Сто лет и чемодан денег в придачу - Чевкина Екатерина Максимовна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/83
• Следующая

Бенни признал, что Юлиус рассудил умно, и соответственно свернул на первую же неприметную гравийную дорогу, какую увидел.

Уже начало темнеть, когда троица после четырех с гаком петляющих километров заметила почтовый ящик на обочине гравийной дороги. На ящике было написано «Хутор Шёторп», а рядом имелся съезд с дороги, который предположительно вел именно туда. Предположение оказалось верным. Через сто метров по узкой извилистой дорожке показался дом. Настоящий хуторской дом, крашенный красной охрой, с белыми наличниками и наугольниками, двухэтажный, рядом хлев, а чуть в отдалении, возле озера — сарай, где когда-то, видимо, держали плуги и бороны.

Вид все это имело обжитой, и Бенни медленно подъехал на «мерседесе» к дому. Тут из дома показалась женщина младшего среднего возраста, с огненно-рыжими взъерошенными волосами и в еще более огненного цвета спортивном костюме, с овчаркой, идущей у ноги.

Компания вылезла из «мерседеса» и двинулась женщине навстречу. Юлиус покосился на собаку, но та не выказывала стремления напасть. Наоборот, смотрела на гостей с любопытством и почти дружелюбно.

Так что Юлиус рискнул отвести от нее взгляд и повернуться к женщине. Он вежливо пожелал ей доброго вечера и изложил всеобщее пожелание относительно ночлега и, возможно, чуточку еды.

Женщина посмотрела на это пестрое сборище — один совсем старик, другой почти совсем, а третий… третий ничего мужик, надо признать! И возраст подходящий. И конский хвост! Она улыбнулась сама себе, и Юлиус решил было, что сейчас она даст «добро», но она сказала:

— Тут вам, черт побери,не гостиница!

Ай-яй-яй, подумал Аллан. Ему ужасно хотелось поесть и прилечь. Жизнь оказалась делом вконец изнурительным — теперь, когда он решился, наконец прожить еще один ее кусочек. Что ни говори про интернатское существование, но по крайней мере тело там не разламывалось от мышечной боли, словно после тренировок.

Юлиус, который тоже выглядел обескураженным, сказал, что он и его друзья заблудились и устали и что они, конечно же, готовы заплатить, если их пустят переночевать. Без еды, в крайнем случае, можно и обойтись.

— По тысяче крон за каждого, если только позволите нам где-нибудь приткнуться, — с бухты-барахты предложил Юлиус.

— По тысяче? — переспросила женщина. — Удираете, что ли?

Юлиус ушел от ответа на этот точный вопрос и снова пустился в рассуждения, что они уже долго едут и что сам он, может, как-нибудь и обошелся бы, да вот Аллан уже все-таки в летах.

— Мне вчера сто лет исполнилось, — жалобным голосом вставил Аллан.

— Сто лет? — почти испуганно переспросила женщина. — Ух ты дьявол!

Тут она замолчала, словно призадумавшись.

— Ладно, дьявол с вами, —сказала она наконец. — Можете оставаться. Только чтоб ни про какие тысячи крон я больше не слышала. Сказано же — тут вам, черт побери, не гостиница!

Бенни уставился на нее в восхищении. Он ни разу в жизни не слышал, чтобы женщина успела столько раз выругаться за такой короткий промежуток времени. На его взгляд, это было чарующе.

— Моя прекрасная, — сказал он, — можно погладить собачку?

— Моя прекрасная? — переспросила женщина. — Совсем слепой, что ли? Да гладь, гладь, дьявол с тобой.Бастер добрый. Занимайте комнаты на втором этаже, каждому по комнате, места там навалом. Белье чистое, но осторожно только, там на полу крысиный яд. Ужин будет через час.

И женщина направилась впереди троих гостей в сторону хлева, сопровождаемая справа верным Бастером. Бенни окликнул ее и спросил, есть ли у прекрасной имя. Та ответила, не оборачиваясь, что звать ее Гунилла, но что «прекрасная» тоже звучит, так что «можешь продолжать в том же духе, дьявол с тобой».Бенни пообещал.

— Мне кажется, я влюбился, — сказал он.

— А я знаю, что я устал, — сказал Аллан.

В этот миг из хлева донесся низкий рев, заставивший даже смертельно уставшего Аллана вытаращить глаза. Голос наверняка принадлежал очень большому животному, которого, возможно, мучают.

— Чего орать-то так, Соня, — сказала Прекрасная. — Иду я уже, черт тебя дери!

Юксхюльтский хутор являл собой нерадостное зрелище. За годы, пока Аллан находился на попечении профессора Лундборга, участок зарос лесом. Ветер посрывал с крыши черепицу, и она валялась вокруг, уборная почему-то повалилась, а одно кухонное окно стояло нараспашку, и створки хлопали на ветру.

Аллан пристроился пописать у входа, поскольку никакой уборной у него теперь не было. Потом вошел и уселся на своей пыльной кухне. Окно закрывать не стал. Хотелось есть, но он подавил порыв заглянуть в кладовку и поглядеть, Что там осталось. Было ясно, что особой радости это ему не доставит.

Он тут родился и вырос, но никогда в жизни не чувствовал себя таким бесприютным, как теперь. Не пора ли оборвать эту последнюю нить и уйти отсюда? Да, решено.

Аллан отыскал свои динамитные шашки и сделал необходимые приготовления, прежде чем погрузить на велосипедную тележку все то, что у него имелось ценного. И в июньских сумерках отправился прочь — прочь из Юксхюльта, прочь из Флена. Ровно тридцать минут спустя сдетонировал заряд динамита. Изба взлетела на воздух, и у коровы ближайшего соседа снова случился выкидыш.

Спустя еще час Аллан уже сидел в полицейском участке во Флене и ужинал, внимая ругани полицмейстера Крука. Полиция Флена только что обзавелась полицейской машиной и довольно быстро смогла поймать человека, только что разнесшего в щепки собственный дом.

В этот раз статья обвинения была более очевидной.

— Причинение разрушений общеопасным способом, — провозгласил полицмейстер Крук.

— Вы не могли бы мне хлеба передать? — поинтересовался Аллан.

Этого полицмейстер Крук никак не мог. Более того, он на чем свет ругал своего беднягу заместителя, который по слабости характера пошел навстречу желанию нарушителя поужинать. Тем временем Аллан все доел и дал себя препроводить в ту же самую камеру, где сидел в прошлый раз.

— Тут у вас свежая газетка нигде не завалялась? — поинтересовался Аллан. — В смысле на ночь почитать.

В ответ полицмейстер Крук выключил свет и захлопнул дверь. А на другое утро первым делом позвонил «в тот сумасшедший дом» в Упсалу: пусть приезжают и заберут этого Аллана Карлсона.

Но сотрудник Бернхарда Лундборга и слушать не стал. Карлсон уже обработан, теперь им надо других холостить и изучать. Если бы господин полицмейстер знал, от какого только народа не приходится спасать нацию: тут тебе и евреи, и цыгане, и негры, и мулаты, и умственно неполноценные, и всякие разные еще. А то, что господин Карлсон взорвал свое собственное жилье, не дает ему основания для новой поездки в Упсалу. И вообще, не кажется ли господину полицмейстеру, что с собственным домом человек волен поступать по своему усмотрению? Мы ведь живем в свободной стране.

В конце концов полицмейстер Крук положил трубку. Толку от этих ученых все одно не добьешься. И пожалел, что не дал этому Карлсону уехать еще вчера вечером, как тот и собирался. Так что после благополучного утреннего судебного разбирательства Аллан Карлсон снова уселся на свой велосипед с прицепом. В дорогу ему был выдан сухой паек на трое суток и пара одеял, чтобы укрыться, если будет холодно. Он помахал на прощание полицмейстеру Круку, который не стал махать в ответ, и устремился, крутя педали, на север, потому что эта сторона света, на взгляд Аллана Карлсона, ничем не хуже трех остальных.

Под вечер дорога привела его к Хеллефорснесу — что ж, для начала и хватит. Аллан уселся на лужайке, расстелил одно из одеял и открыл пакет с едой. Жуя ломоть солодового хлеба с копченой колбасой, он разглядывал заводской корпус, оказавшийся напротив. Перед заводом высилась гора литых орудийных стволов. Тому, кто делает пушки, подумал Аллан, возможно, нужен кто-то, кто проследит, чтобы то, что должно взорваться, взрывалось как надо. В этой связи он рассудил, что уехать как можно дальше от Юксхюльта не самоцель. Хеллефорснес вполне подойдет. Если, конечно, тут найдется работа. Возможно, сделанное Алланом умозаключение, связывающее пушечные стволы с возможной потребностью в его, Аллана, специальных знаниях, было несколько наивно. Тем не менее именно так все и оказалось. После короткой беседы с фабрикантом, в ходе которой Аллан изложил избранные места из собственной биографии, он получил работу подрывника.

• Предыдущая
• 14/83
• Следующая