, прекрасны?

На этот раз Берену пришлось слегка подумать над ответом.

— Манвэ хочет, чтобы мы были мудры, — сказал он наконец. — Элберет хочет, чтобы мы ходили в правде. Аулэ хочет, чтобы мы были искусны. Йаванна желает, чтобы мы понимали живое. Ульмо хочет, чтобы мы были чисты. Намо хочет, чтобы мы были справедливы. Ниэнна хочет, чтобы мы были милосердны. Тулкас хочет, чтобы мы были доблестны. Оромэ хочет, чтобы мы умели упорно преследовать цель, Вана — чтобы мы умели любить. Нэсса желает, чтобы мы радовались. Ирмо — чтобы мы умели в своих снах различать знаки судьбы. Эстэ хочет, чтобы мы были здоровы телом и духом. Вайрэ хочет, чтобы мы помнили все, что с нами было.

— Я не совсем о том тебя спрашивал. А что если они просто боятся, что мы уподобимся им в могуществе — и сокрыли от нас какое-то знание?

— Ну так попробуй его отыскать, если думаешь, что это тебе поможет, почтенный Бор. У нас есть короткая притча: козленок хвалился, что, когда вырастет большим, сделается горным туром. Увы, он вырос и остался козлом. Если кто-то вроде твоего Вахайрэ получит могущество и бессмертие Валы — боюсь, он останется все таким же Вахайрэ, который думает не своей головой, а мозгами жрецов.

— Неплохо сказано, — усмехнулся Бор. — Итак, правильные боги хотят, чтобы мы им уподобились — а неправильные боятся этого. Есть ли у вас предание о войне правильных богов с неправильными богами?

«Осторожней!», — сказал Берен сам себе. — «Эти разговоры не просто так!»

— Такое предание у нас есть, — сказал он. — Неправильный бог восстал против Отца богов, эльфов и людей, был побежден и заточен на долгие годы.

— Вы верите, что это и есть тот владыка, против которого сражаются эльфы?

— Да.

— Отчего же правильные боги им не помогают?

— Они помогают, но незримо. Ты служишь лорду Маэдросу — и тебе неизвестно, почему эльфам отказано в помощи?

Бор кивнул.

— Наша мудрость находит это странным, — сказал он. — В наших преданиях боги не отказывали любимцам в помощи. Что бы те ни творили. Все знают, что лучше не становиться на дороге любимцу и сыну бога. А здесь я услышал о богах, отказавшихся биться против своего злейшего врага только потому, что пролилась кровь.

— Наши боги любят весь народ. Если они кого-то избирают, то лишь для того, чтобы строже спрашивать с этого человека.

— Но откуда вы знаете, как должен вести себя правильный бог, а как — неправильный?

— У нас был случай сравнить и выбрать. У нас тоже когда-то был бог, который приходил в дом на холме и требовал жертв.

— Вот как… — Бор нахмурился. — Вот как… Видишь ли вождь Берен, мы ведь прежде не знали ничего другого… Мы не выбирали… Так сказать, довольствовались теми богами, которые были. Наша мудрость гласит, что человеку не пристало выбирать. Что ему приличествует смирение.

— Все, наверное, зависит от того, перед чем смиряться, — сказал Берен. — Мы смиряемся перед мудростью, перед справедливостью и милосердием, перед доблестью и красотой, которые во много раз превосходят наше разумение. А пред чем же учит смиряться ваша мудрость?

— Перед силой. Разве этого недостаточно?

Берен молча смотрел в лицо Бору. Из-под низко нависающих бровей глаза вастакского вождя смотрели как из-под кромки шлема.

— Ты четыре года сражался один против всех, — сказал Бор. — Ты, наверное, считаешь, что перед силой смиряться недостойно.

Берен все так же молча продолжал смотреть ему в глаза.

— Когда вы были в степи, — тихо сказал он наконец. — К вам приехали двое. Верхами. Мужчина и женщина. Оба одеты в черное, очень просто, но красиво. Они лечили людей и скотину, учили распознавать новые свойства трав, камней и металлов, а вечерами собирали тех, кто хотел, в своем шатре, и беседовали. У каждого на груди была маленькая книжечка; они читали из нее. Сначала все, что они читали, было согласно с тем, чему учили эльфы, но потом все выворачивалось наизнанку…